— Боже, какие обещания. А требования достойны содержания домашнего кота.

Ефимов прижался носом к её щеке, фыркнул.

— Не говори: кастрированного.

Саша всё-таки обняла его за шею, расслабившись от его близости и горячего дыхания, касавшегося её кожи. Да и обнять хотелось. Провести ладонью по сильным плечам, по спине, чтобы Толя обнял покрепче. Это ведь не слабость, правда? Это вполне естественное желание.

Ефимов снова носом потёрся, затем проговорил ей в губы:

— Ты из-за Москвы переживаешь? — Он погладил её щёки. — Саш, у нас есть пара месяцев, чтобы начать сначала. Вот и давай этим шансом воспользуемся.

— У нас с тобой ничего не было. Что сначала начинать? — тихо спросила она.

— Наше «ничего» превратилось в замечательного мальчишку. Так что, не будь злой, — просил он, и поцеловал. Потом ещё раз, и ещё. Саша опомнилась только в тот момент, когда Ефимов мягко повалил её на постель. Вот тогда вспыхнуло сомнение, опасение, банальный испуг. Саша даже глаза открыла, заставила себя это сделать, и пару минут таращилась в потолок, принимая поцелуи Ефимова. Он старался вовсю, целовал её шею, распахнул халат на её груди, и его губы были уже где-то поблизости с кружевом комбинации, а Саша всё ещё боролась с собой, не в силах принять решение. Хотя, какое тут решение? Особенно, когда Толя вернулся к ней, собирался снова поцеловать, но встретил Сашин взгляд, и выдохнул. Посмотрел умоляюще.

— Нет, Сань. Не сейчас. — Голову опустил и уткнулся носом в её грудь, снова губами прижался. Обхватил Сашу руками и потёрся щекой. — Я схожу с ума.

— После одной ночи? — уточнила Саша, коснулась его волос. Ефимов голову повернул и поцеловал её в открытую ладонь. — А кто обещал ждать и понимать?

Толя вздохнул.

— Терпения как-то не слишком много, — пожаловался он, а рука вновь забродила по её телу. — А понимание в такой ситуации и вовсе отключается.

Она всё-таки оттолкнула его. Прошло ещё несколько минут, ещё несколько сумасшедших поцелуев, Сашин халат полетел в сторону, комбинация вот-вот должна была последовать за ним, и Саша расслабилась настолько, что именно этого в итоге и испугалась. Вот так просто? Забыть и снова кинуться в омут с головой? Уступить Ефимову, который уже не первый день ходит гоголем, гордясь тем, что он отец семейства? И поэтому, чувствуя слабое, но злорадство, сказала:

— Я ещё не готова.

Ефимов взглянул возмущённо.

— Очень даже готова.

Саша смотрела на него, весьма выразительно, и Толя в итоге зарычал — то ли от негодования, то ли от неудовлетворённого желания, но отодвинулся. На постели откинулся, и как Саша недавно, уставился на потолок. Сопел и морщился. А Саша поторопилась с кровати встать и накинуть на себя халат. А страдающему Толе посоветовала:

— Ложись спать. Не ты ли мне жаловался, что тебе завтра в семь вставать?

И что? Проблема решена? Через несколько минут они вновь оказались вместе в постели, на этот раз под одеялом и практически голые. Несколько тяжких вздохов, мужское сопение, Саша даже дыхание затаила, не зная, чего они оба ждут. Что просто уснут? Даже она, с её минимум опыта, понимала, что ожидать этого глупо. И, в конце концов, Ефимов в какой-то момент просто откинул одеяло и к Саше придвинулся. Придвинулся на секунду, потому что уже в следующий момент на Сашу навалился, и даже не смутился из-за её смеха.

— Ты с ума сошёл? — зашептала Саша. В тишине квартиры шёпот казался громким и преступным. Хорошо хоть комната сына не через стенку, по этому поводу можно не беспокоиться, но нетерпеливое сопение Ефимова оглушало.

