— Иди.

— Мам, а почитать?

— Сейчас я провожу… — она споткнулась на этом, — дядю Толю, и мы почитаем.

Митька постоял перед ними, переводил взгляд с матери на Ефимова, и тому даже показалось, что вдруг насторожился. Видимо, где-то он прокололся. Но затем мальчик кивнул и из комнаты вышел. А Толя руку протянул, не глядя, Сашку схватил и притянул к себе. И снова поцеловал. У него в груди такая тяжесть в этот момент была, тяжесть незнакомая и удивительная, оттого, что приятная. Раньше он подобного не чувствовал. И ему необходимо было это куда-то выплеснуть, вот и поцеловал. Да так, что Саша, после того, как глаза открыла, выглядела ошарашенной.

А он ещё и сказал:

— Сашка, я тебя обожаю.

Конечно, Митька не был ребёнком, который повис бы у него на шее просто потому, что на него внимание обратили или захотели сводить в ресторан. И даже пиццей и аттракционами его задабривать было бесполезно, Толя это очень быстро понял. И расстраиваться по этому поводу не собирался. Он не раз уже слышал, причем от разных людей, что Митя подозрительный, серьёзный и чересчур рассудительный ребёнок. И проведя с ним вечер, поговорив, посмотрев ему в глаза, и ощутив на себе степень его подозрительности, Ефимов к своему восторгу понял, что это тоже исключительно его черта. Сашка, по крайней мере, в юности, была как открытая книга. Всем верила, всех любила, всем готова была броситься на помощь сломя голову. Толя даже ругал её порой за необоснованную доброту. И, возможно, если бы Мите это от неё досталось, было бы легче, не пришлось бы искать подход к мальчику, подбирать слова, но Ефимов об этом совершенно не думал. В последние дни в его сознании жила лишь одна чёткая мысль: он отец. Невероятное ощущение. Странное, незнакомое, совершенно непонятно, что с этим делать дальше, и каково это — быть настоящим отцом, но сам факт безумно волновал. На Митьку хотелось смотреть, с ним хотелось говорить и даже спорить, и на руках таскать, хотя, он уже большой и сопротивлялся. Но так хотелось. Когда фотографии смотрел, Митя казался ему таким смешным. Совсем маленьким, но всё с тем же серьёзным взглядом, и даже когда улыбался, порой беззубой улыбкой, глазки смотрели пытливо. И Саша на снимках рядом с ним или даже в обнимку, выглядела счастливой. И не давало покоя, что он всё это пропустил.

Саша не знала, но Ефимов, разглядывая фотографии и читая даты, пытался сопоставить свою жизнь с их. Что он в это время делал, где он был, где он жил… с кем он жил. А ещё задумался: что было бы, узнай он о Митьке раньше? Был бы он на этих фото с ними, или Саша права — наезжал бы временами, чаще говоря с сыном по телефону? Бросил бы Москву, бизнес, или забрал бы их с собой… Хотел он тогда забрать её с собой? В тот день, когда уезжал — нет. Тогда хотелось быть одному, чтобы навести в голове порядок, остыть и отвлечься. Забыть дурацкие отношения, которые он искренне считал любовью. А в итоге запорол всё, что мог. И любовь оказалась не любовью, и Сашка осталась одна, без его поддержки, и сын вырос, его не зная. Конечно, он виноват, кто ещё?

И Митька прав, ему придётся очень постараться, чтобы всё исправить.

Во-первых, купить цветы. На следующий день, встречая Сашу с работы, с видом заправского соблазнителя, подарил ей букет цветов. Она не улыбнулась, не обрадовалась, отнеслась к знаку внимания весьма скептически. Даже попробовала его поругать.

— Зачем цветы? Чтобы Митя сто лишних вопросов задал?

— Почему сто? По-моему, тут только один, как и ответ.

Саша смотрела на него, выглядела раздосадованной.

— Ты всё это делаешь специально.

— Да что я специально делаю? — всё-таки не выдержал он. — Купил тебе цветы, вполне понятный поступок.

— Для кого понятный?

— Саша, он не маленький!

Саша остановила взгляд на яркой шапке цветочных бутонов, если хорошенько подумать, это первый букет в её жизни… в смысле, от мужчины, как знак внимания, как назвал это Ефимов. Но ему об этом знать совершенно ни к чему.

— А я говорю не про него, — сказала она негромко, но цветы взяла и даже добавила: — Спасибо.

Толя смотрел на неё и мрачнел на глазах.

— А про кого ты говоришь?

— Я говорю о том, что нам надо всё обсудить. Но точно не при Мите. — На часы взглянула. — Поедем, а то опоздаем, и он точно куда-нибудь с мальчишками умчится после уроков.

— Он тебе утром что-нибудь сказал? — спросил Ефимов по дороге.

— Про ресторан говорил, — призналась Саша.

— А про меня?

Она кинула на него быстрый взгляд.

— А что про тебя?

Он плечами пожал, вроде бы сдержанно и безразлично, но Саша отметила, насколько он напряжен. Губы сжал, в руль вцепился. Ефимова стало жаль, хотя она и не хотела его жалеть, нисколечко не хотела вот до этого момента, и она сказала:

— Он обдумывает. Ему нужно время.

— Что обдумывает?

— То, что ты ему сказал. То есть, как преподнёс своё присутствие в нашем доме. И, вообще, почему ты меня об этом спрашиваешь? Я не присутствовала при вашем разговоре. Что именно ты ему сказал?

— По-моему, он сам сделал определённые выводы. О которых я тебе поведал ещё вчера.

