Мария Летова - Жесткий рок

– Это недоразумение, – говорю ей. – Я первый раз опоздала, и мне жаль, что так неудачно.

Не кривлю душой, мне действительно жаль. Не из-за этой жабы, а потому что я люблю все делать на совесть.

– Почему мне кажется, что тебе совсем не жаль?

Пошла ты…

– По-моему, у вас галлюцинации, – спокойно отвечаю я.

Она крайне удивлена, ведь я себя никогда так не вела. Но мне в самом деле нестерпимо слушать все это дерьмо. Не хочу и не буду.

– Я еще месяц назад хотела с тобой поговорить, – заявляет мерзавка, наконец-то ухватившись за повод ко мне придраться. – Меня твоя работа не устраивает. Ты хамка, и долго соображаешь. Последнее заключение ты писала почти три дня. Предлагаю тебе написать по собственному желанию…

– Я уже написала, – обрываю ее и встаю.

Не хочу тратить драгоценные минуты своей жизни на то, чтобы выслушивать ее угрозы. У меня есть накопления, и мне хватит месяца на три скромной жизни. Я должна была избавиться от этого энергетического вампира давным-давно и не насиловать себя.

Встаю и выхожу за дверь.

Сажусь за рабочий компьютер и пишу заявление. Параллельно пишу заявление на предоставление мне выходных дней за свой счет на сегодня и завтра. Распечатываю оба и снова иду в воняющий дерьмом кабинет.

Стучу и захожу, после чего кладу на стол два заявления.

Она делает вид, будто увлечена телефонным разговором. Я не уйду отсюда, пока она их не подпишет. Я отработаю ровно две недели начиная с этого дня и ни днем больше.

Ее мерзкая наманикюренная рука дает мне знак испариться, но я не двигаюсь с места.

– Оставь, я посмотрю потом, – говорит она, не глядя на меня.

– Ваша подпись на этих документах условная, – сообщаю ей. – Для отдела кадров важна лишь подпись генерального директора.

Смотрит на меня и усмехается.

– Ты много о себе мнишь, – исполненная превосходства, говорит она. -– Я не подписываю документы не глядя.

– Серьезно? – вскидываю бровь. – Вам нужно три дня, чтобы заявление на увольнение изучить?

– Выйди из моего кабинета.

У меня пальцы покалывает от желания врезать ей по разукрашенной физиономии. Я знаю, что она родственница генерального, поэтому основания, на которых она занимает этот кабинет, вызывают большие сомнения. Не позволю уволить себя по какой-нибудь статье. Забираю оба заявления и ухожу. Снимаю копии и отношу секретарю, потребовав визу о принятии.

Затем забираю пальто и ухожу из этого ужасного места.

Куда?

Понятия не имею.

Я так давно не гуляла по Москве посреди рабочего дня. На самом деле я так вообще никогда не гуляла. Я работаю с восемнадцати лет, и зачем спрашивается? Чтобы подобные моей бывшей начальнице тыкали мне, хоть у меня стаж работы в гражданском праве больше десяти лет?

Иду в метро, решив отправится в парк. Всю дорогу прокручиваю в голове этот разговор и придумываю кучу альтернативных вариантов. Я всегда гордилась своими навыками делового общения, и меня очень задело обвинение в хамстве. Я нормально соображаю. Я сдаю все свои заключения вовремя. Три дня даются как раз на то, чтобы тщательно все проверить.

Пишу подруге и она забрасывает меня вопросами. Подробно передаю ситуацию, умолчав лишь о причине своего опоздания. Большой, сильной, крышесносной «причине».

Кажется, я все больше запутываюсь во лжи, и самое ужасное заключается в том, что у меня ком в горле и по щекам бегут слезы.

Я совершенно нестрессоустойчивая.

Сидя на скамейке, обращенной к Москва-Реке, рыдаю. Здесь не так много людей, и я не привлекаю много внимания.

Причина моих слез?

Если бы я знала. Просто, все как-то накопилось. А если начал реветь, тут уж сразу за все несправедливости жизни.

Как мне жить дальше? Мне нужно искать новую работу, но я так разочарована во всём, что с ужасом думаю о том, чтобы все начинать сначала. Ума не приложу куда двигаться дальше, ведь у меня профессиональное выгорание.

Не сразу понимаю, что мой телефон звонит. Утираю тыльной стороной ладони нос и достаю телефон из кармана.

Антон.

О, нет!

Икаю и судорожно всхлипываю. Я не могу разговаривать с ним сейчас. Возвращаю телефон на место, но он звонит снова спустя три минуты.

Вдруг, что-то важное? В конце концов, у него мой кот. Выжидаю очередной «ик» и отвечаю на звонок.

– Алло, – выпаливаю я.

– Твоя крыса блюет. Что мне делать? – переходит он к главному.

Икота мешает мне говорить. Давлю ее всеми силами.

– Наверное… сожжрал что-то. Я… ввсе уберу… иззвини…

Господи. Звучит жалко.

– Ты что, плачешь? – с подозрением спрашивает Бес.

Молчу. Черт! Черт! Черт!

– Я… ппотом… пперезвоню, – говорю и кладу трубку.

У меня такие холодные руки. И голова болит. Мне в самом деле нужно успокоиться. Телефон снова вибрирует.

Антон.

Сглатываю.

Я не могу с ним говорить. У меня истерика.

Не беру.

Вибрация телефона извещает о поступлении сообщения.

АНТОШКА: «Возьми, бл*ть, трубку!»

Через минуту он снова звонит.

