Но он дал отставку всем своим любовницам, когда на балу столкнулся лицом к лицу с Иможен Пенуит. Она была так прелестна, так чиста, что, влюбившись в нее, он не думал даже смотреть на других женщин.

— Вам не понять. — Иможен обиженно надула губы.

— Прекрасно понял все, когда зашел в библиотеку и застал отца со спущенными бриджами, а вас — лежащей на столе в задранных на уши юбках, — ответил Элис. Он слишком утомился, чтобы вести такие беседы, но во избежание дальнейших осложнений следует сразу поставить Иможен на место: он уже не раб ее чар. — И не рассказывайте, что он принудил вас, или ваши родители насильно затащили вас под него, или что у вас не было тогда другого выбора, — добавил он. — Да мне, честно скажу, и безразлично это.

— Вот как?

— Давайте определимся, — сказал он, поднимаясь и желая только одного — повалиться на кровать и заснуть на целый месяц. — Я пробуду здесь примерно с неделю: надо разобраться с самыми неотложными делами и проследить, чтобы отремонтировали вдовий флигель. Затем поеду в город на светский сезон. А когда вернусь — ожидаю, вы уже съедете отсюда.

Она обратила на него умоляющий взгляд, и он заметил сапфиры — под цвет ее огромных глаз — в покачивающихся серьгах и в ожерелье на ее шее.

— Также намереваюсь по возвращении проверить по описи все фамильные драгоценности, — добавил он. — Они потребуются моей жене. — Ее рот невольно приоткрылся — и в первый раз за этот вечер на лице ее появилось искреннее выражение. — Увидимся за обедом, матушка.

Он закрыл за собой дверь и услышал, как что-то стукнуло в нее с обратной стороны — несомненно, изящная туфелька.

Грегори нервно суетился в садовых апартаментах.

— Ванна готова, милорд, — сказал он вошедшему Элису и сделал жест в сторону гардеробной. — Подойдет вам та одежда, милорд? Помочь вам раздеться, милорд?

— Отлично выглядит. — Элис бегло осмотрел предложенный комплект. Отец до старости сохранил подтянутую фигуру, и рост у них был примерно одинаков. — Я вполне способен раздеться и одеться самостоятельно, благодарю. И одного милорда на двадцать минут вполне достаточно.

Лакей прикусил губу — Элис улыбнулся и заслужил ответную усмешку.

— Побреюсь я тоже самостоятельно.

Он взглянул на напольные часы. Половина восьмого. Да, особо не разнежишься в ванне.

— Грегори, через десять минут принесите кувшин холодной воды.

Он погрузился в теплую воду, обильно намылился, и — какая-то истома овладела им. Перси. Интересно, как Иможен справилась бы с теми испытаниями, через которые прошла Перси за последние месяцы? Он вспомнил ее в той хижине на острове — вымокшую, дрожащую, мужественную и самую желанную для него женщину.

К тому же самую тупую в своем упрямстве, дерзкую гордячку. Она будет его, хочет она того или нет. И независимо от его чувств к ней. Боже, жизнь с Перси покажется адом: обидчивая и вспыльчивая, она достаточно сообразительна, чтобы осуществить все, что ни взбредет ей в голову.

— Аа-а! — Холодная вода плеснула ему в лицо, словно пощечина. Элис взметнулся в ванне, отплевываясь и отряхиваясь, словно большой пес, а Грегори отступил, сжимая перед собой кувшин, словно щит. — Милостивый человек, — комментировал Элис, выбираясь из воды и хватаясь за полотенце.

— Милорд? — Грегори смотрел на него, вытаращив глаза.

Элис взглянул вниз. На распаренной в горячей воде коже обозначились все синяки и ссадины, а шрамы от когтей тигра выделялись багровыми полосами.

— Да, кораблекрушения, говорят, на пользу не идут.

— Арнику?

— А поможет? — Он досуха растерся полотенцем.

— Мой предок всегда пользует себя этим, в буфетной найдется немного, — предложил Грегори.

— Завтра начнем лечиться, — развеселился Элис. Надо же — «предок»! Приятный молодой человек, этот Грегори, в чувстве юмора ему не откажешь, а это весьма ценное качество в камердинере. Пора забыть Восток — хотя бы на несколько лет — и заново научиться чувствовать себя английским джентльменом.

Грегори предпочел удалиться, пока Элис одевался. Однако эта тишина, в которой будто угадывалось чье-то затаенное дыхание, — думал Элис, затягивая узел шейного платка, — была почти столь же тягостна, как и непрошеная болтовня.

Слуга вновь появился со шкатулкой в руках.

— Мистер Барстоу доверил мне непременно вручить вам это лично в руки, милорд. Он велел сказать, все эти вещи все время были в серебряном сейфе у него под замком после смерти прежнего лорда.

— Он так и велел?

Судя по всему, дворецкий хотел этим сказать, что он вполне изучил повадки своей хозяйки, а его симпатии и преданность — целиком на стороне нового маркиза. Элис открыл шкатулку и нашел там булавки для галстука, брелки от часов и старую тяжелую печатку, которую он видел раньше только на мизинце отца — тот носил ее не снимая. Теперь этот фамильный перстень с тяжелым темным камнем холодно и безукоризненно сел на его непривычный к кольцам палец. И это означало: отныне он — лорд Айверн.

