Но Гоша находчивостью и фантазией, как выяснилось, мог бы потягаться с самой Ириной. Призвав Василича, он с его помощью выкопал траншейку, идущую до дренажной канавы по ту сторону ограды, уложил в нее кусок старого шланга, вставил в дно бассейна сливное устройство с пробкой от ванны, найденное все в том же сарае, а под краном установил плоский камень, что приволок с дороги. Теперь и ведро было куда ставить, и вода не грозила перелиться через край, и ландшафтный объект не пострадал.

Наблюдая за суетой на приусадебном участке, Татьяна пила кофе и жевала бутерброд с сыром, спрятавшись за занавеской на террасе. «Как хорошо, что здесь сейчас нет Ирки, – чисто по-женски рассуждала она. – А то непременно слились бы в экстазе на почве объединения красоты и пользы. Хотя наверняка у подруги не возникло бы мыслей увлечь нашего соседа, но взаимный труд, особенно когда он в радость, а не в тягость, способен не только из обезьяны сделать человека, но и из мужчины – спутника жизни. А у нее и так Севочка есть!»

С краном было покончено, Августа Илларионовна закончила свои экзерсисы, а Анна Дмитриевна напекла оладий. Хочешь не хочешь, а Татьяне пришлось снова усесться за стол, но теперь уже в компании Гоши с «балтийцем». Впрочем, она была только рада.

– Василий Васильевич, скажите, а почему вы всегда носите тельняшку? – спросила она между прочим.

– В память о мечте, которой не суждено было сбыться, – витиевато ответствовал тот.

– Вот как… – заинтересованно протянула Анна Дмитриевна. – А не расскажете поподробнее?

– Отчего ж не рассказать, – вздохнул Василич. – Всегда хотел служить на подводной лодке, но ни по габаритам, ни по здоровью не подошел.

Татьяна поежилась:

– Но это же так страшно. В металлической штуковине и глубоко под водой. И потом, они же еще и тонут!

– Ну, сосульки тоже на голову падают, – сдержанно заметил Василич, – так что же, из-за этого по улицам зимой не ходить?

Поняв, что задели соседа за живое, тему решили не развивать и вернулись к бытовым хлопотам. И очень даже кстати, по мнению Татьяны.

– Мамуля, нам, пожалуй, может не хватить молока и яиц, так я сбегаю на станцию, в магазин?

Полина Денисовна, а еще больше ее подружка Нюра удивленно уставились на нее.

– Да вроде бы… – начала последняя.

Но Василич, хитро улыбаясь каким-то своим мыслям, неожиданно произнес:

– Вот и нам не мешало бы прикупить продуктов. Не смотаешься ли за компанию, а, Гош? – И он уже в упор уставился на приятеля, ехидно поблескивая прищуренными глазами.

Гоша стоически выдержал испытующий взгляд и спокойно произнес:

– С большим удовольствием! Танюша, тебе сколько потребуется времени, чтобы собраться?

Его фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы. Старушки замерли с открытыми ртами, а Василич мотнул головой и уважительно пробормотал себе под нос:

– Вот чертяка!

Татьяна же застыла, не смея дышать, будто ее при всех уличили в чем-то тайном и постыдном. «Господи, да что же такое творится? Знакомый мужчина уже не может ко мне вот так запросто обратиться, что ли? Ну чего я всех и вся боюсь? Свои же люди вокруг, и я ни в чем не виновата!»

– Минут пятнадцать. Подождешь, Гоша?

Только одна она знала, чего ей стоили эти четыре слова, произнесенные беззаботным тоном. Сердце буквально остановилось в груди, а пальцы так судорожно сжались, что на ладонях потом остались следы от ногтей.

– Да-да, конечно, – пробормотала Полина Денисовна, кивая, как китайский болванчик, – поезжайте.

Из трех подружек Августа Илларионовна быстрее всех пришла в себя, или, возможно, это сказалась балетная выучка, когда приходилось прятать обуревающие тебя эмоции, выходя на сцену.

– Как, однако, все удачно складывается. И тебе, милая, не придется назад сумки тащить. Нет, не перевелись еще рыцари в наше время.


Если накануне ночью они остановились у невидимой черты, не отважившись перешагнуть ее, то теперь умозрительный рубикон был форсирован одним махом. И это отнюдь не значило, что их общение приобрело оттенок фривольности или панибратства. Просто они теперь вели себя друг с другом так, будто были знакомы лет сто, не меньше. Но при этом обоим почему-то не хотелось касаться своего прошлого, может, потому, что они неосознанно ориентировались на будущее? Гоша не без удивления узнал, что Татьяна – кандидат химических наук и преподает в институте, где слывет среди студентов из-за своей принципиальности и неподкупности чуть ли не старорежимным монстром. Он же в свою очередь поделился с ней мечтой обзавестись собственным домом за городом, чтобы можно было приглашать друзей – летом покупаться в местном озере и поесть шашлыков на природе, а зимой покататься, например, на лыжах.

– Вот бы мне родственницу вроде вашей Анны Дмитриевны, – заметил он между прочим. – Когда ни приедешь, всегда тебя и твоих гостей накормит. Да как накормит!

– А это правда, что ты и наш участок хотел прибрать к рукам? Или, может, и сейчас еще хочешь? – спросила осмелевшая Татьяна.

Гоша смущенно хмыкнул.

– Хотеть-то я хочу, – наконец признался он. – Но это не значит, что я собирался силой принудить вас продать мне дом или что-то в этом роде.

– А откуда вообще взялись такие мысли?

