И вот сейчас она смотрела на себя в зеркало, одетую в мягкое платье из джерси, насыщенного шоколадного цвета, и, признаться, особого восторга по поводу своей внешности не испытывала. Тёмные волосы убраны наверх, макияж умеренный, оранжевый ремень на талии выделяется ярким пятном и не даёт заскучать, но всё равно что-то не то, чего-то не хватает, какое-то лёгкое неудовольствие в душе. И Саша не сразу поняла, что, разглядывая своё отражение, пытается представить, как этим вечером будет выглядеть сестра. Лика ей все уши прожужжала про свое небесно-голубое платье. Оно подчеркнёт её золотистые волосы и пронзительные голубые глаза. А она, в шоколадном (ладно, будем называть вещи своими именами — в коричневом), вновь на её фоне растворится.

И чёрт с ним. Растворится, зато спокойно понаблюдает и оценит. Сделает выводы.

Саму себя успокоить пытается.

Зачем она согласилась на этот вечер выпускников? Она даже не выпускница никакого института!

— Говорила я тебе, что заеду, — ворчала на неё по телефону Каравайцева. Саша ехала в такси, которое, конечно же, по всем законам жанра очень удачно встало в пробке, и оттого, что Алёнка на неё ворчала, ещё больше нервничала. — А ты: нет, нет! Сейчас бы уже здесь была!

— Все уже собрались?

— Ну, не все, но многие. Долго простоите?

Саша глянула в окно.

— Да нет, может, минут пять.

Алёна тут же выдохнула.

— Это хорошо. — И зашептала ей: — Саша, все так изменились, ты не представляешь. И все такие важные. Прямо компания министров финансов.

На языке так и крутилось: а Ефимов? Ефимов пришёл? Он как? Тоже… министр финансов?

Думать, что Толя похож на министра финансов, было странно. У Саши даже в костюме и при галстуке его представить не получалось. С его вечно непослушными вихрами, залихватской улыбкой, в потёртых джинсах, он на роль министра или даже чиновника не годился. По её мнению. Но кто знает, как его изменили прошедшие девять лет.

Ресторан, где они арендовали банкетный зал, и рестораном-то в полном смысле этого слова, не был. Небольшой, но чистенький, с приличной кухней. Сашу даже на входе никто не встретил, никаких тебе охранников, привратников и всяких прочих лакеев. Оставила пальто в гардеробе, подошла к зеркалу, большому, в полный рост, не то что у неё дома, осмотрела себя. И сделала судорожный вдох. Получилось чересчур взволнованно, но именно так она себя в этот момент и чувствовала. И глаза её выдавали. Саша зажмурилась на секунду, приказала себя улыбнуться, и тогда уже решительным шагом направилась к дверям банкетного зала. По узенькому коридорчику, к непримечательным таким дверям. За которыми уже слышались голоса и взрывы смеха. Ужасно, заходить последней. Нельзя было опаздывать, никак нельзя.

Хорошо ещё, что за столом ещё никто не сидел. Все разговаривали, разбились на отдельные группы, видимо, по интересам и уровню знакомства, смеялись над общими шутками, кто-то уже наполнял бокалы. Но когда Саша вошла, на мгновение стало тише, на неё обернулись, присматривались, пытались узнать и вспомнить. Потом кто-то привычно воскликнул:

— Саня! — и секундная неловкость исчезла. Она улыбнулась, протянула руку для приветствия, а её вдруг кто-то обнял, и Саша ненадолго замерла в незнакомых объятиях.

— Сашка, какая ты взрослая стала.

— Правда? Вас всех догнала?

— Ну, почти. И в этом нет ничего хорошего.

— Не надо прибедняться. Все молодые и красивые.

— Особенно я, — во всеуслышание известила всех Алёна, пробираясь ближе к Саше. Правда, добавила: — И только пусть попробует мне сегодня кто-нибудь сказать, что мне четвёртый десяток.

— Все пришли? Давайте уже за стол садиться!

— Кому так не терпится, а?

Вновь послышался смех, Сашу кто-то обнял за плечи, и она, что скрывать, испытала облегчение в некотором роде, чужой на этом празднике она себя чувствовать не будет, это точно, но самое главное испытание ещё впереди. Подошёл Стариков, руки ей на плечи положил, что-то на ухо сказал, а Саша лишь бездумно кивнула, совершенно не уловив смысла в его словах. Она высматривала сестру в зале. Сестру и… Да, его.