Эта промашка Иможен ему весьма кстати; он вынул из шкатулки тяжелые золотые часы с цепочкой и брелками и опустил их в кармашек жилета, вывесив цепочку до петли застежки; затем взял более модную вещицу — булавку с изящным янтарем — и вколол ее в шейный платок.

— Подходит к вашим глазам, милорд, — одобрил Грегори, захлопывая шкатулку и как бы не замечая настроения Элиса. — В гардеробной висит жилет из янтарной парчи, он вам тоже подошел бы. — Он подал Элису ключ. — Покойный, бывало, надевал его поверх цепочек, если ему случалось быть при часах.

Да, только этой кольчужки ему не хватало — забавно и грустно было представить, что сказал бы отец, увидев его в своих рыцарских доспехах и побрякушках.

— Как покойник на вынос, — пробормотал он себе под нос, примеряя вечерние мягкие туфли — они пришлись впору.

Грегори приглушенно фыркнул, но, похоже, сам испугался своей несдержанности. Элис приподнял бровь в его адрес и, мрачно улыбаясь, отправился на встречу с Иможен.

Глава 16

— Я так рада, что вы взбодрились, Элис, — промолвила Иможен, когда он стремительно вошел в гостиную.

— В самом деле? — Вряд ли его реплика прозвучала остроумно, но глупо было бы, увидев ее наряд, не сдержаться и выпалить: «Выйдите и оденьтесь!» Возможно, этот наряд демонстрировал глубокий траур, но его мачеха интерпретировала его по-своему: вырез ее черного платья был настолько глубоким, что если приблизиться, то — подозревал Элис — можно рассмотреть ореолы вокруг сосков. Но у него не было желания проверять свои догадки. — Мой новый камердинер не дает мне скучать, — добавил он доверительно и увидел, как она на секунду поморщила прелестный лобик. У Иможен всегда не хватало чувства юмора.

— Обед подан, милорд, — объявил Барстоу.

Элис предложил Иможен руку, провел ее к самому краю стола, усадил и занял свое место во главе, на достаточно разумном от нее расстоянии.

— Надо убрать несколько досок из столешницы, слишком длинный стол, — обратилась Иможен к дворецкому.

— Я предпочитаю оставить как есть.

Барстоу поклонился и отступил к буфету, а лакей начал подавать суп.

— Насколько я помню, столовая во вдовьем особняке довольно компактная, — развил тему Элис. — Вы сможете заказать для себя столик поменьше, мэм.

— Не уверена, что обойдусь этим.

— Столовой или столом?

— Вдовьим особняком, — резко бросила она, покраснев, — льстивого тона как не бывало.

— Так расскажите мне, чем он вас не устраивает, и мы все поправим. Вам, разумеется, не захочется выезжать в Лондон, во всяком случае, пока вы так скорбите; но не стесняйтесь, дайте мне знать, если захотите подыскать особняк в городе в следующем году.

— Не выезжать в Лондон? Как же прикажете мне одеваться?

— Прилично, заверяю вас, — с нажимом произнес Элис. — Вызовите к себе модистку, пошлите слуг в город купить ткани. Я не буду скупиться — при условии, что вы позволите распоряжаться вашим приданым.

— Моим… — Иможен изумленно смотрела на него.

— Но, конечно же, — продолжал Элис, — если вы способны взять на себя расходы на путешествие в Лондон и проживание там — а мне, боюсь, предстоит капитально отреставрировать Айверн-Хаус, — я могу только уважать вашу просьбу не тратиться на вас.

— Вы… Я… я обязана подчиниться вам — или жить в нищете, так?

Совершенно бесстрастные лица Барстоу и лакея заставили Элиса подозревать, что подобные сцены не внове в этом доме.

— Вам придется довериться вашему хорошему вкусу и подчиниться закону — только и всего, — примирительно добавил он, — и все разрешится.

— В том доме!

— Разумеется.

До конца трапезы Иможен пребывала в дурном настроении и провоцировала Элиса холодно-презрительными манерами. В другой раз это его позабавило бы, но сейчас он слишком устал, чтобы обращать на подобные моменты внимание. Она едва притронулась к десерту и, как только блюда убрали, встала из-за стола.

— Спокойной ночи, мэм, — сказал Элис, поднимаясь на ноги. — Возможно, увидимся за завтраком?

— Сомневаюсь, я редко встаю раньше полудня. — Она выскользнула вон, дрожа от оскорбления, нанесенного ее гордости.

Элис налил себе бокал портвейна, взял его со стола и прошел к противоположной двери.

— Барстоу, будьте любезны, отошлите Грегори ко мне в спальню. Я буду завтракать в восемь.

Лакей суетился: перетрясал постель, встряхивал длинную шелковую сорочку, обрезал кончики фитилей на свечах, в то время как Элис освобождался от одежды и развязывал галстук.

— Что-то еще, милорд? Тогда спокойной ночи, милорд, ваша ночная сорочка на кровати.

Лакей вышел. Элис подождал с минуту, затем встал и повернул ключ в замке. После чего прошел через гардеробную и запер на ключ и внешнюю дверь. Он немного посидел за бюро, потягивая портвейн и составляя списки дел, и между тем краем глаза поглядывал на часы. Пробило полночь, и послышался легкий царапающий звук со стороны смежной панели, но Элис продолжал сидеть неподвижно. Звук повторился. Чуть повернулась дверная ручка. Снова тишина. Затем он услышал, как задергалась ручка двери гардеробной.