— Неужели ты оставишь ее там? Разозлившись еще сильнее, он грубо ответил ей:

— Как мне нужно было, так я и поступил!

Этой же ночью в мотеле Соне приснился кошмарный сон, будто отец выбросил ее из машины посреди дороги, после чего она проснулась и, рыдая, прижалась к Гарри, напуганная так сильно, что не в состоянии была описать ему увиденные во сне кошмары. Соня любила и в то же время очень боялась своего отца. Ей приходилось соблюдать осторожность в общении с ним, потому что каждый раз, когда он злился на нее за какую-нибудь маленькую провинность, Соню охватывало паническое чувство страха, продолжавшее удерживать ее в своих тисках до тех пор, пока он снова не называл ее «принцессой» и не обещал, что никогда не бросит ее. У Сони ведь больше никого не было рядом, чтобы обратиться за советом или поговорить о наболевшем: отец был единственным человеком, который мог помочь.

В этой ее новой жизни существовали и другие странности, к которым со временем ей приходилось привыкать. Это касалось Сониной одежды. Мама, например, никогда бы не позволила ей носить одну и ту же пару носок два дня подряд. А Соня между тем росла привередливой, холеной маленькой девочкой. Теперь, нюхая свою одежду, она чувствовала идущий от нее неприятный запах. Джинсы были постоянно вымазаны засохшей едой — капельками соуса с бесконечных чизбургеров или горчицей, случайно капнувшей с «хот-догов». Каждый раз, когда они заглядывали в какой-нибудь ресторан, чтобы разнообразить свое однообразное и поднадоевшее меню, Соня чувствовала, что все посетители обращают внимание на ее замызганную одежду.

Иногда у нее начинал болеть живот. Это случилось, когда отец, сняв с нее всю одежду, относил все в химчистку, оставляя ее ночью одну в запертой комнате мотеля до своего возвращения. Обычно одежда возвращалась из химчистки полинявшая и измятая в отличие от ровно сложенных стопочек белья, выглаженного мамой. Выстиранные отцом в горячей воде майки сильно подсели, поэтому Соня взяла за правило ходить с голым животом.

После разлуки с Глорией каждую неделю отец знакомился со все новыми и новыми мамами. Но до Сони наконец дошло, что это никакие не мамы. Это были обычные папины подружки, женщины, которые ласкали его и прижимались к нему, лежа с ним в постели только потому, что он был без жены. Иногда, находясь в постели, они вдруг начинали громко охать, не переставая двигать своими телами. Соня, которая, случалось, спала в той же комнате, крепко зажмуривала глаза и затыкала пальцами уши. Один, а может быть, и два раза Соня слышала, как отец признавался в любви своей партнерше, с сожалением рассказывая ей о том, что им надо двигаться дальше, так как Сонина мать преследовала их. На основе таких вот наблюдений Соня делала вывод, что если мужчина даже очень сильно любит женщину, все равно вынужден ее покинуть.

Часто, вернувшись из школы, она заставала отца сидящим за бутылкой какой-то сильно пахнущей жидкости, жалующимся на свое одиночество. И в такие минуты, охваченная безмерной любовью к отцу, Соня очень хотела развеять его тоску-печаль и развеселить. Она начинала гладить его руки, прижиматься к нему до тех пор, пока настроение отца не начинало подниматься. Этот прием действовал безотказно. Погрустив немного, он поднимался со словами:

— Все хорошо, принцесса! Похоже, что мы понимаем только друг друга!

За неимением под рукой собеседников Гарри обычно беседовал с дочерью, которая, широко раскрыв свои фиалковые глаза, жадно ловя каждое его слово, испытывала благодарность за оказанное ей доверие. Ей было всего лишь двенадцать лет, но с тех пор, как их покинул Марк, Соня взяла на себя роль женщины в доме, так как чувствовала себя ответственной за судьбу отца.

Наконец, они достигли города, который, согласно карте, находился в самом центре страны.

— Им и в голову не придет разыскивать нас в этом месте, — сказал Гарри.

Затем он отрастил бороду и стал совершенно непохожим на прежнего папу. Они сняли дом, напоминающий ей особняк вроде тех, которые приходилось видеть только по телевизору. Обнесенный белым забором, дом имел отдельный двор.

Соня поступила в местную школу, где недолюбливавшие ее одноклассники дали ей кличку Задавала. Но, увидев, что новенькая может постоять за себя, они приняли ее в свой клан. Не успела она познакомиться с новыми друзьями, как отец сообщил ей, что настало время снова двинуться в путь.

Иногда отец встречался с милыми незнакомками, у которых тоже были свои дети. Однажды одна из них пригласила Соню с отцом пожить несколько дней в ее доме. Она проявляла невиданную заботу о Соне, у которой вдруг неожиданно появились братишка и сестренка приблизительно одного с нею возраста. Эта женщина, так же как и ее мама, великолепно гладила белье, расчесывала и заплетала в косы Сонины волосы. Уезжая из ее дома, Соня заплакала, потому что совершенно неожиданно она вдруг заскучала о собственной матери. К следующей папиной пассии, которая не меньше хлопотала возле девочки, Соня отнеслась с подозрением, сказав ей следующее:

— Вы только потому и заботитесь обо мне, чтобы понравиться моему отцу!