— Не язви и не злись, — попросила она.

Ефимов выдохнул.

— Не буду. Прости. Я думаю, он решил, что мой интерес — это ты.

— Ясно.

Толя посмотрел на неё, отметив мрачный тон.

— Что тебе ясно? Я и не отрицал.

Саша промолчала, как-то чересчур выразительно промолчала. Толя лишь головой качнул. А когда Саша указала на нужный поворот, и он увидел школу совсем близко, лишь сказал:

— Действительно, давай оставим этот разговор до другого момента.

В школу его Саша с собой не позвала. Ефимов остался у машины, ходил вокруг, разглядывая школьную территорию, клумбы, турникеты, само здание, несколько неказистое с виду, но с отремонтированным фасадом и новыми пластиковыми окнами. На стене крупными буквами было написано: «Знания — наше будущее». А у школы дети разных возрастов, и Толя был уверен, что никто из них на эту надпись внимания не обращает и уж точно в смысл слов не вдумывается.

Он ждал минут двадцать, и вот, наконец, на крыльце Саша появилась, а за ней следом Митька выскочил, в сером школьном костюме и с рюкзаком за плечами. Что-то матери рассказывал, бурно жестикулировал, потом кому-то рукой помахал на прощание. А когда его за школьным забором увидел, пошёл медленнее и даже мать за руку взял. Правда, глазёнки на машину вытаращил, позабыв про всякую настороженность и подозрительность.

— Ух ты! Это твоя машина? Правда, твоя?

Ефимов довольно, почти счастливо разулыбался.

— Круто, да?

— Ещё бы! — Митька разглядывал «Инфинити» с неподдельным восхищением. — Я такую ещё не видел!

Саша наблюдала за тем, как они стоят у автомобиля и обмениваются восхищёнными эпитетами. Не выдержала и сказала:

— Это всего лишь машина. Почему все так восхищаются?

К ней повернулись две головы, посмотрели с явным непониманием и в унисон оповестили:

— Ты ничего не понимаешь!

Ей оставалось только руками развести.

— Как скажете.

Толя рюкзак у Митьки забрал, поторопил его.

— Садись в машину. Голодный, наверное.

— Я всем в классе сказал, что еду в ресторан.

— Молодец.

Толя сначала для него заднюю дверь открыл, потом для Саши, и даже приглашающий жест рукой сделал. Видел, что она медлит, выглядит напряжённой, но как это исправить вот так сразу, не знал. Она даже улыбку его не замечала, была занята своими мыслями.

Сев на сидение, Саша сразу обернулась к сыну.

— Ты пристегнулся? Всё хорошо?

— Да. — Митя оглядывал салон. Потом его взгляд остановился на букете, что лежал рядом с ним на сидении. Ефимов как раз сел в машину, захлопнул дверь, повернулся к ним, и сразу натолкнулся на внимательный детский взгляд. Понял, что что-то не так и переспросил:

— Что?

— Ты купил маме цветы? — Митя отчего-то выглядел потрясённым.

Толя на Сашу глянул, кивнул осторожно.

— Да. А не должен был?

Митя помолчал, букет разглядывал. После чего сказал:

— Мама не любит лилии.

— Буду знать. Спасибо.

Саша с Толей отвернулись от него, и оба осторожно выдохнули.

— Куда поедем? В «Харпер»?

— Вот уж нет, — отозвался он в лёгком возмущении. — Что-то этот ресторан перестал мне нравиться.

Саша еле слышно фыркнула, затем обратила внимание на то, что Ефимов сбрасывает чей-то звонок на телефоне. И её вдруг осенило.

— Ты телефон нашёл?

— Я его и не терял. Его Мишка по пьяни прихватизировал.

Саша устремила на него выразительный взгляд, весьма возмущённый. Толя под этим взглядом брови непонимающе вздёрнул, затем вздохнул.

— Забрал случайно со стола, перепутал.

Саша согласно кивнула, правда, всё было зря, потому что Митя за её спиной выдал короткий смешок. А следом за ним и Ефимов усмехнулся. Все смеялись над её попытками воспитать сына правильно и достойно. Чтобы в его лексиконе не было разных дурацких словечек, к которым испытывает тягу его отец. Но, кажется, всё бесполезно.

Обед в ресторане Митьке пришёлся по душе. Не сам ресторан, не обстановка, не официанты, и уж точно не столовые приборы, ему понравилось меню. Целая папка с названиями блюд и всё-всё можно было попробовать. Можно было выбрать, можно было передумать, а потом заказать что-нибудь ещё. Конечно, никто не позволил ему передумывать и заказывать всё, что хочется, но сам процесс показался мальчику весьма увлекательным. И блюда приносили красивые, на красивых квадратных тарелках, и на вкус еда отличалась от того, что он когда-нибудь до этого пробовал. С мамой они порой ходили в кафе или даже в ресторанчики, но больше домашней кухни, кроме пиццы Митю там мало что впечатляло, а в этом ресторане, большом, светлом и взрослом, всё было неспешно и важно. Даже официанты при галстуках и в чёрных атласных жилетках, они ходили по залу с серебряными подносами и разносили блюда, прикрытые начищенными колпаками. Митя решил, что это для того, чтобы посетители удивлялись, увидев перед собой тарелку с едой, невозможно было предугадать, как блюдо будет оформлено. Особенно, десерт. Ему заказали салат с креветками, пасту с томатным соусом и на десерт кусок яблочного пирога, рядом с которым на тарелочке оказался шарик сливочного мороженого. Это было очень удивительно. Яблочный пирог и мороженое.