– Но ты не знаешь языков! Как ты будешь с ними общаться?

– На языке желудка! – пошутила Марта.


Выслушав новости подруги, Яна пожаловалась ей, что у нее самой все разладилось с Павлом. Сказала, что он живет постоянно в Комарово, что забыл о ней, а думает лишь о том, как вызволить жену из тюрьмы.

Марта не увидела проблемы:

– А ты сама навещай Павла почаще, и не только по выходным. Так он скорее Наталью забудет!

– Не могу я навязываться, Марта, если он не любит меня. Видно, не суждено мне быть счастливой.

* * *

В сентябре Марта приступила к обязанностям хозяйки домашнего отеля. Поскольку она не владела иностранными языками, руководитель фирмы посылал к ней иностранцев, немного говорящих по-русски. И таких среди гостей Петербурга оказалось немало: останавливалась супружеская пара из Израиля, приезжали студенты и пенсионеры из Латвии, Болгарии и других стран.


Пан Станислав, профессор филологии, поразил воображение Марты при первом появлении в ее квартире: стройный, моложавый, в светлых куртке и брюках. Марте поначалу показалось, что ему нет и пятидесяти. И у нее возникло ощущение, что она уже где-то видела этого человека: высокий лоб, глаза чуть на выкате, мужественные губы. Светлые, с проседью, волосы его, были по старомодному зачесаны назад. Гость рассказал, что родиной его является Польша, но живет он в Америке, где владеет небольшой фирмой по оказанию образовательных услуг – учит родным языкам детей польских и русских эмигрантов. А в Петербург прилетел по делам одного из общественных фондов. Кроме того, пан Станислав имеет и личный интерес к стране, к истории. Марта поинтересовалась, где он сам так хорошо выучил русский язык, неуверенно спросила, не могли ли они встречаться прежде.

– Милая Марта, – гость широко улыбнулся, обнажая ряд ровных, абсолютно белых заграничных зубов. – Я проходил в вашем городе аспирантскую стажировку. Сейчас я скажу вам, когда это было.

Пан Станислав пошевелил губами, производя подсчеты. Вновь посмотрел на Марту. Она почувствовала неловкость от его внимательного мужского взгляда: на ней была свободная черная юбка и клетчатая рубашка из фланели – одежда, удобная для кухни и хозяйства, но мало подходящая для обольщения мужчин. Марта еще придерживалась траура, и рубашка, надетая на ней была из наследия мужа.

Оценив примерный возраст хозяйки, гость произнес:

– Тридцать лет и еще чуть-чуть – вот когда это было. Вряд ли вы могли меня видеть. Вы, как у вас говорят, тогда под стол пешком ходила. А теперь вы взрослая красивая девушка, а я почти старик.

Марта порозовела от неожиданного комплимента и, сопоставив цифры, поняла, что пану Станиславу уже к шестидесяти. Но он вовсе не казался стариком!

После завтрака гость уехал по своим делам, а когда вечером вернулся, не узнал хозяйку отеля. Марта вымыла волосы, взбила их пушистым одуванчиком, надела любимое темно-зеленое платье с кружевным воротником, а отвыкшие от каблуков ноги впихнула в нарядные туфли на шпильке. При этом она успела приготовить редкостный ужин из фаршированной рыбы, вспомнив рецепты своей покойной свекрови.

Пан Станислав отметил ее преображение:

– О! Меня встречает новая госпожа! А где же та хозяйка, которая кормила меня завтраком?

– Та повариха работала в первую смену, а теперь – моя очередь! – подыграла Марта.

За обедом гость подробно описал свой день и пожаловался, что не смог с ходу попасть в архив. Нужны всевозможные разрешения и отношения. Марта вспомнила, что ее покойный муж был историком и тоже сталкивался с бюрократическими препонами. К тому же, он был инвалидом.

– Да, для инвалидов у вас абсолютно не созданы условия. А он какой темой занимался?

Марта затруднилась с ответом, так как в то время, когда они познакомились, муж уже отошел от научной работы и думал о писательской карьере, а Пан Станислав не делал секрета из своей миссии. Оказалось, что его предки служили еще Российским государям. Семейное предание сохранило рассказ о прадеде, крупном конезаводчике, державшем производителей арабской, бухарской, персидской и других чистокровных пород. А выведенные им путем скрещивания новые породы соперничали даже с орловскими рысаками. Пан Станислав хотел поискать материалы о прадеде, ведь в советское время все архивы были закрыты.

Была у него и отдаленная надежда найти другую оборванную линию:

– Признаюсь, Марта, я ведь женился на вашей землячке, когда учился в аспирантуре. У нас родилась девочка, но следы жены, и дочери, к несчастью, потеряны. Я посылал запросы в Россию, но мне сообщили, что жена моя умерла, а про Яночку, нашу дочь, ничего не известно. Наверное, ребенка сдали в детский дом или удочерили добрые люди, изменили имя. Сельсовет в той местности – жена в деревне детей учила – давно упразднили, так что, вся история покрылась мраком.


