— Были?

— Да. И ты это помнишь, потому что ругала нас с Ликой за них.

Тётка рукой на неё махнула.

— Вот и учились бы у умного человека.

— Бабушка, ты просто не представляешь, какие они классные! Я тебе сейчас расскажу.

Воспользовавшись тем, что Митя занял внимание тёти Вали на ближайшие минут десять, Саша бочком из комнаты вышла, прошла на кухню и стянула из вазочки шоколадную конфету. Понятно, что вредно, понятно, что лишняя, но сегодня её с самого утра тянуло на сладкое, как в последние месяцы беременности. Интересно, к чему бы это?

На столе лежал тёткин мобильный. Простенький, ещё с монохромным экраном, но тётя Валя и им-то пользовалась с трудом, не уважала всю эту новомодную электронику. А вот Саша взгляд на телефоне остановила, с определённым умыслом. Всё утро говорила себе, что знать ничего не хочет, и более того, ей абсолютно всё равно, но всё равно не было. Врать себе было бесполезно. И поэтому, минуту прислушиваясь к голосам в комнате, потянулась за телефоном. Набрала Ликин номер, и уже в следующую секунду перепугалась, хотела отключиться, но гудки будто заворожили. Слушала, слушала, злилась всё больше, а потом голос сестры в трубке, недовольный и заспанный, Анжелика проговорила:

— Мама, я сплю.

Саша хотела отключиться, уже палец на кнопку положила, но вдруг передумала. Что если Лика вздумает перезвонить? На звонок тётя Валя прибежит, начнёт задавать вопросы, непременно спросит, зачем Саша звонила, а у неё ответа нет. По крайней мере, такого, который можно дать, глядя другому человеку в глаза. Всё это вихрем пронеслось в голове, и Саша вернула телефон к уху. И сказала:

— Это не мама, это я. Привет.

— О. — Лика помолчала, то ли обдумывала, то ли возилась, потому что Саша отчётливо слышала непонятные шорохи. — Который час?

— Первый, Лика.

— А почему ты с мамкиного?

— За Митькой пришла. — Не зная, как оправдаться, брякнула: — Не хочешь сходить в торговый центр?

— Сейчас?

— Можно через час… или два. Митька просится на автоматы, а мы бы с тобой выпили… чая.

Анжелика, не скрываясь, хмыкнула.

— Чая?

Саша разозлилась.

— Ты пойдёшь или нет?

— Саня, я сплю. Как нормальный человек после бурной ночи.

Саша свирепо уставилась на новенький холодильник в углу.

— Бурной? У тебя продолжение было?

— Ты, правда, хочешь знать? Или как всегда, покраснеешь, как помидорина?

— Я не хочу знать, — заверила её Саша. А Лика рассмеялась. Понимающе и весело.

— Иногда ты ведёшь себя, как подросток, честное слово.

— Иди к чёрту, — проговорила Саша с чувством, правда, негромко и уже после того, как отключила телефон.

А вот Анжелика, напротив, улыбалась. Телефон на прикроватную тумбочку положила, снова растянулась на постели, а улыбка всё не сходила с её губ. А затем и хмыкнула, достаточно весело.

— Что тебя развеселило? — Ефимов за её спиной сладко потянулся, и на выдохе проговорил: — Поделись улыбкою своей… И она к тебе не раз ещё вернётся.

Лика голову повернула, прижалась щекой к подушке, посмотрела на него. Надо сказать, что оценивающе. Будто ещё до конца не верила, с кем её снова судьба свела. Окинула взглядом мужское тело рядом, потом руку протянула, тонкие пальчики игриво пробежались по его груди. На губах заиграла улыбка.

— Это Сашка. Зовёт чай пить. Представляешь?

Толя потёр лицо, зевнул, но услышав имя Саши, непонятно отчего напрягся. Даже руки у лица задержал на секунду дольше, чем это требовалось.

— Она уже проснулась?

— Ну, у неё нет причины спать до обеда.

Он посмотрел на неё, тоже улыбнулся. Затем на часы взглянул и присвистнул.

— И, правда, обед.

Лика придвинулась к нему, ногу на него закинула, и оказалась с Ефимовым нос к носу. Он смотрел в её глаза, а она провела пальцем по его подбородку.

— Толя. Удивительно, но я рада, что ты вернулся.

Он вздёрнул брови и взглянул якобы удивлённо.

— Серьёзно? Я тебя порадовал?

Анжелика сама его поцеловала, затем голову наклонила и прижалась губами к его груди. Рука скользнула по его животу и скрылась под одеялом.

— Даже не думала, что встречи выпускников бывают настолько занимательными.

Он хохотнул. За подбородок её взял, погладил большим пальцем щёку и поцеловал.

— Ты очень красивая.

Лика снова улыбнулась, улыбка буквально осветила её лицо, как солнце.

— Ты говорил мне это каждое утро.

Ефимов странно прищурился. После чего кивнул.

— Я помню. — Сказал это и звонко шлёпнул Лику по заду. — Завтрак приготовишь?

Он на постели сел, а она в недоумении смотрела на его спину, оставшись лежать в призывной позе, вся открытая его взору. Вот только он не смотрел.