Толя от её губ оторвался, Саша чувствовала, что носом о кончик её носа трётся, а ей сказал:

— Хочу тебя кое о чём попросить. Ты можешь в течение часа ничего не говорить? Вот ни слова.

Саша фыркнула, понимая, что теперь не в её силах его остановить. Пока он всё это говорил, её комбинация уже была задрана на живот, Ефимов устроился у неё между ног, и то, что она чувствовала, было не предотвратить. Это было бы слишком жестоко. Но просьба помолчать всё же уязвила.

— Целый час молчать?

— Хотя бы полчаса. Сможешь?

— Даже не знаю.

— Малыш, тебе меня совсем не жалко?

Короткий поцелуй, и Саша решила удивиться, стараясь не отвлекаться на прикосновения Толи. Он целовал и кусал её шею, стягивал с её плеч бретельки.

— А за что тебя жалеть? Ты сыт, ты всем доволен…

— Ещё не всем. — Его ладонь скользнула ей под спину, чуть приподняла, и перед тем, как в очередной раз поцеловать, Ефимов добавил: — Замолчи уже.

Было так приятно прижиматься к нему. За прошедшие годы Саша успела позабыть каково это. Помнила ту ночь, помнила что-то главное, что уже не повторится, как любая женщина, помнила, что они говорили друг другу, до и после, но самое главное — тепло и удовольствие, неповторимое ощущение от соприкосновения двух обнажённых тел, от поцелуев и ласк, это всё она забыла. За тревогами, проблемами, прошедшим временем. И, честно, была рада тому, что вспомнила это снова с тем же человеком, который когда-то открыл для неё этот мир. Возможно, это было трусостью, зависит от того, с какой стороны взглянуть, но счастье в том, что у любой ситуации, любой проблемы, всегда несколько сторон. И с другой — ей подарен шанс начать сначала, как Толя и говорит. И поэтому сейчас она буквально приказала себе ни о чём не думать, отпустить все свои мысли и опасения, и просто насладиться этим моментом, часом, в течение которого она обещала молчать, этим мужчиной. Чем чёрт не шутит, а вдруг у них на самом деле выйдет что-то достойное, что захочется сохранить? Один раз уже получилось. Всего одна ночь — и у них замечательный сын, и они связаны навсегда. С этим-то не поспоришь.

А она и не хочет, если уж честно говорить.

Это было похоже на слияние двух соскучившихся друг по другу людей. Что-то тёплое, неспешное, до какого-то момента, и на самом деле безмолвное. Только вздохи, стоны, поглаживания, сжимающиеся судорожно пальцы и красные следы от ногтей на мужской спине. А ещё мужской запах, смелость его прикосновений, сильные пальцы, впивающиеся в её плоть. И поцелуи глубокие и пьянящие. Она на самом деле всё это забыла, да и не знала толком. И в какой-то момент всё же поймала себя на мысли, что наслаждается. И дело не в сексе, дело не в умелых Толиных прикосновениях, не в тяжести, что разрасталась и разрасталась внизу её живота. Дело было в нём самом, а ещё возможно в её уязвлённом когда-то самолюбии. Она заставила себя проглотить ту обиду, острота прошла, и Саша даже позабыла о ней со временем, но сейчас всё это всколыхнулось в душе, и, заполучив Ефимова (это очень плохо, думать так?), она почувствовала удовлетворение, не только на физическом уровне. И чувствуя его желание, силу возбуждения, с какой страстью он её целует, это всё добавляло остроты и удовольствия происходящему. И она стонала ему в губы, понимая, что этим самым Толю радует. Обнимала за шею, целовала, запускала пальцы в его волосы, такие упругие и курчавые, и она любила это всё в нём. Но молчала. Молчала, как он и просил.

