И сейчас я слышу голоса в своей голове.

Каждый день эти бестелесные голоса становятся все сильнее и более беспощаднее. Они сводят меня с ума своим суровым кудахтаньем и взыванием к мести, жаждут крови. Крови Блейка. Я больше не осмеливаюсь посещать групповые занятия. К счастью, политика клиники не предусматривает их, как обязательные. Я боюсь с кем-либо разговаривать. Что мне делать, если я потеряю контроль, и один из голосов возьмет верх?

Вдруг среди всего этого, я слышу голос, дорогой, потерянный голос ребенка. Ищущий в своей невинности, выманивающий меня и безвозвратно тянущий к себе, как приманка. Все другие голоса, которые я вынуждена слушать, требуют от меня до непристойности прямого принудительного контакте, гранича с грязными, непристойностями. Я прислушиваюсь к этому чистому новому голосу и понимаю, что все остальные голоса затихают, как бы уходя на второй план.

Прекрасный новый голос пробивается вперед, ко мне, с полным нетерпением. Я принимаю его всем телом и душой, всем, что я есть. Возможно, у меня все будет хорошо. Возможно, этот новый голос сбережет меня и направит на путь истинный. Возможно, Феникс послал этот голос ко мне. Сразу же я чувствую себя гораздо сильнее.

«Ты не должна доверять никому», — говорит этот уникально свежий и прекрасный голос.

Я одобрительно киваю.

«И ты не можешь отказаться от божественных планов».

Я снова киваю.

«Феникс санкционировал их».

Конечно Финикс. Я внимательно прислушиваюсь, как красивый голос конкретизирует, что должно быть сделано на самом деле.

Блейк должен умереть так же, как ты и планировала — в автокатастрофе по дороге домой из клиники, после подписания отказа от всех прав на наследство Баррингтонов. Затем наступает очередь его внебрачного ребенка, он умрет.

Потом, как и планировалось, мы навестим лживую, грязную тварь, на которой он женат... и будем наблюдать, как она умирает медленно и мучительно.

25.

Блейк Лоу Баррингтон

Она идет в направлении ко мне, и я вижу ее огромные глаза, бледное усталое лицо, и чувствую чувство вины. Когда я встретил ее впервые, в ней бурлила жизнь, она была невинной в оранжевом платье. Посмотрите, как небрежно я к ней относился, и что я с ней сделал.

— В чем дело? — спрашиваю я, удерживая ее. Она кажется такой маленькой, ее кости настолько хрупкие. Она не всегда была такой, нет так ли? Нет. Однажды она стала бороться со мной, выдвигая свои условия.

— Блейк, — говорит она.

— Что?

Она с трудом глотает.

— Скажи мне?

— Ах, дорогой. Ты действительно не хочешь меня больше, не так ли?

— Что?

— Я знаю, ты любишь меня, но ты не хочешь меня больше.

Я отрицательно качаю головой. Я никогда не пойму женщин. Как они могут быть настолько интуитивными и настолько непонятливыми одновременно. Я провожу пальцем вниз по ее красивому, прекрасному носу и ее пухлым губам. Я помню, когда мы впервые поцеловались. Я помню, как они выглядели, когда гребаный извращенец издевался над ней на вечеринке. Я помню их, как она смеялась на той вечеринке у наркоторговца, на которую пригласила меня, и я помню, как она сказала ими в наш медовый месяц, что стала моей плененной рабыней. Мне кажется, что прошло уже сто лет. За это время столько всего произошло. Я хотел бы вернуться назад, но не могу. Здесь и сейчас — это то, что я имею.

— Полыхающие спички, — шепчу я.

— Что? — переспрашивает она.

— В ту ночь, когда я встретил тебя, твои глаза были как полыхающие спички, такие синие. Впечатление чего-то особенного, и обжигающего пальцы.

Она кусает пухлую губу.

— Разве я не сожгла тебя?

— Ни в коем случае.

— Я так растерялась, Блейк.

— Подойди ко мне. Я хочу сказать тебе кое-что, — я веду ее к дивану, мы вместе садимся, наши бедра соприкасаются. Если бы она только знала. Может быть, мне стоит сказать ей. Наверное, я был слишком отдаленным, все из-за своего воспитания. Присутствие духа, лучше иметь, чем лишиться.

Я беру ее за руку – холодная, я заключаю ее между ладонями.

— Твоя рука теплая, — бормочет она.

Я улыбаюсь ей.

— Скажи мне правду, Блейк, я вынесу все.

— Ох, Лана. Сказать тебе правду? Хорошо. Прямо сейчас, я хочу трахать тебя до тех пор, пока ты не забудешь, как тебя зовут.

Ее голова дергается, она не ожидала такого ответа, конечно нет.

— Единственное, что меня останавливает — это твое горе. Я не хочу, чтобы мой метод борьбы с горем, как-то вторгался в тебя.

— Что это значит?

— Я имею в виду, только находясь в тебе внутри, только тогда я забываю, что Сораба нет с нами рядом. Это единственный раз, когда я не чувствую вины, что я не защитил его. Я не смог защитить тебя и его. Я потерял бдительность. Я стал беспечен, Лана. Я не раскусил ее, какой она была на самом деле.

— Так ты все еще хочешь меня?

Я смотрю на нее, наверное, пришло время нам просто больше узнать друг о друге. И, наверное, наступило время, когда я просто должен показать ее это, поэтому беру ее руку и кладу на свой пах — жесткий и пульсирующий.

