Когда требуемое было принесено, мисс Чалонер налила себе кофе и намазала маслом тост. Она принялась завтракать с большим аппетитом, и у мистера Комина, усердно ее потчевавшего, даже мелькнула мысль, что в такой ответственный момент жизни ее поведение не назовешь возвышенным. А мисс Чалонер, вонзая маленькие белые зубки в тост, вспомнила в это время свою трапезу в другом месте и в обществе другого джентльмена. У нее защемило в груди, и, не желая поддаваться слабости, она быстро и деловито спросила:

– Когда мы поженимся, сэр? И когда сможем выехать из Парижа?

Мистер Комин налил ей еще кофе.

– Я уже все продумал, мадам, и теперь у меня сложилось два варианта наших действий, которые я хотел бы вам изложить. Во-первых, мы можем, если пожелаете, вернуться в Лондон, где церемония нашего бракосочетания не вызовет никаких трудностей. Но должен вас предупредить, что в Англии наш брак обязательно породит определенные сплетни и толки. Альтернативой может служить второй вариант – мы с вами едем в Дижон, отыскиваем там английского пастора, чей адрес мне дал маркиз Вайдел, и если вы согласны с этим вариантом, мадам, то сразу же после церемонии мы проследуем в Италию, где пробудем некоторое время, пока не улягутся эти слухи. Правда, и такой вариант имеет недостатки, а именно: нам придется воспользоваться информацией, полученной с помощью маркиза, что должно быть вам не особенно приятно.

– Пусть это вас не беспокоит, – твердо заявила мисс Чалонер. – Но позвольте узнать, к какому из вариантов склоняетесь вы сами, сэр?

– Решать, без всякого сомнения, предоставляется вам, мадам.

– Но, послушайте, сэр…

– Какой бы вариант вы ни избрали, для меня он будет приемлемым.

Мисс Чалонер, стремясь уехать из Парижа как можно скорее и чувствуя, что их разговор затягивается, остановила свой выбор на Дижоне. Меньше всего ей сейчас хотелось возвращаться в Англию. Лучше переждать, пока утихнут сплетни и толки. Мистер Комин любезно заявил, что ее выбор имеет преимущества, кои тут же и перечислил, после чего сообщил, что они смогут выехать еще до полудня. Мисс Чалонер призналась, что ей необходимо купить кое-что из вещей, поскольку все, что она имеет, надето на ней. У мистера Комина и это вызвало изумление, но он только деликатно осведомился, есть ли у нее средства, чтобы купить необходимое. Она уверила, что есть, и, пока он пошел заказывать почтовый дилижанс, отправилась в близлежащие магазины. Гордость не позволяла мисс Чалонер взять что-либо из вещей, купленных маркизом. Правда, она надевала некоторые из них по необходимости в доме мадам де Шарбон, но сейчас все они были аккуратно сложены и оставлены в спальне: платья из шелкового газа с шелковыми кружевными фестонами, платья из тафты, канифаса, парчового атласа; накидки, богато отделанные дорогими кружевами, пеньюары из тончайшей невесомой ткани, батистовые сорочки, кружевные шемизетки, турецкие шали – все, что необходимо модной даме – или, подумала мисс Чалонер с невеселой улыбкой, любовнице маркиза. Из всего богатства она оставила лишь предмет первой необходимости – щетку для волос.

Вскоре после полудня мисс Чалонер и мистер Комин отправились в дальний путь. Они молчали и, пока дилижанс проезжал по парижским улицам, рассеянно смотрели в окно; оба грустно думали о том, что все могло бы быть по-другому, но, к сожалению, обстоятельства сложились для них в этой жизни неблагоприятно.

Наконец мистер Комин, оторвавшись от невеселых навязчивых мыслей, сделал над собой усилие и попытался завязать разговор со своей спутницей.

– Будет справедливым признаться вам, мадам, что я оставил письмо для маркиза Вайдела.

Мэри резко выпрямилась:

– Что вы сказали, сэр?

– Я решил, что обязан ему сообщить о наших с вами намерениях, а также и о том, что вы находитесь в полной безопасности.

– О, что вы наделали! – в ужасе еле выговорила мисс Чалонер. – Господи, какая роковая ошибка!

– Сожалею, что расстроил вас. Но вспомнив, что маркиз считал себя ответственным за ваше благополучие, я не мог пойти на сделку с совестью и увезти вас, не сообщив ему о нашем договоре.

Мисс Чалонер в отчаянии крепко стиснула руки:

– Да разве вы не понимаете, сэр, что он тотчас же пустится за нами в погоню? Я бы не разрешила вам этого сделать ни за что на свете!

– Умоляю, не волнуйтесь так! Может быть, вас немного успокоит то обстоятельство, что, хотя я и ненавижу всякие намеки на таинственность и недомолвки, все-таки принял меры предосторожности и не указал в письме направление нашего пути.

