— Знаешь, если подходить с такого бока, то нужно разбираться в деталях. Ты моей девушкой была… я по пальцам эти недели могу пересчитать. И поэтому фактически никакой измены и предательства не было. Ни с моей, ни с Сашкиной стороны. А уж в наших с ней отношениях ты, точно, ничего не понимаешь, да и объяснять и открывать душу, не слишком хочется. Мы оба были совершеннолетние, и то, что у нас сын — это наше с ней дело. Не твоё.

— Ты так рассуждаешь?

— Да, я рассуждаю так.

— И Санька поёт с твоих слов. Понятно.

— Думаю, у нас просто точка зрения по этому вопросу одна. А уж сейчас заставлять нас оправдываться и просить прощения… за Митьку, это даже для тебя слишком.

— Но что-то ты не бросился к Сашкиным ногам, когда приехал. А теперь, значит, у вас семья, ячейка общества. После того, как я тебя из своей жизни вышибла!

— А я считаю, что всё несколько сложнее. К тому же, если я стану тебе говорить, что обомлел, как её увидел, взрослой, — рука сама принялась рисовать в воздухе линии фигуры уже его женщины, но Толя быстренько это пресёк и вернул руку на подлокотник, — ты ведь не будешь от этого в восторге?

— Ты обомлел? — переспросила Анжелика, и её взгляд и тон не сулили ничего хорошего.

— Да, — осторожно отозвался Ефимов, и чтобы как-то сгладить впечатление, поторопился добавить: — обомлел от тебя, что ты… совершенно не изменилась, и от неё, что она изменилась так сильно. — Сделал попытку улыбнуться. — Судьба у меня, видно, такая — две сестры.

— Скотина.

Толя даже глаза закрыл.

— Ты опять.

— Скотина, — повторила Лика с ещё большей уверенностью и жаром.

— Хорошо, хорошо, пусть так. Я ведь не спорю. Буду скотиной. Просьба одна: пусть это останется между нами. С глазу на глаз можешь звать меня и так. Только с Сашкой помирись, она места себе не находит. И мать твоя переживает. Да и ты… наверное.

— Ты уже и про мать мою лучше меня знаешь.

— Не знаю. Но смотрит она на меня с укором, это печалит.

— Ты с ней встречался?

— Она сегодня с Митькой сидит, он затемпературил. Пироги печёт.

Анжелика выдохнула.

— Замечательно. Семейная идиллия. А мне он принёс бутылку вина и два поганых яблока!

— Во-первых, не два, а пять. А во-вторых, выбирал со всей своей обстоятельностью.

— Убирайся вон, а?

— Ты Сашке позвонишь?

— Ефимов…

— Позвонишь?

Лика воинственно сверкнула на него глазами.

— Позвоню!

— Вот и хорошо, вот и прекрасно, — проговорил он, поднимаясь. Анжелика сверлила его взглядом, и не терпелось сбежать от неё, но Толя заставил себя вернуться и посмотреть на бывшую возлюбленную уже без насмешки. — Лика, я, правда, надеюсь, что ты не будешь злиться на меня всю оставшуюся жизнь. И из-за нашего прошлого, и из-за Саши, потому что она всерьёз переживает. Я знаю, что вы, в конце концов, помиритесь, но нам с тобой надо научиться общаться. Ведь хорошее всё-таки было. Пусть и не так много. А я теперь никуда не денусь. Я теперь весь их. — Он рукой в дверной косяк упёрся, и даже выдохнул, надув щёки. Усмехнулся немного нервно. — Я ведь на самом деле её люблю. И мне теперь исправлять и исправлять то, что я наделал. Ты же сама говорила, помнишь: гад, уехал, бросил её с ребёнком. Только это, как оказалось, моя вина, а не того дылды Кашина. Поэтому, Лик, помоги мне. Или хотя бы не мешай. В память о прошлом. О том моменте, когда ты вошла в аудиторию, и я пропал. — Толя улыбнулся ей, а взглянул с мольбой. — Давай помнить об этом. Это ведь на самом деле был самый важный момент моей жизни.

Она молчала, сидела в кресле, закинув ногу на ногу, и на Толю не смотрела. Но выслушала, что внушало определённые надежды. Больше Ефимов ничего говорить не стал, подмигнул Лике, когда заметил, что та на него косится, и добавлять ничего о важности того момента не стал. Но ведь это было правдой. Он увидел Лику, через неё познакомился с Сашкой и вот у них сын. Это навсегда.

Звонок из офиса поймал его уже в магазине игрушек. Толя не на шутку увлёкся выбором конструктора, оказалось, что наборов «Лего» каких только нет — и спасательная станция, и полицейский участок, и гоночная трасса, но Митя хотел пожарную часть, и, в итоге, Толя её и купил, прихватив для комплекта кое-что по мелочи — машинку и гараж ней. И вот в разгар выбора позвонили, и пришлось ехать в офис, что заняло по времени ещё пару часов. Зато, когда появился дома, уже вовсю пахло пирогами. Толя остановился в прихожей, принюхиваясь. Запах пирогов с капустой ни с чем не спутаешь.

— Толя, ты чего? — спросила Саша, появляясь у него за спиной.

Ефимов обернулся на её голос и признался:

— У меня от этого запаха голова кружится. Привыкаю.

