— Тогда что?

— Ничего. Я с тобой хотел поговорить. Целый месяц я хотел вот так с тобой посидеть за столом. А ты от меня бегала. Считаешь, это по-взрослому?

Саша изо всех сил старалась не казаться расстроенной и смущённой. А тут ещё Терентьев подошёл, осторожно поинтересовался:

— Саша, всё в порядке?

Ефимов глянул на него зверем, но заткнулся, предоставив Саше возможность объясняться с ним… знакомым, приятелем, другом или кем он ей там приходился.

Она аккуратно заправила волосы за уши, а Олегу кивнула.

— Да, в порядке. Прости, мы немного громко…

Менеджер на спутника её взглянул, даже без особого предостережения, просто изучающе, после чего коротко кивнул и от стола их отошёл. Толя же хмыкнул.

— Беспокоится.

Саша же головой качнула и попросила его:

— Замолчи.

— Сашка…

Расслышав в его голосе тёплые нотки, Саша тут же внутренне от его призывов отгородилась. Салфетку с колен сняла и положила на стол.

— Мне пора возвращаться.

— Что ты завтра делаешь?

Его самоуверенности оставалось только удивиться, но вместо этого Саша переспросила:

— А ты? — Если честно, надеялась, что от её насмешливого тона до него начнёт доходить вся абсурдность происходящего, но Ефимов лишь шире улыбнулся.

— Зависит от тебя.

— Тогда тебе не повезло. Я работаю, а вечером делаю с сыном уроки.

— А в выходной?

Она вдруг поддалась порыву, наклонилась к нему и сказала:

— Пошёл ты в задницу.

Он засмеялся, но отпустил её, даже не окликнул, когда Саша к выходу направилась. Допил вино, провожая её взглядом, а когда Саша скрылась с глаз, покосился на менеджера. Тот стоял у бара, пил минералку из высокого бокала и с официанткой болтал. И знать не знал, что к нему приглядываются с подозрением.

К Лике он приехал через пару часов. После ресторана немного покатался по городу, заехал на квартиру матери, минут пятнадцать провёл в квартире, если честно, испытывая тоску. И от того, что видел в квартире, и от того, что, кажется, всерьёз собирался уже сегодня здесь ночевать. С некоторых пор терпеть не мог неустроенность. А в квартире, в которой прошло детство и юность, даже о приличном ремонте речь не шла. Мама здесь не жила лет семь, а до этого было как-то не до ремонта. Ни в финансовом, ни в физическом смысле. Что делать с квартирой они так и не решили за прошедшие годы, сдавали, но то, что мама сюда когда-нибудь вернётся, было сомнительно. Но продать ей было жалко, говорила что-то вроде: жизнь — штука сложная, вдруг пригодится. Вот и пригодилась, по всей видимости. Но ремонт сделать не мешает, нанять бригаду, купить новую мебель и технику… Но как жить посреди ремонта?

Об этом и думал, пока к Лике ехал. Только у самого её дома опомнился, попытался быстро сочинить подходящую речь, придумать, что сказать и чем объяснить. Как успокоить при необходимости. Далеко не единожды ему приходилось с женщинами расставаться в своей жизни, но это же Лика. И, кстати, всегда она его бросала, ему никогда в голову не приходило с ней расстаться. Но, надо сказать, до этого он никогда с ней и не жил под одной крышей. Наверное, надо было раньше решиться, ещё на первом курсе. Возможно, многое в его жизни и виделось по-другому, и сложилось по-другому. Как оказалось, при всей любви и страсти, жить с Анжеликой оказалось слишком тяжело, по крайней мере, для него, Анатолия Ефимова. Как-то не сложилось, не срослось… Слишком большое чувство неудовольствия он испытывал, даже отпуск не помог. Они без конца ссорились в последние недели, что-то выясняли, и кроме как в постели, практически ни в какой плоскости не пересекались.

Сашка бы назвала его наглым, бессердечным сукиным сыном, не иначе.

— Лика! — Толя вошёл в квартиру, включил в прихожей свет и снова позвал: — Лика! Ты дома?

Уже готов был разуться, повернулся и вот тогда заметил чемодан у стены. Причём, чемодан был его. Толя стоял и таращился на него. Разуваться передумал, в затылке почесал.

— Охренеть, — проговорил негромко, и тут заметил Лику. Она вышла ему навстречу, привалилась плечом к стене и руки на груди сложила. Разглядывала его без всякого удовольствия, но главное, что без злости. Когда они расставались, несколько часов назад, помнится, Анжелика была всерьёз рассержена. А тут смотрит на него без ненависти и без печали.

Толя тоже рукой в стену упёрся, голову опустил и качнул ею, головушкой буйной.

— Стоило этого ждать десять лет, — сказал он, усмехнувшись.

— Сам виноват.

Он спорить не стал, кивнул.

— Наверное.

— Я не сельская дурочка, Толечка. Я не буду всё это терпеть.

Толя глянул на неё, с интересом.

— Что именно?

— Я не выношу, когда мной пользуются.

— Ты привыкла пользоваться сама? — проявил он сообразительность, за что был награждён едким взглядом.

— А хотя бы. Думаешь, мне стыдно должно быть?