Ох…

Нет, нет, нет…

АНТОШКА: «Возьми. Трубку.»

Усиленно дышу через нос. Может быть, он хочет скинуть Палкашу с балкона? Я должна ответить. Следующий звонок принимаю.

– Дда…

– Где ты? – спокойно интересуется Наумов.

– Нна…на работе…

– Не пи*ди. Где ты?

– Я…

- Алёна! Где ты, твою мать?!

– Вссе-е нормально. Я ссама пприеду к ттебе…

- Ты слышала, что я спросил?! – рычит он.

Судорожно всхлипываю, и слезы опять текут по щекам.

– В Ппарке…Ггорь...

– Включи локацию и, бл*ть, никуда не уходи.

На этом он обрывает звонок. Мне требуется не менее пятнадцати минут, чтобы придти в себя. Нахожу в сумке зеркальце и вскрикиваю. Меня как будто покусали пчелы. Он не должен видеть меня такой! Он не захочет больше секса со мной! Кусаю губу и массирую лицо, пытаясь убрать отек. Это кошмар.

Чувствую, что замерзла, потому что солнце спряталось уже давно. Очень замерзла. Встаю и иду вдоль набережной, понуро глядя под ноги. Подношу ладони к губам и пытаюсь согреть их дыханием. Мимо проходят разные люди, и никому до меня нет дела. Я такая одинокая… У меня совершенно точно ПМС.

Обнимаю себя руками и ёжусь.

Добираюсь почти до самого конца набережной, когда поднимаю глаза и вижу Антона.

Стремительно шагает навстречу, переставляя длинные ноги. Вместо толстовки на нем расстегнутая спортивная парка поверх футболки. Он нереальный. И очень хмурый. И он смотрит прямо на меня. Замираю на мгновение, следя за ним, как олень, попавший в свет фар.

Мой мужчина ускоряется, и вот он уже здесь, на расстоянии вдоха. Кладет руки мне на плечи и осматривает с ног до головы.

– Что случилось? – спрашивает резко.

Поджимаю губы и закрываю глаза. Не хочу говорить об этом. Я уже настолько запуталась, что и сама не знаю, что произошло. Просовываю руки под его парку и прижимаюсь к теплой каменной груди. Он тут же укрывает меня ею и заключает в объятия.

– Холодная, как лягушка, – возмущается Бес, кладя мне на голову свой подбородок.

Молчу, наслаждаясь его запахом и теплом. Самое лучшее место на свете. Расслабляюсь. У меня так гудит голова. Очень хочется спать.

– Хочу домой… – шепчу ему.

– Сейчас поедем, – отвечает, поглаживая мою спину ладонью. – Ты меня, писец, напугала. Права к хренам заберут.

Вскидываю голову, виновато глядя в любимые раскосые глаза.

– Ох… Не нужно было спешить, я сама… – бормочу, чувствуя, как глаза опять наполняются слезами.

– Я пошутил, успокойся ты, – перебивает он.

У меня подбородок трясется. Мне не до шуток!

– Я… мне… – блею, шмыгая носом.

Антон обнимает мое лицо ладонями и стирает большими пальцами слезы. Мне так стыдно. Что он обо мне подумает? Что я психически неуравновешенная?

– Кто тебя обидел, Алёнушка? – мягко спрашивает Наумов.

Почему он сегодня такой нежный? Решил расплавить мои внутренности? Теперь, когда знаю, что он может быть таким, хочу, чтобы он был таким всегда.

– Я… уволилась, – сообщаю, чертя пальцем кружочки на его груди.

– Из-за опоздания? – хмурится мой герой.

– И да… и нет… – пожимаю плечом.

– Бл*ть, – вздыхает он, гладя меня по голове. – Я не хотел, чтобы тебя уволили. Извини.

Я верю, что он раскаивается.

– Я сама уволилась. Моя начальница настоящая сука. Я даже рада… правда…

– Тогда чего ревешь? – спрашивает Антон.

– Она сказала, что я тупа-а-а-ая! – мычу ему в грудь.

Чувствую, как она начинает ходить ходуном. Он что, смеется?!

Возмущенно отстраняюсь и пытаюсь вырваться. Но Бес сжимает меня сильнее и сквозь смех говорит мне в волосы:

– Я угораю над тобой. Ты хоть посоветовала ей идти на х*р?

– Посоветовала… – обиженно бормочу я.

То есть Антон уверен в том, что я никак не могу быть тупой? Мое настроение немного улучшилось.

Он отстраняется и обнимает меня за плечо, ведя к выходу.

– Хочешь чего-нибудь? – спрашивает расслабленно. – Чего-нить вкусненького?

– Я не больна, – ворчу, пряча улыбку.

Он наклоняется и целует мою макушку. Жмурюсь от удовольствия.

– Так хочешь?

– Хочу!

Наумов улыбается, глядя прямо перед собой.

– Тогда заедем в магаз, а потом домой.

Мы так и делаем, и раз уж платит мой панк, отрываюсь по полной. Тащу его в продуктовый сетевик с пометкой «здоровое питание». Беру крабовые фаланги, немного сыра (просто из жадности), мясные чипсы и пару салатов. Я прямо-таки свечусь от удовольствия, предвкушая праздник живота. Антон не комментирует мою невоздержанность. Себе он берет вегетарианский салат и свекольный суп. Кассир и две посетительницы пускают на него слюни. Я видела, как одна из них рассматривала его задницу. Я их понимаю - он великолепен. Я и сама от него глаз оторвать не могу, поэтому прощаю этим бедняжкам их бестактность.