Этого было явно недостаточно, чтобы успокоить мисс Чалонер, и она попросила спутника приказать форейторам двигаться побыстрее. Мистер Комин засомневался было, предупреждая мисс Чалонер, что ездить с большой скоростью небезопасно и дилижанс может перевернуться, но она настаивала. Уступая, он опустил окно и крикнул форейторам, приказывая ехать скорее. Но эти добрые люди, очевидно, не уловили смысла приказа господина, и дилижанс остановился. Пришлось мисс Чалонер взять на себя переговоры, и вскоре они увенчались успехом. Недоразумение было улажено, и они снова двинулись вперед. Пока дилижанс набирал скорость, мистер Комин, подняв окно, обеспокоенно предположил, что форейторы наверняка будут теперь подозревать неладное –похищение или тайный побег любовников. Мисс Чалонер согласилась с ним, но заметила, что даже если это и так, то не имеет никакого значения. На что мистер Комин ответил с некоторой суровостью в голосе, что он постарался объяснить форейторам, нанимая дилижанс, насколько возможно при его знании языка, что он брат мисс, и надеялся тем самым отмести малейшие подозрения в нарушении приличий.

Обладая здоровым чувством юмора, которое к ней сейчас снова вернулось, мисс Чалонер хихикнула, чем немного смутила мистера Комина. Она поспешно извинилась, объяснив, что после событий последней недели обсуждение соблюдения приличий кажется ей просто абсурдным. Он сочувственно пожал ей руку.

– Я знаю, что вы много выстрадали, мадам. У такой тонкой, деликатной натуры, как вы, привычки и манеры маркиза Вайдела должны вызывать отвращение и ужас.

Ее серые глаза бесстрашно встретили его сочувствующий взгляд.

– Ничего подобного, сэр, уверяю вас. Я вовсе не хочу оказаться неправильно понятой и злоупотребить вашим отношением. Всю вину за происшедшее я беру на себя. Что касается маркиза, то он обращался со мной с большим участием, нежели я того заслуживала.

Мистер Комин растерялся:

– Это действительно так, мадам? Я считал, зная общее мнение о грубости маркиза, что вы, попав в его сети, подверглись жестокому обращению. Такая черта, как участие, вряд ли свойственна его светлости.

Мисс Чалонер, вспоминая недавние дни, нежно улыбнулась.

– Маркиз может быть очень добрым, – сказала она тихо, будто разговаривала сама с собой, и ее прекрасные серые глаза затуманились. – Некоторые его поступки просто несвойственны жестоким людям. Например, когда меня укачало в море и мне стало дурно, маркиз заботливо ухаживал за мной, даже держал для меня таз. Не знаю, что бы я делала без его помощи.

Мистер Комин был явно шокирован.

– Должно быть. Для вас было ужасно очутиться в таких неприятных обстоятельствах, без всяких удобств, да еще в мужском обществе.

– Это был самый неприятный момент из всего приключения, – согласилась мисс Чалонер и добавила чистосердечно: – Мне было так плохо, что я бы, наверное, умерла, если бы маркиз в самый тяжелый момент не заставил меня проглотить немного бренди.

– Положение в высшей степени незавидное, – сухо выдавил вконец ошеломленный мистер Комин.

Мисс Чалонер поняла, что своим чистосердечием ранила его щепетильную чувствительную натуру, и надолго замолчала. Он тоже хранил холодное молчание. Мэри начинала понимать, что мистер Комин, человек сухой и рассудительный на вид, по-видимому, в душе тайно тяготел к романтике, и ему явно претили ее прозаические воспоминания, в то время как маркиз Вайдел, большой любитель приключений, был, напротив, практичен и лишен всяческих романтических притязаний.

Их путешествие длилось три дня. По правде говоря, ни мисс Чалонер, ни мистер Комин не получили от него удовольствия. Поскольку ее спутник почти не мог объясняться по-французски, мисс Чалонер вынуждена была принять на себя все дорожные хлопоты: вести переговоры на каждой остановке, заказывать комнаты, обеды в придорожных гостиницах. Она иногда сравнивала это унылое путешествие со стремительной поездкой в Париж вместе с маркизом. Сравнение было, увы, не в пользу мистера Комина. Маркиз тогда позаботился обо всем – их всегда ждали заранее приготовленные лучшие комнаты в гостиницах, лучшие лошади, подобострастная прислуга. Самой Мэри абсолютно ничего не надо было делать, лишь повиноваться указаниям Вайдела. Мистер Комин, разумеется, видел, что его спутница вся поглощена дорожными хлопотами и сохраняет с ним деловые отношения, будто совершенно забыв о том, что согласилась принять предложение выйти за него замуж. Она заказывала комнаты, еду или приказывала подсушить простыни, находя их влажными, совершенно лишая романтики их дерзкий побег и делая тем самым все более трудноосуществимой конечную цель путешествия. Никаких признаков естественного в таких случаях женского волнения, которые могли бы дать возможность мистеру Комину проявить рыцарское отношение к даме. По правде говоря, мисс Чалонер оставалась до такой степени невозмутимой, что это начинало его бесить! Единственной ее слабостью можно было считать страх перед маркизом и непрестанные мольбы ехать быстрее. Но мистер Комин считал неблагоразумным увеличивать скорость передвижения, потому что их дилижанс трясся и подскакивал на ухабах, грозя вот-вот перевернуться. Более того, « гонка, по мнению мистера Комина, делала всю их поездку больше похожей на побег преступников и, несомненно, должна была вызывать подозрения у слуг и трактирщиков. Мистер Комин пытался протестовать, доказывая мисс Чалонер, что ездить быстро по таким плохим дорогам слишком опасно, но она только смеялась в ответ и говорила, что если бы мистеру Комину пришлось путешествовать с маркизом, то он бы понял, что такое настоящая скорость, и ему теперь показалось бы, что они едут слишком медленно.