– Просто жалко смотреть, как добро пропадает!

– Ну да, стая безмозглых куриц, – закивала Татьяна. – Причем не только безмозглых, но и безруких, как, впрочем, и положено курицам.

– Прости, – произнес Гоша и миролюбиво похлопал ладонью по ее руке, лежащей на колене.

У Татьяны вмиг вылетели все мысли из головы, и стало так жарко, что она даже расстегнула верхнюю пуговицу на блузке.

Заметив это, Гоша излишне суетливо предложил побольше открыть окна, лишь бы поскорее миновать нежелательный поворот в разговоре.

– Но ты так и не ответил на мой вопрос, – тихо произнесла Татьяна, и ее собеседник от души посочувствовал студентам непреклонной преподавательницы. Такую на мякине не проведешь.

– Каюсь, сказал не подумав. – И Гоша, приложив обе руки к сердцу, посмотрел на Татьяну.

Она же расширенными от ужаса глазами уставилась на дорогу.

– Ради бога, возьмись за руль!

– Хорошо, хорошо, – сказал Гоша, повиновавшись, и добавил: – Да не волнуйся ты так, я же контролирую ситуацию.

– Но мне же все равно страшно, – объяснила Татьяна, повернув к нему побледневшее лицо.

«Какая же она трогательная в своей непосредственности, – умилился Гоша. – Так бы и был все время рядом, чтобы оберегать и опекать». И испугался своих мыслей. Однажды он уже связал свою жизнь с женщиной, как ему тогда казалось, до гробовой доски. Судьба распорядилась иначе, но та женщина в любом случае не пропала бы. Она была, что называется, боевой подругой, соратником, уверенной в себе и самодостаточной. Эту же выбить из привычной колеи – все равно что бросить слепого кутенка в воду. Тут ответственности куда больше. Будешь потом век корить себя за испорченную чужую жизнь, если что пойдет не так. А подобного и врагу не пожелаешь…

Все эти Гошины размышления шли как бы параллельно, не нарушая их беседы, которая, миновав опасный «куриный» водоворот, потекла тихо-мирно, доставляя удовольствие обоим.

Поездка по хозяйственным нуждам заняла гораздо больше времени, чем могла бы в иных обстоятельствах. После магазина они решили подъехать к виднеющейся за лесом колокольне – на машине это сделать было проще простого, не то что своим ходом. Проржавевшее шатровое покрытие без креста, выщербленная грязно-кирпичная кладка – одним словом, безотрадная картина. Но когда они подъехали ближе, выяснилось, что в самом храме уже идут восстановительные работы. И окна со вставленными стеклами уже обрамляют свежепобеленные фигурные наличники.

Реставраторы разрешили им заглянуть внутрь. По большей части белое, лишь с кое-где сохранившими стенными росписями, без алтарной преграды, внутреннее пространство поражало своей монолитностью и устремленностью ввысь.

– Впечатляет, – благоговейно произнес Гоша. – И именно тем, что ничто не отвлекает внимания. Знаешь, я ведь впервые в церкви.

– Да, умели строить древние мастера, – согласилась с ним Татьяна. – Обрати внимание, ни одно старое сооружение никогда не кажется стоящим не на месте. Поразительным все-таки художественным чутьем обладали наши предки…

На этот раз Гоша высадил Татьяну у калитки и помог донести сумку до крыльца. От приглашения пообедать он отказался. Слишком уж быстрыми темпами, на его взгляд, крепли их добрососедские отношения, да и Василичу наверняка не терпелось узнать, что они делали вдвоем так долго…

– Да ничего, собственно, и не было! – с такими словами появился Гоша на пороге их сарайчика.

– А я, можно подумать, тебя спрашиваю, – с невинным видом откликнулся приятель, нарезая аккуратными кружочками огурцы в миску, где уже лежали ломтики помидоров и кружочки репчатого лука.

– Меня, между прочим, обедать приглашали, – уел друга Гоша.

– Но ты, естественно, отказался, – заметил Василич. – Ты просто не мог поступить иначе, зная, что я жду тебя к столу. У нас сегодня тушенка…

– С макаронами!

– Не угадал – с жареной картошкой. – И Василич самодовольно усмехнулся. – Ну не молодец ли я!

Когда с изысканным блюдом было покончено, «балтиец» положил ногу на ногу, сцепил руки за головой, потянулся и произнес:

– А вот теперь тебе самое время ответить: «ничего» – это как?

Гоша не ждал от друга такого подвоха и огрызнулся:

– Ничего – это и есть ничего! Я даже не знаю, когда в следующий раз мы с ней увидимся. Может, через неделю!

Но «следующий раз» наступил гораздо раньше. Едва на землю опустились сумерки, как обоим что-то срочно понадобилось возле кустов бузины. Они проболтали часа два ни о чем, и оба остались очень довольны таким насыщенным времяпрепровождением.

На другой день произошло то же самое. И как-то исподволь зародилась привычка, про которую говорят, что она – вторая натура. У них все больше и больше находилось поводов побыть вдвоем. Вместе им было легко и нескучно, словно заполнилась некая пустота, что была в их жизни. Но обоих страшила мысль: «А что будет, когда мы расстанемся, да и нужно ли это?» Ответить на такой вопрос – означало решиться круто изменить свою жизнь. Но в их нынешнем существовании все было знакомо и их не подстерегали неожиданности самого разного свойства. Время, когда экстрим будоражит кровь и кажется привлекательным во всех своих проявлениях, уже давно миновало. Теперь хотелось уверенности, незыблемости и постоянства, тоже во всех их проявлениях.