— Мама, у меня знаешь сколько дел? Иногда я что-то забываю.

На его возмущённый тон она улыбнулась.

— Да что ты говоришь. Занятой ты мой. — Подошла и поцеловала сына в макушку. — Спасибо, мне приятно.

— Но я же подарил тебе мимозу! И бабушке тоже.

— Я помню, ты у нас настоящий мужчина. Ты поел? У тебя десять минут на сборы.

Митя из-за стола не вышел и даже не вскочил, он стартовал. Сразу видно — подзаправился. Саша же достала из шкафчика специально приготовленную бутылку с водой, коробочку с печеньем и краснощёкое яблоко.

— Митя, после физкультуры обязательно попей, ты слышишь? Не забывай.

— Я пью, мам!

За каждодневными, привычными заботами и мелкими делами, она отвлеклась, расслабилась, и совершенно позабыла, пусть и всего на час, о том, что произошло вчера. И поэтому, когда её мобильный подал сигнал, вздрогнула. Почувствовала, как сердце забилось, на мобильный взглянула в тревоге, а, заметив на дисплее высветившееся имя Ефимова, намеренно отвернулась. Решила его игнорировать. Разум подсказывал, что это не выход, что Толя никогда на подобное не купится, и просто так звонить и добиваться своего не перестанет, но Саша струсила. В голове пронеслось: только не сейчас. И отвернулась, и даже из кухни вышла.

— Мама, у тебя телефон звонит.

— Я слышу. — Она в комнату сына вошла, увидела его на перекладине турника, и глаза закатила. Протянула к нему руки, помогая слезть. — Митя, ты нашёл время! Да ещё в школьном костюме. Обувайся немедленно, мы выходим.

Телефон замолчал, Саша поторопилась сунуть его в сумку, надеясь, что Ефимов займётся своими делами, и отстанет от неё. Хотя бы, до обеда.

Очень боялась его звонка. Не хотела, чтобы он звонил. Не желала с ним разговаривать, объясняться, придумывать причины и отговорки. Не хотела. И нервничала из-за того, что он не звонил. Время на самом деле близилось к обеду, Саша сегодня работала одна, покупателей было немного, утро буднего дня, и ей даже отвлечься было не на что и не на кого. Сидела в тишине магазина и думать теперь могла о том, что произошло вчера, сколько влезет. Влезало столько, что от мыслей тошнило, но что с ними сделаешь? Несколько раз заглядывали знакомые девочки, продавщицы из соседних бутиков, кто просто поболтать, кто звал кофе выпить. Саше приходилось растягивать губы в улыбке, отнекиваться, выдумывать себе дела и невероятную занятость, а как только вновь оставалась одна, наваливалась на стойку и закрывала глаза, будто на самом деле смертельно устала. Но на самом деле устала лишь от одного — от тревоги. Та не оставляла её ни на минуту, присутствовала в душе даже тогда, когда Саше казалось, будто она отвлеклась и занята. Эта тревога точила изнутри, и в душе уже не рана была, а целая воронка. И всё думала, думала… И о Толе, о его желаниях и требованиях; и о сыне, вспоминала, как тот утром рассказывал ей про отцов своих друзей. У друзей папы есть, а у него нет. И это проблема, это всегда было проблемой. Как бы она от неё не отмахивалась и не оставляла на потом. На год, на два…

Ефимов не позвонил, он приехал. Ближе к закрытию магазина, когда Саша уже и ждать его звонка перестала, а он вошёл, и вид имел немного взъерошенный и даже усталый. То ли на самом деле весь день работал, то ли ночью плохо спал. Хотя, она тоже плохо спала. Может, ещё и пожалеть его в связи с этим? Сочувствие проявить?

Саша сунула руки под стойку и сжала их в кулаки. А себе приказала: «Соберись немедленно!».

Смотрела на него, и глаз не отводила. Моргала, как собака, но от взгляда его не пряталась. Хотя, взглянул Ефимов на неё хмуро, что случалось за все годы их знакомства, не часто.

Правда, поздоровался.

— Привет.

Она кивнула.

— Чего к телефону не подходишь?

— Не хочу.

— Круто. — Толя подошёл ближе и тоже на стойку навалился. Совсем близко с Сашей, ей даже пришлось отступить на шаг, чтобы он носом в её щёку не ткнулся.

— Толя, зачем ты приехал?

— Знаешь, ты никогда раньше идиотских вопросов мне не задавала, а в последние пару дней активно навёрстываешь.

Она всё-таки отвернулась от него. Отступила к стене, привалилась к ней и руки на груди сложила. Всем своим видом показывала, что разговаривать с ним по душам, желания не имеет.

— Это не лучшая ситуация, чтобы упрямство проявлять, малыш.

— Я не упрямлюсь.

— А как это называется?

— Это называется — бороться с чужой наглостью, хоть как-то.

— А я наглый?

— Ты сам прекрасно знаешь. Ты как танк, Толя. Если тебе что-то нужно, ты всех по асфальту раскатаешь. — Саша секунду молчала, а затем всё же добавила, причём с обидой: — А если не надо, развернёшься и уйдёшь.

Ефимов голову опустил, лбом практически холодного мрамора стойки касался. Глаза закрыл, головой качнул.

