– Ничего подобного. Я знал одного спецназовца, который черта лысого не боялся, а обычные пауки вгоняли его в дрожь. Он очень сетовал, что нет горячих точек за полярным кругом, где эти твари не водятся. Ты же даже не видела, кто там, внизу, плюс элемент неожиданности.

– Что все-таки случилось? – спросила Татьяна, не испытывая ни малейшего желания покидать надежные Гошины объятия.

– Вероятно, доска, которую вы прибивали всем скопом весной, тоже оказалась гнилой, – сказал Гоша.

– А по виду и не скажешь, – заметила Татьяна. – Что же теперь делать?

– Как что? Починить, но уже по-человечески. Или еще лучше заменить весь настил.

Говоря это, Гоша разжал объятия, поднял выроненные сумочку и плащ и, приобняв Татьяну за плечи, повел в обход по дороге на свой участок. И похоже, обоих совсем не волновало то, что они могут оказаться в поле зрения, к примеру, Веры Никитичны.

– А зачем ты все-таки приехала на дачу? – спросил Гоша как бы между прочим.

– Я… я забыла здесь одну вещь, – не очень убедительно произнесла Татьяна.

Она была уверена, что потребность в сочинительстве уже отпала, и утратила бдительность. А соврать с ходу у нее никогда хорошо не получалось.

– Может, вернемся и заберем? – предложил Гоша, останавливаясь и выжидательно глядя на нее.

– Уже не надо, – твердо сказала Татьяна и добавила: – Как хорошо, что ты оказался рядом.

– Что ж твоего парня с тобой рядом не оказалось? – ехидно, вспомнив, что его глубоко обидели, спросил Гоша.

– Какого парня?

– А того, который привозил тебя на день рождения вашей родственницы…

– Ты моего сына, что ли, имеешь в виду? – с невинным видом спросила Татьяна и тут же сама ответила: – Так он сюда редко когда наведывается. Все больше по миру мотается, – и не без гордости пояснила: – Он у меня известный фотограф, его снимки многие наши и зарубежные журналы печатают.

Гоше понадобилось гораздо меньше времени, чтобы сложить два и два и получить верную сумму, чем Татьяне в аналогичной ситуации.

– Вот и чудненько, – пробормотал он себе под нос. – Сейчас успокоишься, приведешь себя в порядок, и я отвезу тебя домой.

– А это не нарушит твои планы? – спросила Татьяна с замирающим сердцем.

– Как раз наоборот, это очень даже вписывается в мои планы.

Он усадил ее на скамеечку перед чурбачком, заменяющим стол, и только тут Татьяна заметила, что юбка костюмчика из модной полупрозрачной ткани испачкана и местами порвана. Сразу отпали всякие сомнения и на душе стало легко. Теперь уж точно придется воспользоваться Гошиным предложением без зазрения совести. Разве может она, приличная, хорошо воспитанная женщина, преподаватель столичного вуза, показаться в подобном виде в общественном транспорте. Конечно же нет!

То, что при ней был новый светлый плащ, который она по причине теплой погоды сняла и несла, перекинув через руку, ничего не меняло. Не надевать же его, когда солнышко светит по-прежнему. Бабье лето как-никак!..

Гоша не знал, как ублажить гостью. Он мигом соорудил из нехитрых припасов вполне сносный «перекусон» и вместо Звездинского вставил в «сидишник» диск с классической музыкой в исполнении Ричарда Клаудермана. Гоша где-то слышал, что жена одного из американских президентов даже назвала этого пианиста «принцем романтики», и рассчитывал с его помощью произвести на Татьяну самое выигрышное впечатление.

Окружаемая не привычной ей заботой, она ощущала себя неловко. Не могла сказать то, что чувствует на самом деле, боясь показаться развязной особой, а ничего не значащие фразы о дивных красках ранней осени звучали выспренно и вымученно. Только когда перед ней на импровизированном столике появились тонкие бутербродики, украшенные веточками зелени, и чашка с чаем, Татьяна немного пришла в себя. Что делать и чем занять руки, решилось самой собой, без какого-либо ее участия. Впрочем, как всегда…

Немного смущаясь и скрывая это за бравадой бывалого выпивохи, Гоша предложил тяпнуть, так сказать, по маленькой – в целях снятия стресса. Неожиданно для себя Татьяна согласилась, и на столике появилась запотевшая бутылка, на дне которой плавали красные рябининки.

– За счастливое избавление от беды неминучей! – провозгласил Гоша шутливый тост.

Татьяна представила, что было бы, не окажись его поблизости, и отнеслась к тосту со всей серьезностью:

– С огромным удовольствием!

Тяпнули действительно по маленькой, а как легко полилась беседа, сколько интересных для обоих тем нашлось: и дивные краски ранней осени, и виртуозное исполнение всеми признанного пианиста… и трудности в общении со взрослыми детьми.

– Мне все кажется, – призналась Татьяна, – что сын воспринимает меня как младшую сестренку, ничего не смыслящую в современной жизни.

– И не говори, – поддержал ее Гоша. – А может, они на самом деле в чем-то правы?..

Сейчас все так быстро и кардинально меняется, что нам за этим не поспеть. Мы привыкли к более плавному течению событий.

«Ага, – подумала Татьяна, – будем изредка встречаться года два-три, ходить иногда в кино и беседовать о природе. А тут и жизнь подойдет к концу».