Саша улыбнулась, забрала у него большой пакет с покупками.

— Раздевайся. Сейчас тебя обедом покормлю.

— Врач был?

— Был.

— Что сказал?

— Толь, ну что он скажет? Лекарства принимать, по квартире не скакать, горло полоскать. Попробуй Митю заставить всё это соблюдать. Но сейчас, правда, заснул.

— А тёща где?

Саша помедлила с ответом, удивлённая формулировкой, взглядом за Толей следила, но потом всё-таки ответила:

— Ушла домой.

— Зря. Я бы её потом отвёз.

— Она устала, Толя, с пирогами возилась.

Они прошли на кухню, Саша шла следом за Ефимовым и почему-то никак не могла глаз от его затылка отвести, будто пыталась разглядеть, что за мысли у него в голове. А потом уловила тонкий аромат знакомых духов. И когда осознала, чьи это духи, сердце поневоле сжалось. И вопрос вырвался сам собой.

— Где ты был?

Толя руки полотенцем вытер, сел за стол и устало вздохнул.

— Даже не знаю, что тебе сказать, малыш. То ли я прав, то ли глупость сделал. Сам пока не понял.

— Ты был у Лики?

В его взгляде проскользнуло удивление.

— Как ты догадалась?

— По запаху её духов.

— Боже мой, — всерьёз подивился Ефимов. — Это даже страшно.

— Не шути, — попросила его Саша. — Зачем ты к ней ездил?

— Мириться, — просто ответил он. И прежде чем Саша успела напугать себя этим словом до нервного срыва, продолжил: — Но всё пошло как-то не так. Всё-таки Лика жутко злопамятная, ты знаешь?

Оценив его спокойный тон, Саша внутренне расслабилась, присела напротив него, и совсем другим тоном спросила:

— Что пришло тебе в голову? Зачем поехал?

— А что, не должен был? В конце концов, вы из-за меня разругались, надо как-то исправлять ситуацию. Ты же переживаешь, я вижу.

— Толя…

— Сань, я пришёл к ней, как нормальный человек, — решил пожаловаться он. — Купил бутылку её любимого вина, яблок зелёных килограмм, — после этих слов Саша лицо рукой прикрыла, представив эту картину. — Думал: купить цветы, не купить, но решил, что лишнее. А в итоге… — Ефимов выразительно поморщился.

— Что? Она тебя выгнала?

— Да нет, мы с ней даже выпили. За перемирие. И всё вроде бы шло нормально…

Саша наблюдала за выражением его лица, пока Толя говорил, не удержалась и перебила его, чтобы переспросить:

— А она пила за перемирие или за примирение?

— В смысле?

Она смотрела на него и молчала, ждала, когда до Ефимова доходить начнёт. И в тот момент, когда его брови поползли на лоб, кивнула, подтверждая собственные догадки. А Толя негромко выругался, после чего сказал:

— А я-то думаю, чего она так резко в лице переменилась?

— И от чего?

— Ну, я после заговорил о том, что ты переживаешь, что мне это не нравится, и, вообще, негативно сказывается на атмосфере в доме. И после этого я сразу был обозван «скотиной».

Саша снова вздохнула, это было плохо, но куда хуже, когда взгляд настороженный, а вот сейчас Сашины глаза смеялись.

— Толя.

— Что?! — воскликнул он, и тут же тон сбавил, вспомнив, что Митя спит. — Я хотел, как лучше.

— Мы бы всё равно помирились.

— Когда?

— Когда-нибудь.

— А я хотел, чтобы сегодня. Чтобы ты перестала об этом думать. — Он руку протянул, коснулся её щеки, потом ладонь переместилась на Сашину шею и чуть надавила, заставляя её наклонить голову ему навстречу. Через секунду они коснулись друг друга носами, встретились глазами. — Я всё испортил?

Саша разглядывала его, старалась собраться с мыслями. Потом за шею его обняла.

— Ты из-за меня к ней поехал?

Толя едва заметно поморщился.

— Саш, что за мысли? Губительные какие-то, для моей психики. Конечно, из-за тебя. Не могу я видеть, что ты переживаешь, а проблема не решается. — Скромно улыбнулся. — От меня из-за этого отвлекаешься. Куда это годится?

Саша сама его поцеловала, но без пыла, очень нежно и крепко прижалась губами к его губам. А Ефимов тут же прижал её к себе, положив ладонь на Сашин затылок и окончательно портя ей причёску.

— Я люблю тебя. Не сомневайся во мне, — попросил он. — В моём юношеском идиотизме, кроме меня, никто не виноват. Я дурак.

— Люблю дураков.

Только отстранился, посмотрел удивлённо.

— Что это значит? Каких ещё дураков? Ты только меня любишь!

Саша рассмеялась, правда, сквозь душившее её волнение. Но затем подтвердила:

— Только тебя люблю.

Они смотрели друг другу в глаза, затем вместе улыбнулись. А Ефимов ещё и захохотал.

— Видимо, другого такого дурака нет.

— Тише, Толя, — шикнула на него Саша. Из-за стола поднялась, наконец, занялась обедом, поставила на газ кастрюлю с борщом. А Толя заглянул под салфетку, которой была накрыта тарелка с пирогом. Кинул на Сашу изучающий взгляд.