— О каком? Я ничего не сделал.

Толя улыбнулся.

— Я знаю, ты ничего не сделал. Я о другом… о тёте Лике.

— А-а.

— Ты мне ничего не хочешь сказать?

— Не знаю. — Мальчик снова уткнулся взглядом в экран телефона.

Пришлось согласиться.

— Хорошо, подумай. — Толя включил дворники, и пока стояли на светофоре, взглядом за ними наблюдал. Потёр подбородок. — Но можно я тебе кое-что скажу? — Снова посмотрел на сына через зеркало. — Я тебе обещаю, что никто и никогда не сможет меня забрать у вас. Так не бывает. Взрослые люди должны сами принимать решения. И я принял. Но дело даже не в этом. Дело в том, что ты мой сын, и это навсегда. Что бы ни было, что бы у нас с мамой не произошло, — Ефимов даже поискал взглядом обо что постучать, но в машине ничего деревянного не оказалось, но Толя всё равно постучал, о приборную доску, — между мной и тобой это ничего не изменит. Я хочу, чтобы ты это запомнил. Хорошо?

Митя кусал нижнюю губу, но затем кивнул. А Толя выдохнул.

— Вот и отлично. — Решил, что самое главное они прояснили, но как оказалось, нет. Потому что в следующую секунду Митя подался к нему, перед этим отстегнув ремень безопасности, прижался щекой к углу переднего сидения, а Толю спросил:

— А маму ты любишь?

Совершенно простой, понятный вопрос, а у Ефимова неожиданно в горле запершило. Что не помешало ему кивнуть и без всякого промедления ответить:

— Конечно. Я всегда её любил. — Митя едва заметно улыбнулся, удовлетворённо кивнул, а Толя, воодушевлённый его реакцией, добавил: — Как нашу маму можно не любить, да?

Но ответить Митя не пожелал, уже успокоившийся словами отца, вместо этого спросил:

— Ты дашь мне денег на шоколадку? Я хочу «Сникерс».

— А где ты купишь?

— В столовой, у нас продают.

Ефимов согласно кивнул. А когда машину на школьной стоянке остановил, первым делом к сыну повернулся и поцеловал того в лоб.

— После школы сразу домой. Пообедаешь, а я к четырём подъеду.

— Хорошо. — Митька полез из машины и потянул за собой тяжёлый рюкзак. Толя вышел вслед за ним, и попросил:

— И начни делать уроки.

— Папа, я знаю! — Митька даже глаза от возмущения закатил. А вот Толя усмехнулся.

— Знаю, что знаешь. Но мне нравится всё это тебе говорить.

— Хоть кому-то нравится, — вздохнул мальчик и побрёл к крыльцу. Ефимов поспешил его догнать. Как там Саша говорила: очаровать Светлану Аркадьевну? И у него на это пять минут, до звонка.

По дороге в офис всё посмеивался, вспоминая тоскливое выражение на лице сына, севшего за парту перед первым уроком. Было понятно, что Митя устал от учёбы и ждёт не дождётся начала каникул. И он, явно, такой не один, даже Светлана Аркадьевна призналась, что к концу учебного года дети стали более шумными, невнимательными и непоседливыми.

На сегодняшний день было намечено серьёзное дело — звонок матери. Ещё вчера Саше пообещал позвонить, не желая делать это при ней, просто понимал, что будет подбирать слова, пытаясь объяснить, и какие именно слова он подберёт, поручиться не мог. Поэтому и решил, что лучше Саше его разговор с матерью не слышать.

Офис, который Ефимов именовал своим, его собственностью совсем не был. Хотя, он всё планировал заняться поиском, но последние события отвлекли, и поэтому он всё ещё пользовался добротой владельца строительной компании, который выделил ему кабинет и даже собственной секретаршей поделился. Что совсем не удивительно, если вспомнить, какую выгоду и пользу ему приносит сотрудничество с московской компанией. Ничего не жалко, по крайней мере, на данный момент. Пока всех всё устраивает. Но жизненный опыт подсказывал, что долго всеобщее удобство не длится, поэтому заняться поиском помещения под офис всё же не помешает.

Секретарша ему обрадовалась. Она всегда радовалась, улыбалась душевно и вздыхала. Девушка лет двадцати пяти, пухленькая блондинка, такой милашке грех было не улыбаться, но говорить ей об этом Ефимов не собирался, не смотря на всю её старательность.

— Анатолий Владимирович, доброе утро!

— Доброе. Что в мире творится, Людочка?

Людочка приподнялась ему на встречу, и Толя невольно остановил взгляд на её роскошном бюсте, аккуратно упакованном в кофточку с призывным вырезом.

— А ничего не творится, — тут же заверила она, приобретая милый румянец под его взглядом. — То есть, всё в порядке.

— Замечательно, — порадовался Толя, всё-таки губами причмокнул, и сам над собой мысленно посмеялся. Двадцатипятилетние благоухающие розы теперь в сферу его интересов не входили. — А Егор Павлович, у себя? — поинтересовался он присутствием командира этой конторы.

— В налоговую уехал.