— Ну что ты, солнышко. — Странно, но Толя чувствовал странное воодушевление, и даже Ликина такая явная попытка проверить его на вшивость, лишь веселила. То, что он ей надоел со своими заботами и требованиями, давно понял. Но то, что Лика решит выставить его за порог так скоро, не ожидал. Понимал, что она ждёт от него каких-то ответных действий, возможно заверений, которых не дождалась днём, но взволнованной или расстроенной их ссорой Анжелика не выглядела. И этим Ефимов и себя оправдывал, собственное облегчение от того, что удалось с такой лёгкостью ситуацию разрулить. Как все мужчины, он терпеть не мог выяснять, кто прав, а кто виноват в отношениях между полами.

Он руку протянул, коснулся её волос, правда, Лика отступила, а на него взглянула, как Снежная Королева. К полу приморозила. Ясно, он лишился привилегии дотрагиваться до неё.

Вздохнул.

— Просто странно, что всё так заканчивается.

— Ты идиот, Ефимов. И свин.

— О-о.

— Да, да. К тому же, хам.

— Когда я тебе хамил?

— Ещё не хватало, чтобы ты мне хамил! — Её голос взвился до предела всего за мгновение. Толя даже глаза вытаращил. А Анжелика со всем своим достоинством ткнула пальцем в его чемодан. — Уходи.

— Только не злись, — попросил её Толя. — Не злись. Такое бывает, Ликусь. Ну, не сошлись характерами.

— Какое мне дело до твоего характера? Я свою жизнь портить не собираюсь. А ты мне её портишь. Ты заставляешь меня оправдываться.

— Да за что?!

— Вот именно, что не за что! Найди себе дуру, которая будет тебе улыбаться бесконечно, варить тебе борщи и ублажать бесконечно. Это не моя история, прости.

Ефимов вздохнул. Хохотнул, повернулся к зеркалу, посмотрел на себя, потёр подбородок, и вот тогда вздохнул. Повторил за ней негромко:

— Не твоя история. Что ж, наверное, я в чем-то не прав, виноват… недолюбил, — это слово прозвучало насмешливо.

Лика фыркнула после его слов.

— А ты меня любил?

Он вдруг плечами пожал.

— Да чёрт его знает. — Чемодан поднял, на Лику посмотрел. Просто взять и выйти из её квартиры казалось паршивым поступком. И поэтому ещё разок повторил: — Прости, Ликусь.

А она возмутилась.

— Господи, Ефимов, ты даже никогда не называл меня так! Уходи уже!

Лика захлопнула дверь за ним, едва Толя порог переступил. Прямо за спиной и захлопнула. А он ещё постоял, с чемоданом в руке, переваривая произошедшее, в голове, если честно, никак не укладывалось. Пятнадцатилетняя история закончилась глупым «Ликуся», «Пошёл вон, свин» и «Никогда друг друга не любили». Правда, не любили?

Это нужно обдумать. Очень кстати у него в машине есть бутылка отличного бренди.

8

На обдумывание так много времени, как Толя изначально предполагал, не потребовалось. Ну, выпил, даже не так много, ну закусил, ну обдумал… в очередной раз поразился превратностям судьбы, вздохнул по поводу утерянной окончательно мечты, и уже более трезвым взглядом обозрел полупустую квартиру. Вот тебе и возвращение в бурную молодость. Сейчас уже казалось, что она была не такой уж и бурной. Скорее, как и у многих, сумбурной и шальной, в плане мечтаний. Ох, как он мечтал о Лике, а в итоге оказался свином и не удел.

Утром, проснувшись с тяжёлой головой, несколько порций виски всё-таки дали о себе знать, вновь столкнулся с очевидной проблемой, необходимо было себя чем-то кормить, а холодильник, конечно же, пуст. И на ресторан времени не было. Его ждали на объекте, и поэтому пришлось довольствоваться кофе и бургером из Макдональдса. Мама бы в обморок упала. Она была уверена, что во всех этих ресторанах фаст-фуда людей откровенно травят. Ефимов никогда не забудет, как однажды завлёк маму в подобное заведение, и её взгляд при виде чизбургера. Надо признаться, что завлёк намеренно, чтобы это увидеть. Дурацкая мысль, потому что мама теперь не уставала беспокоиться, что он питается всякой гадостью. Считала, что его холодильник забит полуфабрикатами. После расставания с женой, это, конечно, стало актуально, но питаться Ефимов предпочитал всё же в приличных ресторанах. В том же «Харпере». Кстати, менеджером российской сети был его хороший приятель, поэтому в ресторане неподалёку от Толиного дома, его знали, уважали и даже любили. По-хорошему так любили, по его желанию присылая ужины ему на дом.

Но сегодня он думал не о «Харпере» и даже не об обеде. И, надо признаться, что даже не о Лике. Что толку о ней думать? И если поутру у него всё же мелькнула идея ей позвонить и извиниться… за всё (что-то подсказывало, что по каждому поводу, извиняться было бы чрезвычайно долго, список у Анжелики, наверняка, нескончаемый), то вскоре его мысли опять занял другой человек. Он битый час стоял на краю котлована, слушал архитектора, кивал, а сам вспоминал вчерашний разговор с Сашей. Её горящие глаза, явную злость и нетерпение. И все-то на него злятся! Конечно, повод у неё есть, и весомый, но он бы предпочёл, чтобы она не злилась. Чтобы сказала, как он может всё исправить, и он, честно, очень постарается. Потому что недовольство Сани было пережить как-то по-особенному трудно. Ощущался внутренний дискомфорт.