К этой встрече она готовилась несколько дней. Дней, ночей, много и много часов. Представляла и фантазировала, продумывала своё поведение и даже взгляды… какие-то слова. Но всё равно подготовить себя к тому, что её пронзит словно током, насквозь, не смогла. Отреагировала именно на небесно-голубой всполох на дальнем конце большого стола. Посмотрела туда, увидела сестру, но сознание уже не воспринимало несущественную, на его взгляд, информацию. Прекрасное видение в виде Лики отошло на второй план, и Сашин взгляд остановился на Ефимове. Со всей его скромностью, он сидел во главе стола, в расслабленной позе, и улыбался. Не ей, и даже не Анжелике. Он разговаривал с Новиковым, который, оказывается, всё же почтил присутствием их компанию этим вечером, и Ефимов слушал его, кивал и посмеивался. Совершенно непонятно, что такого занятного ему Виталик Новиков рассказывал. А Саша сглотнула, всё ещё чувствуя Мишкины руки на своих плечах, и, наверное, полминуты не могла отвести глаз. Всё-таки правда, не шутка, не ошибка. Он в городе. Вернулся. И почти не изменился. Только былые кудри забыты, стрижка короткая, усмешка ещё более нахальная, в плечах раздался… возмужал. И на этом перемены заканчиваются. Лёгкий свитер, джинсы, широкий браслет часов на запястье. Неуловимый, ненавязчивый дух состоятельности и жизненного комфорта. Единственное, что удивляет и заставляет задуматься о свершившихся переменах, это то, что смотрит Толя на Новикова, и разговаривает с ним. Девять лет назад он смотрел бы только на Лику. Да и та не потерпела бы к себе подобного преступного невнимания, а сегодня сидит рядом и в разговор не лезет. Но… всё равно выглядит довольной. А потом и рукой помахала. Саша даже не сразу поняла, что это ей. Только в ужасе, с застывшей на губах улыбкой и провалившимся в пятки сердцем, наблюдала за тем, как Толя поворачивает голову, отыскивая взглядом того, кто привлёк внимание Анжелики.

Это была короткая секунда, будто весь мир в пропасть провалился. Они встретились взглядами, Саша заметила, как сузились глаза Ефимова, и даже побоялась представить то, о чём он подумал в этот момент. По его лицу прочитать было ничего нельзя. Ей даже в голову пришло, что забыл, не узнал, понятия не имеет, кто она. Но затем его губы раздвинулись в улыбке, добродушной и приветливой… И ей захотелось умереть. Сейчас он поднимется ей навстречу, и как ни в чём не бывало скажет:

— Привет, малыш.

Конечно же, он её не забыл. Как можно? Но, судя по его улыбке и взгляду, из его памяти напрочь стёрлись воспоминания об их последней встрече.

Слава Богу, все начали рассаживаться за столом, и подниматься ей навстречу Ефимов не стал. Его отвлекли, заняли его внимание, и Саша невероятно этому обрадовалась. Рухнула на стул, на который ей Алёна указала, и надеялась лишь на то, что её перекошенную улыбку спишут на волнение от встречи с прошлым. Она молчала, не участвовала в разговоре, даже смеяться не могла. Алёна без конца её дёргала за руку, что-то подкладывала ей на тарелку, а Саше понадобилось минут двадцать и бокал вина, чтобы хоть немного придти в себя. Эти двадцать минут она даже не смотрела в сторону Ефимова. Краем глаза замечала голубой цвет платья сестры, но и на это старалась не реагировать. Нужно было забыть, отвлечься, хоть ненадолго.

— Что с тобой? — Алёна наклонилась к её уху и зашептала, страшно громко.

Саша плечом дёрнула.

— Я смущена, — соврала она, в надежде хоть как-то объяснить своё заторможенное состояние.

— Чем?

— Тем, что меня все узнали. Я шла сюда и думала: войду, а мне скажут — девушка, вы кто?

Каравайцева захихикала, окинула быстрым взглядом собравшихся.

— А здорово всё получилось, да? Я думала, многие отказываться начнут. Но всем захотелось праздника.

— Ага, — рассеянно отозвалась Саша, и наконец осмелилась покоситься в сторону Ефимова. В его конце стола шла оживлённая беседа, и слышался смех. И, без сомнения, виновником хорошего настроения рядом собравшихся, был Толя. Саша перевела взгляд на сестру, заметила, как та внимательно наблюдает за бывшим ухажёром. Молчит, что удивительно, пьёт вино мелкими глотками, и за Толей наблюдает. Как кобра, честное слово.

— Это будет весело, — проговорила Алёна со смешком.

Саша отвлеклась от своих мыслей и на подругу посмотрела.

— Что?

— Лика и Ефимов. Она на него так смотрит, будто проглотить хочет.

Саша осторожно выдохнула. Подумала и сказала:

— Слава Богу, я в этом больше не участвую.

— Как же, — хмыкнула прозорливая Каравайцева.

Саша же глянула на неё с претензией и гневным шёпотом поинтересовалась (три дня сдерживалась!):

— Откуда он вообще, взялся?

Стариков потянулся через неё за бутылкой водки, услышал её вопрос и с любопытством поинтересовался:

— Кто?

Саша собиралась его одёрнуть, чтобы не подслушивал, но опоздала, Алёна уже ответила:

— Ефимов.

— А, Толян, — с ухмылкой протянул Миша, в полный голос, едва не заставив Сашу от ужаса зажмуриться. Все на них, конечно же, смотрели, утолив первый голод и готовые поддержать любой разговор. А уж тем более посплетничать. — Я с ним поговорил уже. Приехал из нас, честных горожан, бабки вышибать. — И громко добавил, чтобы до другого края стола долетело: — Да, Толян?

Ефимов от разговора отвлёкся, глянул на них, и Старикову кивнул.

— Чего ты там про меня небылицы сочиняешь?

От звуков его голоса, такой знакомой насмешливой интонации, у Саши мороз по коже пошёл. Она схватила бокал с вином, испугавшись, что кто-то остановит на ней свой взгляд, да ещё и вопрос какой-нибудь вздумает задать.