Коснулась его щёк, когда Толя наклонился к ней и застонал в её губы, улыбнулась пьяной, расслабленной улыбкой, глаза закрыла. А Ефимов, вместо того, чтобы отодвинуться от неё, увлёк Сашу за собой, и она оказалась лежащей на нём, разгорячённом, тяжело дышащем, всё ещё сжимающим её в своих объятиях, и Саша расслабленно вытянулась вдоль его тела. Обняла, прижалась щекой к его плечу, а Толю обняла. Улыбнулась, когда обе его ладони оказались на её ягодицах. А после секундного смущения, поцеловала его в подбородок.

— Этого следовало подождать, — сказал Ефимов.

— А разве ты ждал?

— Ждал. Ты не оценила?

Саша голову опустила, прижалась лбом к его плечу. Глаза закрыла. А Толя её погладил. По спине, бокам, помолчал. Саше даже показалось, что он неожиданно замялся. А когда услышала его осторожные слова, то и ей не по себе стало.

— Малыш, я всё понимаю…

Она пошевелилась, всмотрелась в темноте в его лицо.

— Никому об этом не рассказывай.

— С какой стати я буду этим делиться с кем-то? Тебе хорошо было?

Саша попыталась свести всё к шутке.

— Ты в себе сомневаешься?

— Нет. Но дело не во мне, а в тебе. Всё хорошо?

Осторожно выдохнула.

— Да, Толя, всё замечательно.

— Я рад. — Он произнёс это очень серьёзно, без всякой насмешки, и Саше снова захотелось отвернуться или спрятать лицо у него на груди. Даже темнота не спасала. Толя не мог видеть выражения её лица, а Сашу всё равно точило смущение. А он ещё и в лоб её поцеловал, как маленькую. Правда, потом обнял обеими руками, и настал момент, когда можно было расслабиться. Обнять его, закрыть глаза и поверить, что всё на самом деле хорошо.

Позже из постели выбралась. Очень осторожно, боясь Толю разбудить, а он на самом деле уснул, прижался к ней и заснул. Саша довольно долго лежала, пригревшись у него под боком, слушала его дыхание, и даже не думала ни о чём. Сознание было чистым, на душе было легко, непривычное ощущение, но оно ей определённо нравилось. А ещё очень хотелось, чтобы утром, завтра, послезавтра или через неделю, ничего не изменилось. Потом встала, нашла на полу комбинацию и халат, а на обратном пути из ванной, к сыну заглянула. На пару секунд задержалась у Митиной постели, вглядываясь в его лицо при тусклом свете ночника. Сегодня был очень значимый день в их жизни. И, кажется, они все это понимают, включая маленького Митю.

На завтрак была манная каша. Это было так странно, непривычно, и при этом недурно на вкус, что Ефимов съел целую тарелку, чего сам от себя не ожидал. И при этом прекрасно отдавал себе отчёт в том, что это одни из самых странных утренних часов, что случались в его жизни. Особенно, после отличной ночи в плане секса. Не смотря на то, что они с Сашей проснулись очень рано, за окном ещё ночь царствовала, можно сказать, не хотелось ни спать, ни даже зевать. Но это пока, в этом Ефимов себе отчёт отдавал. И после такой ночи, считай, что первой в начинающихся отношениях, женщины обычно старались фантазировать, с некоторыми случались завтраки в постели, с другими продолжались жаркие объятия и поцелуи, и уж точно манной кашей его кормили впервые. А он ел да нахваливал. А всё из-за того, что это была каша, сваренная Санькой, а напротив сидел сын, который проснулся в семь по звонку будильника, но при этом чувствовал себя бодрее и энергичнее, чем они оба с Сашей вместе взятые. И кашу ел с аппетитом, чему Толя про себя подивился. Ведь одна из непреложных истин, которую Ефимов знал о детях, это то, что они ненавидят кашу, особенно манную. Но у него, судя по всему, чудо, а не ребёнок.