В ответ папина знакомая врезала ей пощечину, сказав при этом:

— Какие у тебя все-таки грязные мысли!

Но Соня знала, что правда была на ее стороне. Соня привыкла быть объектом чьих-либо забот. Каждый ученик в классе смотрел на нее во все глаза, независимо от того, как она в этот день выглядела. Постоянно испытывать на себе чужие взгляды стало для нее совершенно нормальным явлением.

— Знаешь, почему они пялят на тебя глаза, принцесса? — спрашивал ее отец, если она пыталась пожаловаться.

Угрюмо покачав головой, она отвечала:

— Догадываюсь.

— Это потому, что ты самая красивая на свете девочка и каждый смотрит на тебя и завидует!

В ответ Соня обычно строила рожицы, что вызывало веселый смех отца. Ей очень нравилось подбадривать его.

— Вы думаете, что я сумасшедшая? — спросит Соня много лет спустя. — Видели бы вы мое детство!

По воскресеньям они ходили с отцом в церковь, где Гарри, стоя на коленях, неистово молился. После этого живущие в окрестности женщины, собираясь вокруг, восхищенно говорили о том, какой преданный и заботливый у Сони отец. Гарри рассказывал всем, что мать его дочери умерла, а Соня, не смея противоречить, подтверждала ложь.

— Зачем ты обманываешь всех? — спросила она однажды.

— Никто не должен знать о том, что мы убежали из Нью-Йорка, — предупредил он Соню. — Это должно стать нашей тайной!

Ей нравилось быть хранительницей этой главной тайны наряду с другими, такими, как наличие огромной суммы денег у отца, целый хоровод новых мамочек, то, как жестоко он расправился с Глорией, то, каким опасным человеком становился он.

Однажды поздно вечером Гарри разбудил Соню, чтобы показать ей по телевидению фильм под названием «Национальный бархат», в котором снималась артистка, как две капли воды похожая на Соню. Соня согласилась с отцом; ей тоже показалось, что они с героиней фильма, как сестры-близнецы, похожи друг на друга. Сначала Соня хотела было отправиться спать, но фильм захватил ее настолько, что она, отождествляя себя с постоянно скачущей на лошади героиней фильма, вдруг страстно захотела завести собственную лошадь.

Их кочевая, начавшаяся в форме игры жизнь порядком надоела Соне. Она постоянно ныла, выпрашивала у отца лошадь, пока наконец он не пообещал ей научить кататься верхом сразу после того, как они где-нибудь осядут. «Когда же наконец это случится?» — думала она. Ей казалось, что они, путешествуя несколько лет, прожили двадцать разных жизней, познакомились с сотней незнакомых людей, наделали массу ошибок. А между тем прошло всего лишь полгода. Соню просто тошнило от вида пропахшей всевозможными запахами мятой одежды и от закусок, которыми их потчевали в придорожных кафешках. Всякий раз, когда она начинала жаловаться отцу, он обычно отвечал:

— Но ведь мы выиграли этот марафон, принцесса! Мама так и не сумела их догнать, ведь они пересекли целую страну, и теперь были абсолютно свободными людьми!

Они заканчивали свое бегство в Калифорнии, в небольшом прибрежном городке, жители которого были повально увлечены верховой ездой. В этом городе находился ипподром, беговые дорожки которого с апреля по октябрь были предоставлены в пользование любителям конного спорта.

Приехав в город в конце сентября, беглецы сняли бревенчатый домик, выходивший окнами на море. Гарри определил Соню в одну частную школу, ученики которой, по предположениям Сони, должны снова пялиться на нее во все глаза либо дразнить ее. Но предположения не оправдались, так как происходившие из богатых семей ученики, повидавшие много временно обучающихся и убывающих гостей, не проявили к Соне ни малейшего интереса.

Заветной Сониной мечтой стало сначала научиться верховой езде, а затем завести собственную лошадь и ухаживать за ней так же, как это делала та девочка в фильме. Если они снова быстро тронутся в путь, отец вряд ли разрешит ей брать уроки верховой езды. Но прошло несколько недель, и Соня поняла, что отец, похоже, решил подольше отдохнуть от нескончаемых переездов. Это был такой провинциальный, сонный город, что трудно было представить себе, что здесь с тобой могла случиться какая-нибудь беда. Люди занимались собственными проблемами, и ни разу какая-нибудь официантка или школьная учительница не поинтересовалась у Гарри, чем он занимается целыми днями или где Сонина мама.

Все дни напролет отец проводил дома, сидя с газетами или просматривая многочисленные колонки цифр. Каждое утро отец звонил своему другу в Нью-Йорк, просыпаясь ни свет ни заря, потому что между местным и нью-йоркским временем разница была в три часа. Это обстоятельство делало Соню еще более оторванной от той, прежней жизни, и ей казалось, что они обитают на какой-то чужой планете, с абсолютно другими временными рамками. Когда Соня поинтересовалась у Гарри, кому он звонил каждое утро, отец ответил, что своему другу, который, выполняя для него одну очень важную работу, потребовал за это большие деньги. Одним словом, «вымогатель» — характеризовал своего друга отец. Гарри сказал, что было бы много спокойнее, если бы они поменяли свою фамилию Уинтон на Эштон, и Соня послушно подписала все свои тетради новой фамилией.