Окончание вечера в памяти у Саши не отложилось. Вроде и не стёрлось, помнилось, что всё-таки танцевали все вместе, хохотали, с чем-то друг друга поздравляли и обещали встречаться часто-часто, а потом припомнила, что обещали уже, когда расставались, на стоянке такси. Кто-то уезжал, кто-то кому-то рукой вслед махал, Саша помнила, что расцеловалась с Каравайцевой, расцеловалась странно сердечно, потому что они перед этим едва ли не всплакнули, правда, что был за повод, уже точно не вспомнит ни за что. А следующее, что помнила, это как Толя обнял её на заднем сидении такси, прижался щекой к её макушке, и она, кажется, заснула. Обняла его, щекой к его груди прижалась и заснула, а Толя едва ощутимо волосы её перебирал. Смотрел в окно, на огни фонарей вдоль дороги, и вдыхал аромат приятных лёгких духов.

Вечер прошёл весьма любопытно.

А поутру они проснулись. То есть, это Саша проснулась первой и совсем не поутру, но прежде чем это выяснилось, прошло достаточно много времени. Она сначала вздохнула, вырываясь из сна, потом попыталась глаза открыть, долго моргала, не понимая, что у неё с лицом случилось, раз веки никак не желают подниматься. А когда глаза всё-таки открыла, пустым взглядом уставилась за окно. За ним был мрак и серость, поэтому сколько времени — не совсем понятно. Саша лежала, как ей показалось долго, дышала, в тяжёлой голове ни единой мысли, хотела уже снова глаза закрыть и заснуть, но к ней начали возвращаться чувства и ощущения, а также слух, стопроцентное зрение и обоняние. Шевельнуться ещё страшно было, но уже поняла, что она дома, она не одна, что за её спиной кто-то есть, кто-то большой и горячий, потому что ей жарко, и дышит на неё, а ещё от него тянет очень знакомым резковатым одеколоном. Чтобы переварить всё это и принять, понадобилась ещё пара минут. Саша уже всё понимала (кроме того, как подобное получиться могло), знала, что за её спиной Ефимов спит, причём её одной рукой обнимает, дышит ей в шею, ей даже оборачиваться не нужно было, чтобы его видеть. Но лежать так долго, зажмурившись от потрясения и с колотящимся сердцем, было невозможно, и в какой-то момент она поняла, что у неё бок заныл, и очень захотелось сменить позу. Но это означало окончательное возвращение к реальности.

Прежде чем повернуться, осторожно себя ощупала. Она была раздета до белья, к тому же на руку Ефимова на своём животе наткнулась. Ну, по крайней мере, она не голая. Осторожно пошевелилась, перевернулась на спину и теперь замерла в такой позе. Голову повернула и оказалась с Толей нос к носу. Он спал, дышал ровно и глубоко, на щеках щетина проступила. А у Саши в горле ком и жар по всему телу. Зажмурилась. Словно Ефимов мог раствориться, как похмельная дымка. Он и не подумал. Что совсем не удивительно, зная его наглость и упрямство.

И вот только тогда, только тогда Саше пришло в голову на часы посмотреть. Нахмурилась, вглядываясь и пытаясь осознать. Потом ужаснулась. Полдень. Интуитивно дёрнулась, собираясь вскочить, это движение отозвалось острой болью в голове, и Саша даже застонала. Всё-таки села и за голову схватилась. Толина рука соскользнула на её бедро, но было уже не до этого. Боль запульсировала в висках, в глазах потемнело, и Саша замерла, пережидая. Даже не почувствовала, что рука Ефимова больше её не касается. А он потянулся, разбуженный ею, руки на подушку закинул и зевнул. Глаза потёр, прежде чем их открыть.

— Ты проснулась?

— Нет, — очень осторожно проговорила Саша, всё ещё держась за голову. — Надеюсь, что ещё сплю.

Ефимов усмехнулся, ещё в полусне. Потом руку протянул и Сашу по спине погладил. Глаза открыл, разглядывая то, чего касались его пальцы. Узкую спину, тёмные волосы, падающие на плечи, лиловое кружево бюстгальтера. Толя ещё пальцем его зацепил, но Саша тут же плечи расправила, отстраняясь. Лицо руками потёрла, и волосы с лица отвела.

— Уже полдень, — проговорила она, вставая с постели. Ноги были ватные и непослушные, Саша секунду обретала равновесие, потом огляделась, отыскивая взглядом халат. Его, конечно же, поблизости не оказалось, как и какой-либо другой одежды. В памяти не осталось ничего о том, как она вернулась домой, как разделась и легла в кровать. И сейчас об этом лучше не думать.

— Не мудрено, — отозвался Толя и снова зевнул. — Мы в три приехали.

— В три? Что мы делали до трёх? — Саша уже успела позабыть о том, что стоит перед ним в одном белье. Стояла и пыталась соображать. Мысли в голове были тяжёлыми и неповоротливыми.

— Пили, — ответил Ефимов и сам же поморщился, вспомнив об этом. На постели сел и упёрся локтями в колени, волосы взъерошил. На Сашу посмотрел. — Саш, ложись в постель. Воскресенье же.

