Несколько часов спустя, отдыхая в своей комнате с мягким розовым холмиком на груди — спящим ребенком, — Эйми поразилась количеству повреждений, которые остались в ее влагалище после родов. По всем стандартам роды были легкими, но все же, чтобы встать и сходить в туалет, Эйми понадобилась поддержка Лакс.

— Я — поле боя, — вздохнула Эйми, когда Брук села у ее кровати и спросила, как она себя чувствует.

— Да, детка, но война уже закончилась.

— Думаешь?

— Конечно, теперь ты просто станешь мамой.

— Думаю, мне стоит выйти замуж за твоего друга Билла.

— Почему?

— Я, как и он, больше никогда не захочу заниматься сексом, — засмеялась Эйми.

Пока они смеялись, забежала торопливая сестра, уткнувшаяся в больничную карточку.

— Вам нужна консультация по обрезанию? — спросила медсестра.

— У меня девочка, — ответила Эйми.

— Ой, извините, — сказала сестра и убежала на поиски мальчиков.

Эйми внезапно задумалась обо всех решениях, которые ей придется принимать относительно ее маленькой девочки, оставшейся без отца. Возможно. Ей никогда не придется жертвовать жизнью, но неизвестно, сколько раз она будет вынуждена наступить на горло собственным желаниям, чтобы удовлетворить все потребности ребенка. Сколько раз ей придется жертвовать собой. «Я такая эгоистка, — думала Эйми. — Я слишком требовательна и так одинока. Как же мне сохранить гармонию? Чем я буду за это платить?»

Маленькие ручки Александры с прозрачно-белыми ноготками, точно повторяющими форму ногтей ее прабабушки, обвились вокруг мизинца Эйми. По сравнению с цветом ее кожи, ручки Александры были ярко-оливковыми, даже немного желтоватыми. Желтый цвет — это нормально? Ведь несколько часов назад она была абсолютно розовой, что случилось? Возненавидит ли она свои кудрявые волосы? Захочет ли проколоть уши? Влюбится ли в плохого мальчика и разобьет себе сердце? Глаза Эйми наполнились слезами, когда она подумала, что искалеченный мизинец Лакс когда-то был таким же идеальным, как мизинец новорожденной Александры.

— А вот и доктор, — сказала Брук. — Наверное, пришло время выписываться.

— Так быстро, — прошептала Эйми, переживая, как она справится со всем одна. Что, если что-то случится? Что, если ей захочется принять душ? Неожиданно ее окружили врачи.

Ее врач подошла к кровати в сопровождении педиатра маленькой Александры.

— Нам нужно забрать ребенка. Прямо сейчас.

— Ку-ку-куда? — их серьезность напугала Эйми.

— В блок интенсивной терапии, — ответил педиатр, беря из рук матери спящую Александру Грейс. Прижав ребенка к себе, педиатр направился к выходу, а за ним и врач Эйми.

— В середине коридора повернете направо, а потом налево. Одевайтесь, и встретимся там, — врач схватила карточку ребенка и последовала за педиатром в блок интенсивной терапии новорожденных.

Эйми задохнулась, как рыба, которую вытащили из воды. Мгновение назад она волновалась по поводу того, как она будет принимать душ.

— Лакс, — скомандовала Марго, — беги за врачами. Больница большая. Посмотри точно, куда они несут нашего ребенка. Брук, найди одежду Эйми. Если не сможешь найти, в ванной есть халат. Эйми, я подтяну капельницу к кровати и помогу тебе встать.

Женщины приступили к действию, и через три минуты Эйми уже шла, покачиваясь, к блоку интенсивной терапии. В самом углу палаты Александра Грейс лежала в стеклянной кроватке под штуковиной, похожей то ли на лампу для загара, то ли на прибор для приготовления картошки фри. Она была раздета до пояса, а на ее глаза были надеты крошечные солнцезащитные очки.

— Желтуха, — сказал педиатр. — Она обнаружилась во время второго анализа крови. Мы можем ее вылечить. Простите, если мы напугали вас, но она распространяется так быстро, что нам тоже стоит поторопиться.

Он продолжал что-то объяснять, но Эйми не могла понять ни слова. Всего восемнадцать часов от роду, и уже проблемы. Брук внимательно слушала, как врач объясняет, что лампы выведут из крови токсины, которые маленькая печень Александры еще не может переработать. Через тридцать шесть часов Александра Грейс снова будет розовой, с ней все будет хорошо, и ее можно будет забрать домой.

