— И папа сказал да! — Перси хлопнулась на подушки рядом с ним и схватила его за руки.

— Вот так-то лучше. Он сказал свое слово. Как и ваша мать. Сознаюсь, я дал им понять, что мои дружеские отношения с мистером Морганом никак не зависят от их решения, а Эвелин сама вполне способна разобраться в человеке. Однако все наведенные мной справки и длительная беседа с кандидатом в женихи равно убедили меня в том, что молодой человек благороден и трудолюбив и в состоянии позаботиться об их дочери. Кроме того, мне самому позарез нужен такой верный человек — очень многое предстоит переделать в поместьях, а если я приступлю к своим обязанностям в палате лордов…

— Элис, я так вас люблю! — Перси вскинула руки ему на плечи и поцеловала в губы — и только затем осознала свой поступок и свои слова.

Он крепко поцеловал ее в ответ, затем поднял голову и посмотрел на нее долгим взглядом.

— Если бы я получал такое вознаграждение всякий раз, когда принимал кого-то к себе на работу, я бы проделывал это ежедневно, — медленно проговорил он, словно обдумывал между тем некие планы.

— Что ж, смогла бы целовать вас хоть месяц, я вас очень люблю — за то, что осчастливили Эвелин, — сказала она, надеясь, что это маленькое уточнение затуманит подлинный смысл ее слов.

— Вот как? А я уж подумал, вы решили принять мое предложение. — Голос выдал его внутреннее напряжение, хотя он старался усыпить ее бдительность своим шутливым тоном.

— Разумеется, нет. Ничто не изменилось. — Она выпрямилась в кресле и немного отодвинулась от него. — Такая щедрость — зачем вы сделали это, если сами не верите в любовь? Отчего не рассуждаете об их заблуждениях?

Темные ресницы на мгновение притушили янтарный блеск его глаз, и он рассмеялся — сухо и отрывисто, словно смеялся над самим собой, а не над тем, что она сказала.

— Я вспомнил, что вы тогда говорили об Иможен: она повела себя так, подчиняясь требованиям своих родителей. Я услышал в оранжерее, как эти двое наперебой разубеждали друг друга из чувства долга, — и сразу постарел лет на пятьдесят.

Его действительно задело за живое, он словно помудрел — это она поняла. Что-то крылось за этим смешком и беспечным тоном. Печаль, самобичевание и еще что-то, чем он надеялся залечить старые раны.

— Не переживайте, все уладится, как в сказке. — Она понятия не имела, о чем сейчас думал Элис, но ее грела мысль о счастье Эвелин.

— Младшая сестра выйдет замуж прежде вас, — заметил Элис и подвинулся на кресле поближе к ней — так, что она почувствовала тепло прижавшегося к ней бедра. — Почему бы не удвоить радость ваших родителей и сдаться? Сами понимаете — это неизбежно.

— А почему бы вам не посчитаться с моим желанием? — осведомилась она. — Почему бы не поверить, что я искренне считаю это непорядочным поступком? Или ваше высокомерие заставляет вас полагать, что у женщин не может быть своего мнения и своих ценностей?

— Да нет же! — Он вскочил и начал расхаживать по комнате. — Вы должны знать, что я ценю ваш интеллект, вашу смелость и ваше остроумие. Но речь не об этом, а о том, что есть хорошо и что есть плохо. Я сделал непростительную вещь и могу поправить дело только женитьбой на вас.

— Я прощаю вас, — сказала она, устремив застывший взгляд в пространство.

— Если вы выйдете замуж за другого, он не простит вас.

— Но вам же хотелось затащить меня в постель на корабле, хотя вы были убеждены, что я потеряла девственность со Стивом. И это для вас тогда не имело никакого значения!

— Тогда я не имел намерения жениться на вас, — парировал он.

Итак, он не сказал ничего сверх того, что она и так уже знала. Но почему-то его слова прозвучали как пощечина. Верно, потому, что слова эти, сорвавшиеся с его уст, подтверждали: он не любит ее, несмотря на те жалкие мечтания в предрассветные часы — о том, что он прислушивается не только к голосу разума и чести, но и к голосу своего сердца.

Она почувствовала, как защипало в глазах, и с ужасом поняла, что вот-вот разрыдается.

Но дверь распахнулась — вошли родители вместе с Эвелин и Джеймсом Морганом. Элис встал.

— Вам хочется побыть наедине. Мы встретимся завтра, Морган, как и договаривались.

— Милорд.

Молодой человек слегка побледнел и выглядит несколько ошеломленным, подумала Перси, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не заплакать.

— Просто Линдон, прошу вас, — поправил его Элис, пожимая руки всем по очереди и пробираясь к дверям. Он дошел до Эвелин, остановился и поцеловал ее. — Будьте счастливы — даже спустя десять лет, когда он состарится.

Эвелин покраснела, рассмеялась и уселась рядом с Перси. Перси сжала ей руку и прошептала:

— О чем это он?

— Он подслушал, когда я сказала, что он старый, — прошипела Эвелин в ответ. — Правда, ужасно стыдно? Я чуть не умерла, но он так постарался ради нас! — Они крепко обнялись, затем Эвелин спохватилась: — Перси, это Джеймс.

— Поздравляю, — сказала Перси, целуя его в щеку. Ее лицо немного дергалось, стараясь удержать улыбку. — Знаю, что моя сестра будет счастлива с вами.

