Я рассматриваю белую таблетку, и внезапно в моей голове всплывают уродливые слова Безымянного.

Такой парень никогда не захочет девчонку вроде тебя.

…он поставил тебя на место.

…и он просто не хочет трахать испорченную девчонку.

Никто больше тебя не захочет.

Никто больше тебя не захочет.

Кладу таблетку на язык и залпом допиваю колу, заглушая его слова. Киран свою тоже глотает. Возвращаюсь на танцпол и жду прихода смерти. Или веселья. Что наступит раньше. Киран возвышается позади меня, присоединившись ко мне в танце, хоть все его движения немного угловаты и он дико зажат – лишь слегка покачивается на ногах, я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Жизнь дерьмо, но танцы всегда были моим отвлечением. Благодаря музыке, которая укрощает тьму, я могу просто плыть по течению и ни о чем не думать.

Я не знала, что Хизер покупала наркотики, как и то, что она распространяла их на студенческих вечеринках. То есть она вроде наркодилера. Или нет? Я практически ничего не знаю о наркотиках, а о людях, которые их распространяют, и подавно. Знаю только, что многие принимают их, наделяя тем самым наркодилеров все большей властью, но они, наркотики, опасны. Хотя я пью почти каждый день с той ночи у фонтана в форме кентавра, так что кто я такая, чтобы судить? Кто я такая, чтобы злиться? Я пыталась заглушить боль выпивкой, но не вышло. Поэтому я должна была попробовать что-то еще. Никакие ужасные последствия не сравнятся с моими воспоминаниями.

Огни стробоскопов становятся ярче, красочнее, зеленый сменяется красно-синим – два цвета сливаются в один. Я моргаю, но цвета не перестают поражать. Они отражаются от макияжа девушек и от их украшений, световые зайчики от драгоценных камней приятно прожигают мне веки. Все выглядят такими счастливыми, такими милыми, такими добрыми. Никто здесь меня не обидит. Я окружена хорошими людьми. Здесь тьма не сможет меня достать.

Когда я улыбаюсь Кирану, он улыбается мне в ответ – хороший знак, и почему я раньше не замечала, насколько он красив? Смуглый, смуглый пират, смуглый Джек Воробей (мы не произносим это имя), темный и широкоплечий, он смог бы защитить меня от тьмы, правда ведь? Кто-то столь сильный, как он, смог бы побороть все, защитить меня от всего. Все это время я силилась защитить себя самостоятельно, но это было так трудно. Я устала делать это в одиночку. Было бы здорово, если бы кто-то мне помог. Киран мог бы помочь. Джек не захотел и дальше мне помогать, но это нормально, ведь со мной сложно, а я не стою всех этих усилий, это нормально, даже несмотря на то, что он единственный, ради кого мое сердце выглянуло из своей раковины, но это было глупо, я была так глупа, раз думала...

Никто больше тебя не захочет.

Вздрогнув, я падаю на Кирана и обнимаю его за талию. Он останавливается.

– Айсис? – кричит он. – Ты в порядке?

– Я... я... нет, – смеюсь, – не в порядке. Я чертовски не в порядке.

– Эй, воу, хорошо. Давай выведем тебя на воздух.

Я висну на руке Кира, пока он выводит меня сквозь толпу из клуба. Когда мы проходим мимо вышибалы, я бросаю на того взгляд.

– Мне не тридцать три, – выбалтываю я.

– Я знаю, – отвечает он, закатывая глаза.

Едва Киран отпускает меня на ступеньках, мои глаза выхватывают тлеющие кончики сигарет в руках у компании ребят, и я начинаю дрожать. Киран замечает это и уводит нас подальше от них. Я жадно глотаю воздух, давясь пустотой и в то же время всей полнотой мира. Киран терпеливо ждет, глядя на звездное небо. Когда давление уменьшается и мир теряет яркость, я лепечу:

– Извини. Ты должен вернуться... иди в клуб и веселись. Со мной не весело. Я умираю.

– Ты не умираешь. – Он смеется.

– Еще как умираю. Чуть быстрее, чем большинство людей.

Киран озадаченно смотрит на меня, но мне все равно, слова Софии раздаются в моей голове, принося долгожданное облегчение после слов Безымянного. Его слова звучат как лай бешеной собаки, разрывающей мне горло, ее – как звук хрустальных колокольчиков и капель дождя.

Неудивительно, что Джек ее любил.

Неудивительно, что Джек сломался, когда потерял ее.

Неудивительно, что он больше никогда никого не захочет. С ней никто не сравнится.

Я смеюсь, но смех превращается во что-то странное, и я начинаю кусать руку, чтобы это остановить. Киран убирает мою руку ото рта, и на рукаве кофты я замечаю темно-красный круг. Ерунда.

– Айсис, ты действительно меня пугаешь, – мягко произносит он.

– Да, я пугаю многих людей. Такая уж я. Хэллоуинтаун меня полюбит. Но больше никто. Кроме моей мамы. Она у меня замечательная, а я ее бросила… я такая эгоистка.

Киран молчит. Я чувствую, как темнота начинает отступать. Уличные фонари яркие и массивные, словно гигантские желтые светлячки.

– Есть один парень, – говорю я и смеюсь. – Да как и у каждой девчонки, верно? Всегда есть парень. Какой-то парень. Какой-то парень, который что-то не сделал. И он мне нравится.

