– Но все ли плаксы… дети?


Кайла слегка толкает меня, а затем вздыхает и откидывается на спинку сиденья.


– Джек был первым, кто поднял этот вопрос. Он заставил меня все подвергнуть сомнению: почему я тусовалась с Эйвери, по-настоящему ли я наслаждалась ее обществом, сколько моих чувств было скрыто за шопингом и сплетнями. Без него у меня бы на это ушло гораздо больше времени.


– Его бы не убило, если бы он немного это подсластил, – ворчу я. – Вилли Вонка делает это все время, и с ним все в порядке! Конечно, он сумасшедший и, возможно, одержимый мыслью об убийстве, но здоровье у него отменное.


Кайла смеется, качая головой.


– Ты же знаешь Джека. Это не в его духе.


Я улыбаюсь, немного кривовато, но все же улыбаюсь. Кайла кладет руку на мое плечо.


– Вы двое… одинаковые. Я раньше этого не замечала, но Рен указал мне на это, и… он прав. Вы действительно одинаковые. Так что, я думаю… думаю, несмотря на то, что сейчас он выбрал бегство, он вернется. Таких людей, как ты, не часто встретишь. Он вернется.


– И, когда он вернется, я его обезглавлю, – гордо объявляю я.


– Ты поприветствуешь его, – строго говорит Кайла, – объятиями.


– Я поприветствую объятиями… его торс, у которого будет отсутствовать голова.


Кайла хлопает ладонью по своему лбу, и я, смеясь, ее обнимаю. Смеясь, теплым смехом. Настоящим смехом. Смеясь впервые за очень долгое время.


Я не теряю свою лучшую подругу по-настоящему.


Просто каждая из нас идет своим путем. Мы разлетаемся на разных ветрах, но мы воссоединимся вновь. Мы изучаем земной шар в разных направлениях. Как Колумб и Магеллан, смело направляясь туда, куда не ступала нога вонючего европейского исследователя шестнадцатого века и его жалкой команды больных цингой! За исключением того, что один умер от лихорадки, и вроде бы мятежа, черт, там же еще был расистский ублюдок, который поспособствовал столетнему геноциду, в общем, хорошо подумав, я решаю отклонить эту метафору целиком.


– Слава Богу, – выдыхает Кайла. – А теперь ты можешь выйти?