— Клянусь, что ничем не омрачу ее счастья, леди Перси. Честно признаюсь, я потрясен свалившейся на меня удачей. Вы давно знакомы с лордом Айверном, как я понимаю? Наслышан о том, как он спас вас в кораблекрушении. Он всегда так щедр?

— Называйте меня просто Перси. Полагаю, он всегда рад воздать по заслугам, если то в его силах.

Вы явно произвели на него впечатление, он обожает Эвелин, а вы показались ему весьма полезным сотрудником. Но насколько я знаю, с ним нелегко сработаться: он предъявляет высокие требования и к себе, и к другим.

— Я буду на высоте, — торжественно пообещал Морган, страстно и преданно глядя на Эвелин. — И никогда не разочарую Эвелин.

В последующие два дня Перси виделась с Элисом только на светских приемах: на вечере с танцами, а затем на званом обеде. Перси приметила, что он усиленно ухаживал за привлекательными вдовушками, которым было около тридцати — или чуть более, а таких набралось в этот сезон с полдюжины. Она убеждала себя, что это и к лучшему: благовоспитанные, умудренные жизнью женщины, которые умели поставить себя в обществе. Судя по всему, им вполне хватит опыта, чтобы удерживать его подле себя достаточно долго — возможно, несколько месяцев. То обстоятельство, что ей хотелось выцарапать им глаза — особенно той хорошенькой миссис Сомертон, — было здесь ни при чем.

Видеть его стало невыносимо — после этих встреч она терзалась и металась. А почему бы ей самой не пофлиртовать, размышляла Перси на обеде у леди Першоу, поглядывая на сидящего напротив развязного незнакомца. Легкий флирт всегда взбадривал ее, но после возвращения в Англию она как-то потеряла к этому всякий интерес. Потому что иначе она не смогла бы исподтишка наблюдать за неким джентльменом с янтарными глазами, который лениво и бесцеремонно рассматривал прелести Элизы Сомертон.

Ее визави был чуть повыше, чем Фрэнсис Уинстенли, но тоже шатен, с высокими скулами, волевым подбородком и ясно-синими глазами — и сейчас они искоса смотрят на нее. Она поймала его взгляд и чуть расширила глаза — так, чтобы показать свой интерес, — и тут же отвернулась, чтобы начать беседу о духовных постулатах с милым, занудным благочинным наставником, который сидел слева от нее. Достаточно ли этого, чтобы возбудить его интерес? Что ж, время покажет.

Глава 20

И часу не прошло с тех пор, как приборы были убраны со стола, а джентльмены уже снова присоединились к леди: леди Першоу строго наказала мужу не наливаться портвейном сверх меры — ни к чему тушить общее веселье на вечере.

Элис, заметила Перси, сразу подошел к миссис Сомертон, которая выглядела совершенно особенно в темно-золотистом шелке — кремовая оборка кружева на белоснежных плечах и рискованное декольте. Она старалась его развеселить.

Перси, устав от своей назойливой памяти и желая все забыть, осмотрела зал: голубоглазый незнакомец, как оказалось, наблюдал за ней.

Она скосила на него глаза и поймала недвусмысленно вульгарный, пристальный взгляд.

— Кто это? — спросила она Марию Першоу — эта молодая леди может сообщить сведения о любом джентльмене. — Около пюпитра.

— Сэр Ральф Лангем, — ответила Мария. — Прелестен, правда? Говорят, весьма опасен, так что мама настрого запретила мне флиртовать с ним. Вот досада! — Она засмеялась и отошла, а Перси нарочно развернулась спиной и пошла к витражным дверям, что выходили на террасу — глотнуть свежего воздуха.

— Заблудились, миледи? — осведомился бархатный голос.

— Вы предпочитаете латынь или вам напомнить язык Шекспира? — ответила Перси и чуть обернулась — рядом с ней стоял сэр Ральф.

— Можно все сразу. Перси, та самая потерянная принцесса из «Зимней сказки», брошенная на берегу моря[29]. Верю, ей везет на крушения.

— Только берег не тот. — Она стояла вполоборота, и тон ее был неприветлив. Чтобы он не особенно воодушевлялся.

— Неужели. Тепло здесь, правда?

«Надо же, какой нахал!»

— Не думаю, сэр, что мы знакомы.

— Сэр Ральф Лангем. Я только недавно вернулся в город, иначе… — Он с придыханием протянул последнее слово. — Разумеется, я узнал вас — наслышан о вашей красоте.

«Чепуха, вы наслышаны о моем темном прошлом и решили попытать удачу», — подумала Перси. Но так соблазнительно немного поиграть с огнем.

— Вы вгоняете меня в краску, сэр Ральф. А может быть, и в самом деле здесь жарко.

Ему не требовалось дальнейших пояснений. Он широко распахнул дверь, и Перси вышла в вечернюю прохладу.

— Как свежо! — воскликнула она, не удаляясь от террасы. Яркий свет, лившийся из незашторенных окон, внушал чувство безопасности, несмотря на то что рядом с ней стоит записной повеса. — Какой восхитительный аромат разлит в воздухе! Верно, цветут эти кусты. — И Перси, захваченная врасплох, внезапно потеряла равновесие и была вытолкнута за пределы светлого круга, под тень увитой зеленью садовой беседки.