— А что нам делать до этого? — спросила Брук.

Какое-то мгновение педиатр смотрел на нее отсутствующим взглядом, не понимая, что она подразумевает под словом «мы». Потом он понял: эти четыре женщины были семьей.

— Вам стоит удостовериться, что мамаша получает нужное питание и отдых, — сказал педиатр.

— Да, это мы можем, — закивала Лакс.

Эйми молчала, пока они укладывали ее в постель. Когда шок прошел, она обернулась к подругам и сказала: «С ней все будет хорошо».

— Конечно, — ласково уверила ее Брук, и Эйми расплакалась.

Лились первые слезы, и вместе с ними уходил страх, который Эйми прятала в себе. За слезами последовал фейерверк благодарности в адрес подруг. Высморкавшись в дешевый больничный платок, Эйми выражала свою признательность этим чудесным женщинам за то, что они называют ее дочь «нашей малышкой».

Ее подруги в ответ притащили кучу туалетной бумаги, чтобы вытереть сопли и слезы с ее лица, тем самым говоря: «Мы всегда будем рядом с тобой и с ней, даже когда она будет отрыгивать на наши дорогие свитера. Даже когда ей исполнится тринадцать и из-за ее пустой болтовни с каким-то мальчишкой, в которого она влюбится, наши телефонные счета взлетят до небес. Мы будем рядом, чтобы помогать тебе менять подгузники, чтобы отговорить ее прокалывать нос. Мы будем рядом, чтобы объяснить ей, что мамочка любит ее и именно поэтому она должна быть дома к девяти, даже если другие могут гулять до одиннадцати». И когда они собрали грязные платки и обрывки туалетной бумаги, а потом выбросили их, не испытывая ни малейшего отвращения к этому, этим они дали ей свое самое серьезное обещание: «Мы будем бесплатными няньками для твоей малышки».

— Все будет хорошо, Эйми, — успокаивала ее Лакс, подразумевая: «Мы будем рядом, пока она будет ребенком и когда превратится в маленькую девочку. Мы будем рядом, чтобы помочь ей стать женщиной».

— Да, все будет хорошо, — согласилась Эйми и верила в это всем сердцем.

Вопрос о том, чтобы есть больничную еду, даже не стоял. Марго опросила всех и составила список любимых ресторанов, а потом позвонила в тот, что нравился ей больше всего, и добавила к своему заказу бутылку шампанского. Через час члены Вторничного клуба эротики подняли в воздух пластиковые стаканчики.

— Я хочу сказать тост, — начала Брук. — За успех Эйми. Пусть все поскорее заживет.

— Да, за это, — согласилась Марго голосом знаменитого английского адвоката.

— За Александру Грейс, — подняла свой стакан Эйми. — И за нас.

Годы спустя

«Он провел руками вверх по моему телу, касаясь меня спереди и сзади. Одной рукой он обнял меня за поясницу; а вторую положил на грудь. Я выдохнула и, нащупав пуговицы на его брюках, расстегивала их, пока мы целовались».

Лакс внезапно остановилась и подняла глаза на дверь, которую кто-то открывал снаружи.

— Мам! — воскликнула Александра Грейс. — Когда Рози убирает в моей комнате, она прячет все мои вещи. Я не могу найти свои веселые носки.

— Что за веселые носки? — спросила Брук.

— Носки со всякими смешными штуками на них, — объяснила ей Марго. — Ей нравятся те, на которых нарисована губная помада и модные сумочки.

— И Рози прячет их, когда убирает! — пожаловалась Александра своим тетушкам, стоя у двери.

— Давай мы закончим, а потом все вместе поищем твои веселые носки, ладно? — предложила Лакс.

— М-м-м, ладно.

Александра присела на корточки, ожидая, когда ее любимые женщины закончат то, чем они занимались.

— Иди поиграй, — велела ей мать.

— Но я хочу посмотреть, что вы тут делаете, — возразила Александра.

— Мы тебе потом расскажем, — улыбнулась тетушка Марго.

Когда ты станешь старше, — добавила тетушка Брук.

— Когда ты будешь готова, — пообещала тетушка Лакс, — ты сможешь вступить в наш клуб.