— С ума сошёл? Митька скоро придёт. — Она всё-таки собралась с силами и прошла мимо постели, так и не придумав чем прикрыться, и только услышала, как Толя рухнул обратно на подушки и, кажется, издал короткий стон. У двери споткнулась о джинсы Ефимова, сваленные кучей. Господи, что она натворила? Закрылась в ванной, пустила воду, а пока присела на бортик и глаза закрыла. Пытаясь для себя принять тот факт, что в её постели Толя… Что они вчера натворили? Что она натворила? Ведь обещала, клялась себе, что близко не подпустит… У него перерыв в отношениях с Ликой, и опять подвернулась она. Не в первый же раз, правильно? Не в первый, и опять на те же грабли.

Какая же дура.

— Я, кажется, телефон потерял, — сообщил из-за двери Толя. — Вот ведь…

— Пить надо меньше, — огрызнулась Саша. Встала, посмотрела на себя в зеркало и невольно поморщилась. Макияж разъехался, волосы всклокочены, и, вообще, физиономия несчастная. А за дверью Ефимов, который топает, как слон.

Толя на самом деле топал, был недоволен потерей телефона, это сулило некоторые проблемы, а ещё маялся с похмелья. Оно было не сильным, не смертельным, какое он несколько раз в своей жизни переживал, но всё равно ничего приятного. Без конца тёр лицо, вздыхал и морщился, когда в голове усиливался звон, похожий на колокольный. Добрёл до кухни, огляделся, потом умылся в раковине. Выпил пол графина воды, и вот тогда уже вздохнул, чувствуя себя более-менее живым. Потёр колючий подбородок, дотянулся до дверцы холодильника, потянул на себя и после секундной паузы, оглядев полки, пробормотал:

— Благодарю тебя, Господи.

К тому моменту, как Саша из ванной вышла, Ефимов уже штаны натянул, но выглядел всё ещё помятым. Но на Сашу, в шёлковом халатике, взглянул с явным намёком. Улыбнулся и даже позволил себе хмыкнуть, чего она, надо сказать, не оценила. Одарила его острым, как бритва, взглядом, и отвернулась. Открыла шкаф, лихорадочно соображая, что ей надеть. Но в какой-то момент не утерпела и поинтересовалась:

— Чему ты радуешься, не расскажешь?

— Я не радуюсь, — воспротивился он. На постель сел и подушку себе под спину подсунул. Сашу разглядывал. — Пытаюсь пережить недоброе утро. И не ворчу, как некоторые.

Саша обернулась на него, оценила вольготную позу, и вспыхнула, встретив Толин взгляд. И ляпнула:

— Я ничего не помню, так и знай.

Он засмеялся.

— Врёшь.

Она ещё сильнее покраснела, аж уши защипало. Отвернулась от него, вытащила из шкафа джинсы и футболку, и к себе прижала.

— Толя, чего ты добиваешься?

Улыбка на его губах померкла, Ефимов даже руками развёл после секундного раздумья.

— Ничего я не добиваюсь, Саш. Просто не хочу, чтобы ты создала в своём воображении трагедию.

— Нет никакой трагедии, — воспротивилась она. — Посидели, выпили, тебя пожалели — не впервой.

— Это точно.

— Вот-вот, — поддакнула Саша. — И ничего воображать я точно не собираюсь, а уж тем более из-за этого страдать. Так что, вставай с постели, убирай одеяло и подушки в шкаф и иди в душ.

Толя хмыкнул.

— А потом?

— А потом… — Саше каждое слово с трудом давалось, точнее, с трудом на ум приходило, от усилий аж мутило. — Потом я накормлю тебя завтраком, и ты поедешь домой.

— Малыш.

Она просверлила его взглядом.

— Ещё раз это произнесёшь, и я тебя точно убью. Иди в душ.

— Иду. Свирепая женщина.

Нужно было побыстрее накормить Ефимова завтраком и отправить восвояси. Сама Саша на еду смотреть этим утром не могла, только кофе поторопилась выпить, и буквально заставила себя откусить от бутерброда. Знала, что нужно себя перебороть и вскоре станет легче, сколько раз об этом от Старикова слышала, который страдал с похмелья с завидной регулярностью. Но больше, чем на один укус её не хватило. Положила бутерброд на тарелку и допила кофе. Зажмурилась, чувствуя, как в висках кровь стучит.

— Плохо тебе? — спросил Толя, подойдя сзади и обнимая. Вздохнул ей на ухо, а Саша в волнении подумала о том, что от Ефимова её зубной пастой и мылом пахнет. Это было неправильно и совершенно лишним. Не хватало ещё к нему привыкнуть. Но просто взять и освободиться от его объятия, оттолкнуть, не смогла. Он губами к её волосам прижался, её обнимал, достаточно крепко, а Саша боялась думать о том, что это значит. В его исполнении этим утром.

— Голова болит, — призналась она.

Толя её волосы ладонью пригладил, разглядывал скромную серёжку в её ухе. После чего заверил:

— Пройдёт.

— Знаю, что пройдёт.

Его руки остановились на её талии, сжали, а Саша, осознав, что его пальцы сжимаются чересчур крепко, сделала попытку вырваться. Решив подкупить:

— Ты завтракать будешь?

— Конечно, буду. На мой аппетит похмелье не влияет.

— На твой аппетит ничего не влияет, — не удержалась она. — Даже приступ аппендицита, я помню.

Толя усмехнулся.

— Что поделаешь. — Он за стол сел, взял бутерброд, а Саша перед ним тарелку с яичницей поставила. Яичница была большая, как луна, с зеленью, помидорами и кусочками болгарского перца. Ефимов потянул носом запах, что от неё исходил, и от удовольствия даже зажмурился. — Давно я нормально не завтракал.