— Даже я обалдела, Сашка. Сразу видно, что Толя очень старался и всерьёз преуспел. Я так до конца и не разобралась, чем именно он занимался, похоже, что всем подряд, но это ведь не так важно, правда? Какая разница чем торговать: подгузниками или пилюлями для похудания? Главное, результат. Это самое приятное. Смотришь на человека и сразу понимаешь — прошёл большой путь. И поверь моему опыту: это как раз о Ефимове. Удача ему в Москве улыбнулась.

— Ты думаешь, он ею с тобой поделится?

— Я бы не отказалась.

Кто бы сомневался!

— Сколько он ещё здесь пробудет?

— Говорит, до августа точно, а дальше видно будет.

До августа?! Это просто катастрофа.

— Саня, он же здесь два автосалона строить собрался. Представляешь? Автосалоны! — Лика за занавеской усмехнулась. — Иногда я даже забываю, что это всё к Ефимову относится. Я же помню, каким он был. Честолюбивый, щепетильный, гордости через край. Денег нет, а гордости полно.

— А ты? — задала Саша вопрос, и даже дыхание затаила. Кажется, не в первый раз, но волновалась из-за этого разговора всё больше и больше.

— Что?

— Ты же что-то решила для себя.

— Я решила. — Лика от души развеселилась. — Неужели по мне не видно, что я влюблена не на шутку? Всё очень серьёзно.

Саша же решила не скрывать своих сомнений и заметила:

— Вижу, что довольна, а вот насчет «влюблена»…

Анжелика выглянула из-за занавески, взглянула на неё со значением.

— Сделай милость, держи эти мысли при себе. Или ты не хочешь пристроить старшую сестру?

Саша не ответила. Смотрела по-прежнему в стену напротив, и только молча подала Анжелике очередной комплект белья и кружевную комбинацию. Сама же призадумалась. Если честно, то о мужской глупости.

Алёнка, кстати, её размышления и неутешительные выводы, поддержала и даже не удивилась направлению Сашиных мыслей. Забежала после работы к Саше домой, принесла с собой коробочку бисквитных пирожных, и негодование в полной мере поддержала. С аппетитом съела котлету, попробовала новый салат, оценила, и уже после этого принялась поддерживать. Положила себе на блюдце пирожное, вздохнула вполне удовлетворённо, после чего поторопилась кивнуть, выслушав Сашу.

— Всё так и есть, Саня. Дураки, причём озабоченные. Ты помнишь, как на Лику смотрели в вечер встречи? И это люди, которые учились с ней не один год, прекрасно её знают, а всё равно!.. Так что, Ефимов далеко не один в этом идиотизме. Новиков аж дар речи потерял, как увидел её… — Алёна выразительно хмыкнула. — В небесно-голубом! Я ему лично рот прикрыла.

Саша присела напротив подруги, без аппетита взглянула на пирожные с красивыми кремовыми розочками, покрутила чайную ложечку в руке, после чего даже отложила её в сторону.

— Я просто не понимаю, неужели он всё забыл?

— Конечно, забыл! Только в очень злопамятных людях обида десять лет кипит. К тому же, Лика ему обрадовалась и объятия открыла, сама говоришь. Вот у Толи мозги и отказали. — Каравайцева выразительно постучала себя по лбу, потом ложку облизала от крема и крошек.

— Не понимает, идиот, что она его теперь доить будет. Видимо, надеется, на большую и чистую любовь. — Алёна вдруг усмехнулась. — Слушай, давай устроим ему встречу с Петечкой, пусть тот поделится впечатлениями.

Саша над этими словами задумалась, но всего на мгновение. Решила, что если всерьёз начнёт рассуждать об этом и демонстрировать беспокойство, даже если только с подругой это обсуждать, то выдаст себя с головой. И поэтому решила отмахнуться.

— Я не собираюсь ни во что вмешиваться. Просто… — Что «просто»? Обидно, страшно, злость и ревность душат? — Беспокоюсь немного.

— За кого? За Лику? Так она своего не упустит. Она, в этом смысле, умнее нас с тобой вместе взятых. — Каравайцева всё-таки присмотрелась к Саше внимательнее и вдруг весело хохотнула. — Или за Ефимова переживаешь?

Саша тут же возмутилась. Слишком явно и бурно, но назад уже не вернёшь.

— Вот ещё! Каждый сам себе проблемы выбирает, — сказала она, в конце концов. И даже добавила: — И, знаешь, Толя этого заслуживает.

Алёна помолчала, после чего плечами пожала и куда спокойнее и рассудительнее проговорила:

— Может быть. Ты же помнишь, как он её хотел. Он мечтал, он планы строил. И уехал, как говорят, из-за неё. Это что-то да значит. Кто знает, может, он все эти годы только и мечтал о том, чтобы всю оставшуюся жизнь исполнять Ликины желания и капризы?

Саша сверлила её взглядом, потом опомнилась и отвернулась, но сказать ей всё равно было нечего. На душе снова кошки заскребли. Это уже становилось привычным ощущением.

— Вы уже чай пьёте? — поинтересовался Митя, появляясь на кухне. Кстати, минуту назад за стеной слышался грохот, явный признак того, что сын вот-вот появится на глаза, но Саша была занята своими мыслями и никак не отреагировала. А вот сейчас поторопилась сыну улыбнуться и даже руку к нему протянула. Правда, Митька ещё и пожаловался: — Сами пьёте, а меня не зовёте.

