– Лет тридцать шесть Вам, верно? Или больше?

Марта поначалу огорчилась, что выглядит старше, но тут же поняла, что в оценке звучит подначка, потому что ее музыкальный слух уловил знакомую ритмику. В памяти вдруг всплыли эти подзабытые нотки противоречия, поспешность и отрывистость высказанных слов – рисунок речи, как отпечаток пальцев, человек проносит через всю жизнь. Меняется только тембр, но интонации звучат по-прежнему. И человек с хорошим слухом всегда распознает голос, слышанный хоть раз. Но сомнение у Марты оставалось. У той вредной девчонки волосы были чуть темнее лица, а у этой черные, как смоль. Может, крашенные? Ну, разумеется!

– Яночка! Ты меня не узнала? Ты ведь та самая Яна? Ковалевская? Помнишь, в школе… я была в вашем классе вожатой.

– Марта Июльевна! – неумело изображая удивление, протянула Яна. Коверкая на детский лад отчество Марты – Юлиевна. Все ее потуги, остаться неузнанной оказались бесполезными. Придется менять тактику. – Как же я сразу… а вы, а ты, как меня узнала: я же теперь брюнетка. Да и времени прошло – почти двадцать лет.

Яне было неприятно, что вернулась в ее жизнь эта Марта, свидетель позорной поры ее детства. В начальной школе Яна была замарашкой, отвергаемой детьми и нелюбимой учителями, но к окончанию школы она заставила их всех относиться к себе с уважением, благодаря умению решать задачки любой сложности. А в университете ей просто не было равных, она вошла в касту гениев – ум на матмехе принято ценить. Но сейчас появление Марты возвращало Яне все комплексы трудной девочки.

Марта, обрадованная тем, что в квартире у нее уже появился свой человечек, принялась с удвоенной энергией хлопотать о чае.

– Яночка, ты вскипяти воду? Я сейчас принесу из своей комнаты коробку, у меня есть кое-какие припасы на первый случай: и чай, и сахар, и кексы. Специально в одно место сложила, чтобы под рукой было.

Пока Марта ходила за провизией, Яна, включила уже налитый водой электрочайник, свыкаясь с неизбежностью общения с этой «подругой». Марта вернулась быстро, с огромной коробкой в руках. Выложив на тумбочку провизию, подбежала к Яне и крепко обняла ее:

– Яночка, как же я рада, что мы снова встретились. Сейчас ты мне все-все расскажешь!

Уголок рта Яны дернулся, но она промолчала и стала разливать кипяток по чашкам. Марта насыпала себе в чай несколько ложек сахара, затем принялась нарезать принесенный кекс. Яна молча бултыхала в кипятке заварочный пакетик – она пила несладкий чай. Разговор не клеился: тень прошлых обид витала над каждой из девушек. Даже общительная Марта нахмурила свои рыжеватые брови, вспомнив, как Яна, в то время совсем мелюзга, унизила ее, вожатую, перед всем классом. А в Яне вновь шевельнулось раздражение против воображалы, достающей своим занудством.


Одноклассники взрывались хохотом над Яной Ковалевской, когда она блуждала указкой по европейской части карты в поисках сибирской реки. Они шептали ей неправильные подсказки, когда она затруднялась назвать дату каких-то сражений. Но то, как она легко щелкала задачи и примеры, не замечалось ими. Ребята пересказывали вожатой нелепые ответы Яны на уроках, приглашая ее посмеяться вместе с ними. Поэтому долгое время Марта видела в этой девочке лишь нерадивую ученицу, к тому же, не умеющую ладить с коллективом.

У самой Марты также были проблемы с учебой: ей плохо давались и химия, и физика, а математика вообще казалась непроходимым лесом. И часто от двоек Марту спасала только удивительная интуиция: она отвечала наугад и попадала в точку. И все же веселую, общительную Марту в своем классе любили, хотя с мнением ее считались мало. Но ей хотелось верховодить, быть лидером, поэтому Марта и пошла вожатой к пятиклашкам. Малыши слушались ее! Одно звание – «старшеклассница», давало ей фору перед ними. Взбалмошная и веселая, она вбегала на переменках в класс к подшефным, и те радостно висли на ней. Девочки показывали календарики и фантики от жвачек, делились своими секретами, а мальчишки уважали вожатую за то, что разбирается в воинских званиях, приносит в класс лычки и звездочки и раздает им – отец Марты был кадровым военным.

И только одна Яна Ковалевская оставалась равнодушной к любимице ребят. Она не вскакивала с парты, не прислушивалась к объявлениям и призывам вожатой, но часто, оставаясь на месте, демонстративно поворачивалась к ней спиной. Марта бросала на упрямицу досадливый взгляд – с худеньких плеч ученицы часто неряшливо спадали лямки форменного передника или из тощих косичек выплетались перекрученные веревкой ленточки – и испытывала неясную тревогу. Привычным занятием Яны в то время было крутить в руках кубик Рубика. Еще она любила обводить авторучкой портреты в учебниках, превращая разных деятелей в монстров с нелепыми ушами и усами. Марта не раз делала Яне замечания, внушала, что рисовать в учебниках не положено. Яна сердито бурчала под нос какие-то слова, выражая свое недовольство, однако открыто грубить не осмеливаясь. Но однажды взорвалась – конфликт, тлеющий между младшей и старшей девочками, прорвался наружу. Марта, устав воздействовать на непокорную словами, выдернула авторучку из руки Яны и воскликнула:

– Прекрати портить книгу! Немедленно закрой учебник!