Толя головой качнул и признался:

— Надо же, аж передёрнуло. Люда, мне тогда кофе в кабинет, и полчаса меня ни для кого нет.

На разговор с матерью необходимо было настроиться. А тут Люда к нему в кабинет вошла, принесла чашку с дымящимся кофе на серебряном подносе, поставила её перед ним с услужливой улыбкой.

— Что-нибудь ещё, Анатолий Владимирович?

— Нет, пожалуй… Мне никто не звонил? Вчера, сегодня?

— Список у вас на столе. Правда, недавно девушка звонила, Саша. Но сказала, что перезвонит. Я не стала записывать.

— Серьёзно? — Ефимов достал из кармана мобильный, потыкал на кнопки, тот никак не отреагировал, видимо, разрядился. Положил его на стол, а секретарше сказал: — Это не девушка, Людочка, это жена. Её желания всегда надо записывать. Но тебе огромное спасибо.

Людочка недолго разглядывала его курчавую макушку.

— У вас жена есть?

Толя усмехнулся, так и не подняв на неё глаз.

— А как же. У меня всё есть. — И улыбнулся ей вслед, когда девушка направилась к выходу из кабинета, грациозно покачиваясь на высоких каблуках. Ну вот, ещё одно девичье сердце разбил. А ведь даже не старался понравиться, всё-таки мама права: это талант. Издеваться над женскими душами.

И почему она приписывала ему этот грех? Ведь с самой Толиной юности.

Как выяснилось, Саша беспокоилась лишь о том, что сказала Светлана Аркадьевна. Даже не поверила так сразу, когда Толя ей сообщил о спокойной реакции. Поначалу не поверила, а вот уже через пару секунд многозначительно хмыкнула. Ефимов же взмолился:

— Не думай о том, что тебе сейчас на ум пришло, не надо.

— Ничего не могу с собой поделать, — немного зловредно проговорила Саша, и поспешила разговор закончить. И понимай, как хочешь. Ефимов понял так, что он теперь на вечном подозрении. Замечательно. А всё из-за его природного обаяния.

Почему-то он думал об этом самом обаянии, даже когда номер матери набрал. Смотрел на своё отражение в хромированном плафоне настольной лампы, тёр подбородок, и вместо того, чтобы подбирать правильные слова, думал о том, что он отныне человек стопроцентно семейный, и нужно думать о репутации. Причём не своей, а Сашкиной. Это куда весомее, потому что своей репутацией он может и поступиться, уже не раз поступался, и особо урона совести не ощущал. А тут ответственность, верность… пример для сына.

Всё же это сложно, быть для кого-то примером. Толя полностью отдавал себе отчёт в том, что до недавнего времени не советовал бы никому брать с него пример. А теперь у него выбора нет.

— Мама, как у тебя дела? — спросил он, как только услышал голос матери в трубке. Голос был живой, энергичный, это порадовало, но с другой стороны Ефимов уже предвидел такую же бурную и решительную реакцию на новость, которую он собирался ей сообщить.

Правда, Мария Алексеевна и без новости отреагировала достаточно взволнованно.

— Боже мой, Толя! Куда ты пропал?

— Никуда не пропал. Я работаю, мам.

— Работаешь? И не звонишь вторую неделю, замечательно.

Ефимов вздохнул, откинулся на мягком кресле и даже ногой оттолкнулся, отъехал к окну.

— Мама, прости. Я на самом деле был занят. Но ты могла позвонить сама.

— Чтобы услышать, что ты занят, что тебя нет в стране, что ты в каком-нибудь котловане?

— Как-то печально всё это звучит, — признал Толя.

— Вот именно, очень печально звучит! Поэтому я и предпочитаю дождаться, когда у тебя проснётся совесть, и ты позвонишь сам. По крайней мере, в такие моменты мне не нужно спрашивать: где ты. Раз вспомнил о матери, значит сидишь в тепле и уюте.

— Ну, позаимствованный кабинет я не назвал бы особо уютным, но в какой-то степени ты права.

Мария Алексеевна выдержала недолгую паузу, после чего спросила совсем другим тоном:

— У тебя всё хорошо?

— Даже лучше, — с готовностью отозвался Толя, и в свою очередь поинтересовался: — А у вас? Как Ольга, как девчонки?

— Всё в порядке. Оле новую работу предложили, с повышением, представляешь?

— Очень здорово. А девчонки, как школа? Две недели до каникул, наверное, терпенья не хватает.

— Не хватает, — согласилась Мария Алексеевна. — И до каникул две недели. Откуда ты знаешь?

Ефимов щёки надул и выдохнул.

— Да вот, знаю…

— Что с квартирой, квартиранты съехали?

— Да. Ремонт, конечно, надо сделать. Займусь, мам, вот прям завтра займусь.

— Надо решить, что делать с квартирой.

— Реши.

Мать помялась.

— Ты же знаешь, продавать её… неразумно.

— Мама, ты сюда всё равно не вернёшься.

— Но вот ты сейчас приехал, пригодилась, живёшь.

— Вообще-то, не живу.

— Не живёшь? А где ты живёшь? — В её голосе проскользнули подозрительные нотки, но тут же выдохнула. — Понятно, у Лики. И что… как?