— Ты пирожное будешь? — тут же спросила его Каравайцева, придвинула ему тарелку и пирожное с самой большой розочкой на неё положила. А Саша поднялась, чтобы налить сыну чай.

Митька тут же вооружился ложкой, на лакомство посмотрел с восторгом. «Будто вечно голоден», пронеслось у Саши в голове, и захотелось вздохнуть. Но вместо этого волосы сыну пригладила.

— Как в школе дела? — спросила тем временем Алёна, а Митя откровенно поморщился.

— Хочу каникулы. Меня уже тошнит от учёбы.

— Митя, — не удержалась от лёгкого окрика Саша. Головой качнула. — Так нельзя говорить.

— Почему? — бесхитростно переспросил ребёнок.

А пока Саша раздумывала над правильным ответом, Каравайцева отмахнулась.

— Это нормально. Мои такие же. Им бы всё гулять и веселиться, а тут такая незадача — в школу надо ходить. — Она к мальчику присмотрелась, улыбнулась его аппетиту. — Кушай, кушай. Протолкни знания пироженкой поглубже.

— Ты уроки все сделал? — спросила Саша, решив, что сын слишком близко к сердцу примет слова о том, что нежелание учится вполне нормально для всех детей его возраста.

— Осталась математика и немножко по английскому дописать.

— А чего тогда не дописываешь, если немножко?

Митя глянул на неё со всем его детским возмущением.

— Мама, я же ем! Мне силы нужны. — Головой качнул, вроде бы в потрясении, но получилось смешно. Саша снова по волосам его погладила, наклонилась и поцеловала в вихрастую макушку. Правда, для себя отметила, что нужно срочно Митьку отвести в парикмахерскую. Эти кудри становятся попросту неприличными.

— Ешь, — сказала она негромко.

— Я сделаю английский, — пообещал он. Голову закинул и на мать посмотрел, с намёком на хитрый прищур. — А ты мне потом почитаешь?

Саша встретилась с сыном взглядом, и впервые за этот день улыбнулась искренно и даже чуть мечтательно.

— Почитаю.

Это был их общий с Митькой секрет. Они никому об этом не рассказывали, и дело было не в том, что их общие фантазии казались им самим неловкими или глупыми, просто не хотелось никого впутывать. Началось это давно, с тех пор, как Митька подрос достаточно для того, чтобы слушать сказки в мамином исполнении. Поначалу Саша придумывала сказочные истории на ходу. Придумывала героев, ситуации, волшебство и победу добра над злом. Всё, что так нравится детям. Не получив высшего образования, не осуществив свою мечту, от желания писать и фантазировать, не избавилась, и позже нашла возможность выражать себя, придумывая сказки для сына. Сначала простенькие, понимала, что в два года Митю больше интонации её голоса завораживают, чем сюжет. Он смеялся, когда Саша говорила басом и делала ему козу. Но сын рос, и с ним росли герои Сашиных историй, сюжеты становились более замысловатыми, характеры более сложными, а приключениями рискованными и опасными. И как-то незаметно Митя стал участвовать в процессе, ему нравилось придумывать, он приходил в восторг от новых историй, и Саша, затаив дыхание, наблюдала за сыном, вспоминая саму себя в детстве, вспоминала, как любила читать, те же сказки, додумывать их и фантазировать о дальнейшем. В этом Митя был очень на неё похож. И со временем историй накопилось столько, и забыть их было настолько жалко, что захотелось их записать. И очень быстро это превратилось в творческий процесс, в котором с удовольствием участвовала не только она, но и Митя. Ему шёл девятый год, но он до сих пор обожал, когда Саша ему читала, особенно, когда читала то, что сочинила сама. Поэтому его «мама, почитай», означало нечто другое, чем в любой другой семье. Это был секрет, тайна, и Митя очень ею дорожил. Саша и сама не стремилась разговаривать о своём увлечении с родственниками и друзьями, и если бы не сын, скорее всего, писала бы в стол. Но, к её радости, человечество придумало Интернет, и писать можно было теперь не в стол, а в ЖЖ. Выкладывать уже после того, как они с Митей всё обсудят, обдумают, она лично раз десять исправит текст, и тогда уже поместить на обозрение незнакомых людей. И уж чего Саша точно не ожидала, что её блог начнёт пользоваться популярностью. У мамочек, но со временем стали подтягиваться дети и подростки, которых не на шутку увлекли приключения её героев. Это было удивительное чувство, это превратилось в настоящее дело, возможно, даже главное дело жизни. Нельзя же всерьёз расценивать торговлю нижним бельём, как творческий, жизненно важный процесс? Саша считала свою работу временной, правда, это время уже три года, как не заканчивалось. А влечение к писательскому делу спасало от рутины и раскрашивало жизнь особыми, яркими красками. И не хотелось, чтобы эти краски потускнели от замечаний и комментариев некоторых людей, пусть и любимых. Да, да, она имела в виду Лику. Та и без того всегда считала Сашины мечты стать настоящей писательницей, блажью, а все её задумки называла именно сказками. И из уст Анжелики это слово звучало не слишком презентабельно и даже обидно в некоторых случаях. Поэтому Саша и перестала распространяться о своём увлечении. Ей достаточно было того, что сын её целиком и полностью поддерживает. Да и другие почитатели её, возможно, и скромного таланта появились и даже множились. Любимое дело, само по себе, благосклонно сказывается на душе и характере, а уж когда получаешь реальную отдачу, причём, не только моральную, но и материальную, и вовсе приятно становится.