Она зябко поежилась от нарисованной в воображении перспективы, и Гоша тут же всполошился:

– Замерзла?

– Это, наверное, нервное, – ответила Татьяна.

– Тогда надо…

– Надо! – твердо произнесла она, чувствуя себя как никогда решительной.

Они снова выпили прозрачной, отливающей кораллом жидкости, что придавала бесшабашности поведению и безрассудности мыслям. Татьяниным, естественно. Для Гоши эта доза была что для слона дробина.

– Скажи, – шалея от собственной смелости, спросила она, – ты рад, что я сейчас с тобой?

– Очень, – кивнул Гоша.

– А если бы я здесь… чисто случайно, не оказалась, ты бы стал искать повод встретиться со мной?

Он подумал и честно ответил:

– Вряд ли… – Когда же обида и разочарование смели с ее лица все остальные эмоции, он поспешил объясниться: – Но я же не знал, что тот бугай – твой сын!

– А-а, – удовлетворенно произнесла Татьяна и не заметила, как Гоша придвинулся ближе и она положила голову ему на плечо.

А может, очень даже заметила.


Когда стало прохладнее, пришло время собираться в путь. На этот раз Татьяна куда проворнее забралась бы в машину, чем в первый раз, но сейчас Гоша, естественно, решил ей помочь. В результате они провозились возле открытой дверцы джипа долгие три минуты, предполагая вести себя совсем иначе, чем получилось. Поэтому в машине какое-то время сидели молча и чувствовали себя смущенными подростками.

Как доехали до ее дома, Татьяна помнила плохо. Она поддерживала беседу, которая становилась все доверительнее, и одновременно судорожно размышляла, как пригласить Гошу к себе и при этом не выглядеть легкодоступной женщиной. Хотя ни о чем эдаком она даже не помышляла.

Если бы Татьяна только знала наперед, сколько мыслительной энергии будет затрачено впустую, сколько мозговых клеточек потревожено зазря!

Едва перед глазами мелькнул знакомый подъезд, как мозг Татьяны заработал с такой скоростью, что ему позавидовал бы самый навороченный компьютер, при этом совершенно в ином направлении, нежели раньше. Возле входной двери, бампер к бамперу, стояли две машины – маленькая синенькая и большая цвета мокрого асфальта. Значит, приглашать Гошу к себе нельзя ни в коем случае. Даже если наверху ведутся безобидные беседы о том, есть ли жизнь на Марсе, станет ясно, что их дети знакомы. Тогда ее более чем несостоятельная версия появления на даче приобретет оттенок, не приемлемый для уважающего себя мужчины. Кому же захочется чувствовать себя загнанным в западню!..

Значит… значит… значит, надо спешно, пока Гоша не узнал машину дочери, увести его отсюда. Но как?

– Ты не поверишь, но я уже и не помню, когда в последний раз сидела в кафе, – произнесла Татьяна, чувствуя себя девицей, которая в баре клеится к мужчине, чтобы «развести» его на дорогую выпивку.

Но Гоша неожиданно обрадовался:

– Правда? Так что нам мешает посидеть где-нибудь? Кстати, неподалеку отсюда я заметил подходящее заведение. «Час петуха» называется.

Поспешность, с какой была произнесена эта тирада, свидетельствовала о том, что и у него голова работала в определенном направлении.

Ему явно не хотелось с ней расставаться, а напрашиваться в гости он, видимо, считал невозможным. Или преждевременным?..

– Паша как-то говорил, что это довольно симпатичное кафе, – ответила Татьяна, следя за тем, как ее спутник разворачивает джип, устремив взгляд в безопасном направлении.

Ощущение, что опасности удалось счастливо избежать, придало ей оживленности и блеску в глазах. Она уже не говорила, а почти тараторила, входя в уютный зал, обставленный в стиле немецкого или чешского пивного ресторанчика. Вдоль одной из стен расположились бочки, на деревянных столах бело-красные клетчатые скатерти. Девушки в широких юбках и белых передниках разносят кружки с пивом и какую-то еду.

«Наверное, и за границей все точно так же», – подумала Татьяна, усаживаясь в укромном уголке и снимая плащ, которым маскировала урон, нанесенный ее костюму инцидентом на крыльце.

Пиво заказывать не стали – Татьяна была не большой его поклонницей, а Гоше предстояло вести машину. Взяли легкую закуску, яблочный штрудель и кофе.

«Еще немного, и я буду чувствовать себя в подобных местах совершенно спокойно, – с удовлетворением отметила Татьяна. – А тут еще я не одна, а с кавалером». Почему на ум пришло это старомодное слово «кавалер», она не знала. Но наверное, оно точнее всего соответствовало ее душевному настрою. За ней ухаживают, ее угощают, к ответам прислушиваются так, будто она демонстрирует невесть какие перлы остроумия или мудрости. Такого с Татьяной еще не случалось, не считая, конечно, дней далекой юности, но это ее ничуть не смущало. Возможно, потому, что она неожиданно поверила Гоше безоговорочно – и его словам, и его взглядам, и его ласковым прикосновениям. Словно и не было долгих недель отчаяния и презрения к самой себе, что так обманулась! «Да их и не было, – твердо сказала себе Татьяна. – Было досадное недоразумение, которое породило бредовые домыслы и нелепые взаимные обиды…»