— Завтрак?

— Так обед почти. Я есть хочу.

Лика рухнула на постель.

— Помнится, вчера ты мне о завтраке ничего не говорил. Ты был до безобразия красноречив, обещал реки шампанского и ночи полные любви. А теперь тебе завтрак подавай?

Толя обернулся на неё, взглянул весело.

— Лика, солнышко, я должен чем-то подпитываться. Тогда буду работать, как вечный двигатель. Всё зависит от того, чего ты и насколько хочешь. — Потряс её за ногу. — Я в душ, а ты приготовь что-нибудь. Я так есть хочу, у меня аж за ушами трещит.

Лика невольно поморщилась. Сколько лет они с Ефимовым были знакомы, столько она его и ругала за его любовь к просторечным выражениям. Её отец весьма их уважал, а Анжелике они всегда слух резали. Но долгая жизнь в Москве, по всей видимости, от этой привычки Толю не избавила, он стойко за неё цеплялся. Что казалось странным. Сама Лика в Москве никогда не жила. Но в замужестве частенько ездила в столицу с мужем, и ей всегда казалось, что там живут какие-то особенные люди. Они с Петечкой посещали дорогие рестораны, выставки, презентации, и там никто не говорил «трещит за ушами», и не просил приготовить «пожрать». А все её знакомые, москвички, имели кухарок и домработниц. Правда, она раньше тоже пользовалась услугами приходящей прислуги, но после развода Петя наотрез отказался платить им зарплату, и с этим пришлось смириться, хотя Лика восприняла это, как очередное оскорбление от уже ставшего бывшим мужа. Но до Ефимова её привычки, потребности и пристрастия ещё только предстоит донести. До нынешнего Ефимова. Он вон оставил её в постели и пошёл в душ, а первым делом за телефон схватился. И, кажется, всерьёз рассчитывает, что она сейчас кинется на кухню, жарить ему яичницу. У неё и яиц-то в холодильнике нет, и не было уже достаточно давно. В последний раз, кажется, Санька и приносила, что-то готовила на Ликин день рождения.

На завтрак Ефимов получил обезжиренный творог, кофе и пшеничные хлебцы в неограниченном количестве. Некоторое время разглядывал скудный завтрак, после чего в затылке почесал. На Лику посмотрел, с сомнением.

— Ты этим питаешься?

Она лишь плечами пожала. Лика стояла, одетая лишь в лёгкий, коротенький халатик, который больше подчёркивал, чем скрывал, чуть встрёпанная, с лёгким румянцем на щеках, и облизывала ложку, которой ела йогурт. Делала это сексуально и с определённым умыслом. А когда Толя головой качнул, явно поняв, что она водит его за нос, рассмеялась.

— Сдуреть можно, — проговорил он. — И хлеба нет?

— Я не ем хлеб уже лет семь.

— Лика, детка, за что ты себя так не любишь?

— Наоборот, очень люблю, Толечка. Ты же сам говорил, что я красавица. Вот ради этого и стараюсь.

Он красноречиво хмыкнул, сел за стол и придвинул к себе чашку. Подул на горячий кофе, потом осторожно отхлебнул. Попробовал творог, скривился, но съел ещё ложку. Покрутил в руке круглый хлебец, попробовал откусить. Выплюнул тут же.

— Дерьмо.

— Дурак ты, Ефимов.

— Птичий корм.

Лика губы поджала, но затем усмехнулась.

— Санька тоже вечно плюётся.

— Правильно делает. Это не еда, чувство такое, что пластмассу жуёшь. — Толя поторопился запить хлебец кофе. В желудке потеплело, в голове немного прояснилось, и то ладно. А то после бессонной ночи да лёгкого похмелья, даже после душа соображал с трудом. А вот кофе к жизни возвращал. Хоть кофе прилично сварен. Выпил половину бокала и на стуле откинулся, не удержался и снова зевнул. Взгляд сам собой остановился на длинных, красивых Ликиных ногах. Таких длинных ног ни у кого больше нет, точно. Смотрел на её ноги, думал о телефонном звонке, что сделал двадцать минут назад, об участке, что собирался купить, и который ему практически пообещали стопроцентно как раз двадцать минут назад. Думал обо всём этом, а спросил почему-то о другом. Точнее, о другой. — А что с Санькой?

Лика вздёрнула идеально очерченные брови.

— А что с ней?

— Ну… я вчера так и не понял, мы как-то рвано с ней поговорили. — Он плечами пожал, будто для самого себя. — Где она, что? Вроде сказала, что не в школе работает.

Анжелика ухмыльнулась.

— Да, в школе она не работает. — В её голосе проскользнуло откровенное неудовольствие, и Толя невольно заинтересовался, зацепился за эту интонацию, посмотрел с интересом, а Лика сказала то, отчего как раз и можно было выпасть в осадок. — Бельём она торгует.

— Каким бельём?

— Нижним. В бутике в центре города.

Он головой мотнул.

— Подожди, я не понял. Почему она торгует бельём?

— А чем, прикажешь, заниматься матери-одиночке?

Кофе в чашке дымил, пока ещё дымил, остывал, но Ефимов даже смотреть на него забыл, даже не пил.