Марта вскочила со стула, повалила его на пол. Она корила себя за тугодумство. Сходство отца и дочери она уловила сразу, а вот на имя и фамилию гостя не обратила внимания. Станислав Ковалевский – Янина Станиславовна. Все совпадает, и то, что мама ее работала в деревне, и то, что рано умерла.

– Что с вами? – испугался пан Станислав. – В тарелку что-то попало?

Марта торжественно выпрямилась, подняла вверх глаза, они горели безумным светом. Рыжеватый одуванчик на голове стоял дыбом.

– Вы не поверите! Я знаю вашу дочь!


До поздней ночи гость-постоялец и хозяйка говорили о Яне, просвещали друг друга. Марта укоряла пана Станислава за то, что оставил семью без поддержки: она помнила рассказ подруги об отце-спортсмене, не приехавшем даже на похороны мамы. Пан Станислав горько улыбался. Да, он занимался пятиборьем, когда учился в аспирантуре, но специальность его не была связана со спортом, как он уже сказал. Он не бросал семью, даже зарегистрировал брак с невестой в польском посольстве, дочери дал свою фамилию, собирался увезти обеих в Польшу. И сейчас он клялся, что стал жертвой преследования со стороны КГБ за попытки незаконного проникновения в архив – он ведь пытался узнать судьбы предков. Польского аспиранта поспешно депортировали из России, не разрешив ему даже попрощаться с семьей.

Еще пан Станислав рассказал, что позднее перебрался в Америку, женился там во второй раз, имел от жены двух сыновей. Но семья его погибла недавно во время жуткого смерча, налетевшего на побережье океана. Сам она находился в то время в Европе на научном симпозиуме. И вот теперь он снова решил наведаться в Россию.

Марта сразу включилась в историю:

– Пан Станислав, нам надо как-то подготовить Яну. Для нее встреча с вами будет полной неожиданностью.

– Доверяю, Марточка, вам эту миссию.


Станислав Ковалевский быстро разыскал дом на Варшавской улице. Случайно ли дочь выбрала этот адрес или польские корни подтолкнули ее к выбору при покупке квартиры? С этого вопроса он и начнет разговор с ней, а дальше – посмотрит по обстоятельствам.

Яна, предупрежденная Мартой по телефону, с волнением открыла дверь незнакомому мужчине – ее отцу. Нет, объятий не последовало. Оба чувствовали неловкость и беспокойство.

Пан Станислав – в светлом костюме – сидел в большом, удобном кресле, а дочь – в джинсах и черной футболке с тигром, напечатанным на груди – отдалившись от него на приличное расстояние, забилась в угол дивана.

– Специально ли я выбрала этот адрес? – Яна задумалась.

Она никогда не исследовала свою родословную, отсутствующий в ее реальной жизни отец был как глубокая яма за спиной. При покупке квартиры она могла поехать и на Кубинскую улицу в этом же районе, а подтолкнул ее к выбору тогда еще живой Борис. Он, помнится, сказал, смеясь: «С Ковалевской Варшавская улица лучше рифмуется, чем Кубинская». И Яна поехала на эту непомерно широкую улицу, посреди которой долгое время был пустырь – теперь там возводился ряд новых высотных домов.

Но отцу она ответила, что просто было такое предложение от строительной фирмы.

– А знаешь ли, дочка, что на месте этих красивых домов прежде пролегала железная дорога на Варшаву. А я жил в аспирантском общежитии, из окон которого виднелись проносящиеся мимо поезда. Не думал, что буду, можно сказать, парить над полотном дороги, беседуя со взрослой дочерью.

– Отец, а ты любил маму? – Яну покоробил восторженный тон свалившегося на ее голову отца. Она сбросила тапочки и сидела теперь на диване, обняв руками колени. Постепенно взрослая женщина в ней уступала место неуверенной в себе девочке.

– Конечно, Яночка. Я любил вас обеих, и маму, и тебя. И никогда бы не оставил, если бы не вмешались грубые силы.

Пан Станислав встал с кресла и подсел к дочери, затем провел ладонью по ее волосам. И тут между ними пробежала волна взаимной нежности, было уже не важно, как и почему их развела жизнь. Яна уткнулась лицом в грудь отца и надолго замолчала, не замечая, что из ее глаз текут слезы. Впервые она чувствовала себя чьей-то дочкой. Она перестала быть неприкаянной былинкой в этом жестоком и чужом мире.

– Папа, – губы Яны выдавили незнакомое им сочетание. – Папочка!


На другой день Яна позвонила Павлу в Комарово, сказала, что была неправа. Что она любит его и понимает необходимость работы у Котова. И что будет рада даже его редким визитам. Павел растерялся от перемены ее настроения:

– Яна, с тобой случилось что-нибудь?

– Пашенька, у меня нашелся отец!

Получив импульс доброты, человек несет его дальше.

Павел, не раздумывая, пригласил Яну вместе с паном Станиславом приехать в воскресенье на родительскую дачу. Яна, с разрешения Павла, позвала в Комарово еще и Марту, без которой не состоялась бы ее встреча с отцом.

5