– Если он тебе нравится, просто подойди и поцелуй его, – говорит Киран.

– Ты ничего не знаешь.

Киран смеется, и я, схватившись за голову, опираюсь на его плечо. Ночь такая темная, а он такой теплый… мне нужен кто-то сильный. Кто-то, кто удержит меня от исчезновения во тьме. Или, может, уже слишком поздно. Может, я уже исчезла, и теперь моя жизнь состоит из тьмы, в которую лишь изредка проникают короткие вспышки света.

– Я тебе нравлюсь? – спрашиваю я у Кирана. Дерзко, но сейчас я чувствую себя такой легкомысленной.

Киран прочищает горло.

– Ну... эм...

– Да или нет.

– Да, – отвечает он, – нравишься.

Никто больше тебя не захочет.

– Ты хочешь меня? – Я прижимаюсь грудью к его плечу, как Геморрой прижималась к Джеку.

Киран вновь прочищает горло.

– Да. С тех пор, как мы подружились, я...

Я тянусь и целую его, и он целует меня в ответ, нежно, но страстно. Это не Джек. Это всегда не Джек. И никогда им не будет. Я не хочу плакать, поэтому целую сильнее, глубже. Рука Кирана скользит мне под кофту, и я позволяю...

– Ты!

Я поднимаю глаза и вижу, как Чарли Морияма обвиняюще указывает на меня. А за ним тот самый человек, которого мне уж точно не стоит видеть сегодня… или вообще когда-либо.

* * *

– Как ты слушаешь это дерьмо? – ворчит Чарли, выключая мою оперную музыку.

– Я так понимаю, ты не фанат полных итальянцев, поющих о страданиях из-за женщин?

Чарли проводит рукой по своим растрепанным волосам, поправляя их.

– Если бы я хотел слушать придурков, жалующихся на сучек, то слушал бы Бигги Смоллса. Или Наса.

– Ну конечно, ведь, называя женщин «сучки», ты очень далеко продвинешься в отношениях с ними, – говорю я и на светофоре поворачиваю налево.

– Меня не волнуют сучки, ясно? Все они плаксивые и пекутся лишь о твоих деньгах, они хотят, чтобы ты их красиво одевал, покупал им мороженое и гигантские кольца. С меня этого хватит. Я просто сосредоточусь на приобретении особняка, а затем куплю себе несколько сучек.

– Ты не купишь ни сучек, ни особняк. Ты купишь дом для своей бабушки.

Краснея, Чарли бросает на меня убийственный взгляд.

– Какое идиотское дерьмо только что вылетело из твоего рта? Клянусь, ты тупеешь с каждым днем.

Я паркуюсь перед убогим клубом «Черный ход». Как же тяжело заставить себя ответить ему обычной холодностью. Он такой жалкий, такой мягкий внутри, хоть и упорно старается быть твердым снаружи.

Он мне кое-кого напоминает.

– Ну, надеюсь, ты умнеешь, потому что кто-то из нас должен быть достаточно смышленым, чтобы допросить хозяина клуба.

Чарли лишь ворчит, пряча под рукав пару кастетов. Я открываю диктофон на телефоне, чтобы получить неопровержимые доказательства на пленке.

– Он будет разговаривать неохотно, – предупреждаю я. – Его зовут Терранс.

– Да мне пофиг, как его зовут, давай просто намнем ему бока.

– Никто никого бить не будет, – произношу я стальным, не требующим возражений тоном. – Терранс бизнесмен. Его легко убедить рядом логических способов, которым я был бы более чем рад тебя обучить.

Чарли стонет.

– Плевать. Давай просто сделаем это. Можешь заговаривать этого осла сколько хочешь, но если мы этим ничего не добьемся, то я перейду к плану «Б» – к избиению.

– Зачастую, если цель никогда раньше не избивали, угроза избиения более эффективна, чем само избиение. Такой слабый и богатый человек, как Терранс, расколется без единого удара.

Я выбираюсь из машины, и Чарли с задумчивым выражением на лице следует моему примеру.

– Вероятно, на сей раз ты прав. – Мы с Чарли мельком показывает свои удостоверения, и вышибала пропускает нас внутрь. – Кстати, как у вас дела с Бриттани?

– Хорошо, – отвечаю я автоматически. – Она очень настойчивая.

Я не говорю ему, что она лишь вещь, средство достижения цели. Кукольная замена, на которую я переношу запретные воспоминания о девушке, которую бросил во благо.

– Ты это так называешь? – Чарли ржет, пока мы огибаем клубную толпу. – Она круглосуточно околачивается возле нашей двери. И едва сдерживается, чтобы не запрыгнуть на твой ледяной член до того, как я выйду из комнаты.

Я пожимаю плечами.

– Чем ты занимался до того, как тебя нашел Грегори? – внимательно изучая меня, спрашивает Чарли.

– Я видел дамских угодников, но даже лучшие из них не пробуждали у девушек огонь желания средь бела дня. Что делает тебя таким особенным?

– Я знаю, как обращаться с женщинами, – отвечаю я. – Урок первый: не называть их сучками.

– Пока они не начнут вести себя соответственно, – пытается исправить Чарли.

– У некоторых женщин специфические вкусы, но и они оценят это только в спальне. Никогда их не оскорбляй.