Слезы собираются у нее в глазах и скатываются по щекам.

— Что случилось?

— Я на самом деле думала, что ты ушел от меня.

— Ушел от тебя? Ты что, совсем ослепла? Нет никого. С того дня, как мы снова встретились в банке, я никогда даже не посмотрел на другую женщину. Я все время хотел единственную. Ты единственная для меня. Я мог бы взять тебя прямо сейчас, если бы был уверен, что ты готова к этому.

Она смотрит на меня своими большими ярко-голубыми глазами.

— Я готова к этому.

Я выкидываю Сораба из головы, перемещая его в безопасное место в своем сердце, и начинаю расстегивать ее кофточку.

Я восхищаюсь ее видом — подернутые пеленой выразительные глаза, раскрасневшиеся щеки и покрасневшие губы. Да, теперь она точно похожа на мою Лану. Ее руки движутся по моим брюкам, останавливаясь на жесткой выпуклости.

Я улыбаюсь.

— Видишь? Ничего не изменилось между нами.

— Ах, я так скучала по твоему телу, — шепчет она, пока я поднимаю ее вверх.

Ее ноги плотно обвиваются кольцом вокруг меня. Я чувствую влажность между ее ног, оставляющую пятна на моей рубашке. Это прекрасное чувство.

— Я так боялась, что от твоей страсти не осталось и следа.

— Не могу представить, что тебя навело на такую мысль.

— Я не хочу, чтобы ты был нежным.

— Я не планирую быть нежным. Я собираюсь заняться с тобой жестким и, может быть, даже грязным сексом, как пойдет. Если ты не разлетишься на кусочки, то тогда точно потеряешь сознание от наслаждения, — предупреждаю я, пикируя вниз и захватывая ее пухлые губы, которые я купил в давно, словно в другой жизни. Однажды, именно тогда, когда был царем всего мира, насколько хватало взгляда.

26.

Лана Баррингтон

Мне звонит Джек. Пару секунд я испытываю замешательство, мне кажется, что он находится совсем рядом, как будто он может сейчас заскочить на кофе.

— Ох, Джек, — выдыхаю я. — Где ты?

— В Африке. Билли прислала мне емайл. Я могу что-нибудь сделать?

— Нет. Нет, здесь ты ничего не сможешь сделать. Блейк разрешает эту ситуацию, — мой голос звучит горько. — Оказывается, Виктория имеет отношение к похищению нашего сына, чтобы наказать нас.

— Я плохо тебя слышу. Кто забрал его?

— Виктория.

— Кто?

— Бывшая Блейка.

Наступает напряженная тишина, видно, пока он переваривает этот факт.

— Мне казалось, она заперта в психушке.

— Она и заперта, — я вдруг чувствую слезы. Краем глаза я замечаю желтый стикер, на котором слабо отпечатались слова, видно, написанные на бумаге, которая на нем лежала.

— А как же она смогла?

— За счет денег и связей, — я открываю ящик стола и достаю карандаш, начинаю аккуратно проводить по отпечатавшимся словам, постепенно проявляются буквы, написанные почерком Блейка.

Голос Джека на том конце провода звучит растерянно.

— Что дальше?

— Она хочет, чтобы Блейк отказался от своего наследства.

Наступает напряженная пауза, такое чувство, словно сама телефонная линия начинает потрескивать.

— И он?

— Да. Да, он отказался.

Я слышу, как он облегченно вздыхает, и потом видно почувствовав себя неудобно передо мной, начинает извиняться:

— Слава Богу. Не то чтобы я сомневался в нем, просто…

— Не волнуйся, Джек, — прерываю я. — Он действительно обладает холодным расчетливым умом, и я не виню тебя за такие мысли, — я смотрю на сообщение, написанное на записке.

— Я возвращаюсь.

— Не надо, Джек. Ты не сможешь помочь.

— Нет, я возвращаюсь, потому что я здесь не нужен.

— Что ты имеешь в виду?

— Я расскажу тебе, когда вернусь.

— У тебя какие-нибудь проблемы там, да?

— Нет. Я просто понял, что создаю больше вреда, чем пользы.

— Ладно, сообщи мне, когда ты вернешься, — а у меня в голове крутится другое предложение — когда я верну Сораба назад. Но я не говорю этого. Это лишнее. Не стоит так говорить. Я скучаю по поцелуям мокрой макушки своего сына, пока купаю его в ванне. Настоящая боль, глубокая боль, которая даже проникает насквозь в мои кости, скрыта у меня в голове. Она неустанно пожирает мои клетки, удерживающие меня. Я кладу трубку и отрываю стикер, смотря на обведенные слова:

Реальная цель должен быть я!

Я смотрю в зеркало — мои глаза оцепенели.

27.

Блейк Лоу Баррингтон

«Войной нужно руководить так, чтобы в дальнейшем народы обеих стран стали нашими должниками».

Амшель Майер Ротшильд, Франкфурт 1774

Я ударяю кулаком, негодуя от злости, по зеркалу и смотрю на себя, я смотрю глаза в глаза упорным взглядом, они холодные синие, моргаю, и смотрю опять. Пока не видно развращенности и уродства, но, несомненно, я должен быть, наверное, совершу трансформацию в нечто невыразимо уродливое. Всю свою жизнь я манипулировал законом и моралью для продвижения себя и своего класса.