— Наверное, ты права. Я… уже сутки об этом думаю. Один-единственный вопрос приходит в голову раз за разом: почему не позвонил? — Он посмотрел на неё. — Вроде, чего проще. Взять и позвонить.

Саша с трудом сглотнула.

— Это бы ничего не изменило.

— А если бы я позвонил через месяц?

— Толя, не смеши меня! Через месяц ты имя моё забыл!

— Саня, ну что ты говоришь?!

Она рукой махнула.

— Ладно, не забыл. Но ты просто обо мне не думал. Ведь так? Я права, Толя. Поэтому виниться передо мной сейчас, рвать на себе волосы и говорить: вот если бы я позвонил, всё было бы по-другому — не надо. Всё было бы также.

— С той разницей, что я знал бы про сына!

Саша зло сверкнула на него глазами.

— С той разницей, что ты наезжал бы раз в полгода и высылал алименты! Моему сыну не нужен такой отец!

Ефимов выпрямился, его взгляд похолодел.

— Во-первых, — отчеканил он, — ты не имеешь права решать ни за меня, ни за Митьку! А во-вторых, не можешь знать, как бы всё было! Никто не может знать. Или ты, правда, считаешь, что лучше никакого отца, чем тот, который бывает наездами? Ты забыла, как сама росла? Что бы ты выбрала?

Саша даже опешила от его слов. И смотрела уже без всякого смятения.

— Не смей меня стыдить!

— Я не стыжу, Саша! Я лишь говорю, что заботился бы о нём.

— О нём есть, кому позаботиться.

— А о тебе?

Она задохнулась.

— Не твоё дело, понял? Я сама в состоянии позаботиться, и о себе, и о сыне. Как-то справлялась восемь лет. И залётный герой мне не нужен.

— Ты злишься. Ты злишься, и не в состоянии принимать трезвые решения!

— А ты в состоянии? О каких решениях ты, вообще, говоришь?

— Я его отец, — проговорил он глухо, Саше даже показалось, что с некоторой угрозой.

А она вдруг рискнула усмехнуться.

— И что это значит?

— Ты сама всё понимаешь. Я хочу видеть сына.

Саша отвернулась от него, нервно облизала губы. Чувствовала пристальный взгляд, направленный ей в затылок, но просто повернуть голову и смело его встретить… Смело как-то не получалось, совсем.

— Ты хотя бы понимаешь, какой это для него будет стресс? Ты не думаешь об этом.

— Я думаю о том, что этот стресс довольно быстро пройдёт. В восемь-то лет. Вот в восемнадцать будет хуже.

— А ты у нас психолог?!

— А ты?

Саша на каблуках крутанулась, уставилась на него.

— Ты просто… Знаешь, я поначалу очень тебя ждала. Что ты вернёшься, что одумаешься, не обо мне, так о матери вспомнишь. По Лике соскучишься. Когда несколько месяцев прошло и стало понятно, что в Москве ты прижился, просто ждала, что приедешь… Хотя бы на пару дней. Я планы строила, думала, что тебе скажу, как… новость преподнесу. Но ты не приехал, Толя. Прошло девять лет. А теперь ты появляешься, и ждёшь, что я просто приведу тебя к сыну и скажу: «Вот твой папа, милый, люби его!». Так? У нас с Митей своя жизнь, и, прости, тебе в ней места нет.

Ефимов зубами скрипнул. Выслушал Сашу, смотрел ей в глаза, видел воинственные искорки, рассерженный румянец на щеках, и всё понимал… Все её слова, доводы, претензии и обвинения в его адрес — он всё понимал. Но он готов был исправлять. Виниться, столько, сколько понадобится, но Саша это в расчёт не принимала. Она только злилась, и даже на малейшую уступку идти была не готова. И это, смирив собственное упрямство, Ефимов тоже готов был понять и принять, если бы Саша замолчала хотя бы на минуту, и просто задумалась, решила дать ему шанс. Но до этого, кажется, ещё далеко.

— Ты опять же, думаешь о себе, а не о нём. Мальчишке нужен отец!

— Отец? Толя, ты уедешь через пару месяцев. Что я тогда сыну скажу? Что папа обещал звонить?!

— Да не делай ты из меня дегенерата!

— Не ори на меня!

Ефимов отступил, сделал глубокий вдох, воздух, кажется, лёгкие оцарапал, с таким остервенением он его в себя втянул. А за его спиной ещё и дурацкий колокольчик над дверью брякнул и мужской голос с настороженностью поинтересовался:

— Саша, у тебя всё хорошо?

Толя резко обернулся, увидел знакомого менеджера из своего любимого ресторана, к которому начал стремительно остывать, и взглянул на того с предостережением и сурово. Но тот лишь брови сдвинул, а глянул снова на Сашу. Толя тоже на неё посмотрел. Если честно, не знал, чего от неё ждать. Вполне могла попросить помощи, чтобы его выставить, и разговор этот закончить. Но она, кажется, смутилась, кашлянула нервно, затем кивнула.

— Да, Олег, всё нормально. Извини нас, мы не будем кричать.

— Да ладно, мне-то чего… Точно всё хорошо?

— Да, да.

Он вышел, колокольчик снова звякнул, а Толя на Сашу посмотрел. Точнее, просверлил её взглядом. Пальцем в закрывшуюся дверь ткнул.