Яна швырнула книжку на пол, вскочила с места и тоже закричала:

– Дура! Воображала! Строишь из себя учительницу, а ты просто двоечница!

– Прекрати! Сейчас же прекрати грубить!

– Я правду сказала! Я слышала в коридоре, как учительница математики говорила, что влепит тебе двойку в полугодии, если ты не перепишешь контрольную работу.

Марта покраснела и растерялась: действительно, такой разговор у них с математичкой имел место. Пятиклассники с интересом, а некоторые со злорадством смотрели на свою вожатую. Дети жестоки и легко присоединяются к насмешникам, когда те одерживают верх.

– Двоечница! Двоечница! – завопили мальчишки, забыв о доброте вожатой, дарящей им значки.

Вскоре весь класс завелся, дети бесились и куролесили, скакали по партам, и лишь одна Яна снова тихо сидела на своем месте, покручивая цветные грани кубика Рубика.

Шумная неразбериха в классном помещении привлекла внимание проходящего – мимо завуча. И вот уже ее резкие окрики, перекрывая общий гвалт, полетели над головами учеников:

– Что здесь происходит? Что за гам? Тишина! Ти-и-ха!!! Сергеев, Поляков, слезьте с парты! Ковалевская, встать, когда учитель входит!

Класс затих. Завуч наконец заметила Марту, стоявшую у окна, и обратилась к ней:

– Марта, на перемене классное помещение надо проветривать. Выведи ребят в рекреацию и там работай с ними.

Разбираться в причинах бузы завучу было недосуг – следующий час у нее был занят со старшеклассниками, и она торопилась в учительскую за журналом.

Марта воспользовалась паузой и, чтобы восстановить свой пошатнувшийся авторитет, повторяя интонации завуча, произнесла:

– Ковалевская, после уроков жди меня у раздевалки. Пойдем разговаривать к твоим родителям!

Марта понимала, что не может, как настоящая учительница, вызвать родителей в школу, но имеет право – нагрянуть домой к ученице.

Яна насупила брови и сморщила нос, но в присутствии завуча не посмела огрызаться.


В сегодняшней Яне просматривалось то же странное недовольство, что и прежде. Она разломала принесенный Мартой кекс и с брезгливостью разглядывала начинку, будто сомневалась в ее съедобности.

– Что, начинки маловато? – вынырнув из воспоминаний, поинтересовалась Марта.

– Я не люблю повидло, а здесь его натолкали сверх меры.

– А ты, я гляжу, привереда. По мне – так даже вкусно. Погоди, я распакуюсь, расставлю все по местам, и испеку тебе пирог с капустой. Или ты с мясом больше любишь?

«Свалилась соседушка на мою голову, снова воспитывать начинает. Ну теперь-то я сумею дать ей отпор», – с досадой подумала Яна и запила приторный кекс горьковатым чаем.


Но в те далекие уже годы Яна испугалась угрозы Марты прийти к ней домой и поговорить с родителями. Впрочем, родителей у нее не было – их заменяла тетя.

Яна дожидалась Марту в вестибюле, сидела одна на составленных в блок пяти стульях. Она раздумывала, как вывернуться из ситуации: если вожатая нажалуется тетке, ей влетит – авторучка в ее пальцах машинально обводила контур очередной картинки в учебнике.

– Ты опять книжку портишь? – Марта появилась неожиданно.

Яна упрямо обвела чернилами облако на схеме круговорота воды в природе.

Марта, глядя сверху на склоненную голову девочки, на ее русые волосы, заплетенные в две косички и разделенные прямым пробором, увидела вдруг на ее висках два ряда серебристых штрихов – заколок-невидимок.

– Зачем тебе столько заколок? – удивилась вожатая. И, присмотревшись внимательнее, сообразила. – О! Да ты челку заколола! Зачем?

– Тетя велела. Ругается за то, что я без спроса ее выстригла.

– А для чего тебе челка? Хочешь быть красивой?

– Вовсе нет! Можно я пойду одеваться?


Школьницы вышли на улицу. Яна семенила рядом с вожатой, не осмеливаясь попросить, чтобы та не жаловалась тете. Она ведь правду сказала про двойки у Марты, потому извиняться было глупо. На Яне было страшненькое, великоватое ей пальто, явно с чужого плеча – выглядела она в нем столь убого, что Марта перестала сердиться и даже пожалела дерзкую девчонку.

– Это пальто тебе от сестры перешло? – с участием спросила она.

– Ты имеешь ввиду, откуда у меня этот футляр? – презрительно усмехнулась Яна, недавно прочитавшАЯе рассказ Чехова. – Соседка отдала старое пальто, а тетя перешила. Очень заметно, что оно велико?

– Вполне нарядное пальто, – тут же слукавила Марта. И во второй раз услышав упоминание о тете, полюбопытствовала: – А мама твоя где, болеет?