— Если у нее отойдут воды, мы будем принимать роды прямо здесь, — Лакс встала. — Джонелла практически родила ребенка дома. Пробка вышла, когда мы были на танцах, а мы-то не знали, что это означает. Когда мы добрались домой, воды отошли, и ребенок начал выбираться наружу.

— Мы этого не хотим, — решительно заявила Марго.

— Я так волнуюсь, — голос Эйми был слишком тихим.

— Так что нам делать? — спросила Брук.

— Ладно-ладно, я это продумала. Я, ох, я знаю, ох, — Эйми мямлила и заикалась, не в силах вспомнить, что нужно делать. Потом у нее начался припадок смеха, который, казалось, не прекратится никогда.

Марго взяла все в свои руки.

— Так, — начала она, — мы поедем в больницу. Лакс берет чемодан. Я звоню в службу такси, потом в больницу, а потом маме Эйми. Брук помогает Эйми спуститься вниз.

На мгновение все застыли, удивленные организаторскими способностями Марго. Та, в свою очередь, не понимала, почему они медлят с выполнением ее указаний.

— Давайте сделаем это, девочки! — радостным голосом сказала Марго, пытаясь не запаниковать.

Благодаря тому, что Марго все так великолепно спланировала, такси подъехало к бордюру как раз тогда, когда они с Брук выводили Эйми из вестибюля на улицу. Лакс еще раз пробежалась по квартире, чтобы удостовериться, что закрыла все двери и окна, что ключи от квартир в сумочках, а мобильные телефоны — в карманах. Она догнала подруг на улице.

— Ты в порядке? — спросила Эйми у Марго, когда они сели в такси.

— Нормально, нормально, — ответила та.

— Ты дрожишь, — засмеялась Эйми. — У меня будет ребенок, а дрожишь ты.

— Я возбуждена, — сказала Марго. — И немного нервничаю. О Боже мой! Это наконец-то происходит!

Лакс взяла Марго за руку, пытаясь успокоить ее. Мысль о том, что с Эйми все хорошо, а вот Марго надо успокаивать, вызвала у Лакс смешок. Это оказалось заразно, и уже через мгновение все заднее сиденье такси сотрясалось от возбужденного хохота. Когда машина доехала до больницы, три из четырех женщин вывалились из такси, как пьяные проститутки у входа в ночной клуб. Эйми выползла, как кит, выброшенный на берег Кони-Айленда[47]. Флуоресцентные лампы и тишина больницы быстро отрезвили их. Они взяли себя в руки и помогли Эйми войти в приемный покой.

После быстрого медицинского осмотра Эйми отправили в больницу. Когда лечащий врач сказал, что раскрытие у Эйми три сантиметра и что он везет ее в родильную палату, Марго перестала трястись и начала беспрерывно болтать. Они втроем сидели рядом с Эйми в родильной палате, и Марго вслух описывала подругам все прелести этой комнаты.

— О Боже, ну и ну, смотри, Эйми, это же ванна с джакузи. Прямо как в твоем рассказе. Это же так необходимо, хотя я и не знаю, когда ты найдешь время забраться туда. А обои даже подобраны со вкусом, что очень неожиданно, учитывая, что мы в больнице. Как интересно! Такое ощущение, что мы в симпатичном номере в отеле.

— Здесь есть мини-бар? — спросила Брук. Когда медсестра укладывала Эйми в постель, та почувствовала, как глубоко внутри нее толкается ребенок.

— Ощущения такие же, как перед месячными. Это не так уж плохо, да? — спросила Эйми. — Верно?

Брук с Марго переглянулись, а потом посмотрели на Эйми, прежде чем уверено заявить: «Верно!» Лакс, которая уже однажды пережила подобное с Джонеллой, дала более практичный совет.

— Знаешь, одно дело, когда ты рожаешь дома. Если тебе хочется сказать «дерьмо», или «дрянь», или «твою гребаную мать», или что-то еще, ты можешь кричать это так громко, как тебе захочется. Но как только ты оказываешься в больнице, врачи приходят и ругают тебя за то, что ты беспокоишь других мамаш, если ты кричишь слишком громко или психуешь.

— Рада это слышать, — ответила Эйми. И хотя она не представляла, что ей захочется орать или громко ругаться, она добавила: — Спасибо, Лакс.

А потом началась первая сильная схватка.

— Твою мать! — испугавшись, Эйми закричала во весь голос.

Когда схватка закончилась, в палату заглянула нахмуренная медсестра. Она бросила на Эйми сердитый взгляд и закрыла дверь, чтобы оградить других женщин от ее грязных выражений.

— Вот это я и имела в виду, — сказала Лакс.

— Я, я, я думаю, мне нужен эпидуральный наркоз, — в голосе Эйми послышалась паника. — И как можно быстрее, да-да, было бы очень-очень здорово.

Лакс выбежала в холл, чтобы найти анестезиолога. У Эйми было еще несколько тяжелых схваток, она стонала громче, но ругалась меньше. Она окала руку Брук и пыталась дышать так, как ее учили на курсах для беременных. Дыхательные упражнения не уменьшали боль, но отвлекали ее, особенно когда Марго, дышащая вместе с ней, задышала слишком часто, и ей пришлось присесть, чтобы не упасть. Они все еще смеялись над этим, когда пришел анестезиолог и вколол ей эпидурал.

— О, слава Богу! — воскликнула Эйми, когда ее ноги онемели.

— Что мы теперь будем делать? — спросила Брук.

— Ждать, — ответила Лакс.

Шесть часов Марго, Брук и Лакс сидели рядом с Эйми, наблюдая за графиком ее схваток на мониторе.

— Bay! Эта была чудовищная! — воскликнула Брук, когда на графике линия схватки изогнулась почти до верхнего края экрана.

— Больно? — спросила Лакс.

— Я вообще ничего не почувствовала. Я не чувствую своего тела ниже груди.

— А как мы назовем ребенка? — спросила Брук.

— Мне нравится имя Грейс, — сказала Лакс. — Я всегда выбирала себе это имя, когда притворялась, что я — это не я, а кто-то другой.

— Как насчет того, чтобы назвать ее Вторник? — предложила Брук.

— Нет-нет-нет, — возмутилась Лакс с болью в голосе. — Имя — это не шутка.

— Сначала я хотела назвать ее Лили, — сказала Эйми. — Или, может быть, Георгина.

— Цветочные имена очень милые, — согласилась Марго. — А как насчет Лилии? Есть еще Роза или Петуния. Ой, нет, только не Петуния. Виолетта, Вероника, Анжелика, Айрис, Холл и, Хезер, Гиацинт, Тигровая Лилия, хм, это из Питера Пэна. Есть еще Лаванда, Ферн, Флора, Розмари, Шафран.

— Хватит! — крикнула Эйми. — Я назову малышку Александрой. Я решила прошлой ночью.

— Александра — очень красивое имя, — кивнула Брук.

— Что вы, девочки, думаете об имени Александра Грейс? — вдруг спросила Эйми.

— Мне нравится, — заявила Лакс.

И все согласились.

— Как у нас дела? — бодро спросила сестра, входя в комнату. Она подошла к кровати и проверила, как у Эйми протекают схватки.

— Я чувствую себя хорошо, — ответила Эйми. — Вообще-то я совсем ничего не чувствую. Мое тело онемело от груди и до кончиков пальцев ног.

— Ух ты! — ахнула сестра. — У вас уже шесть сантиметров. Вы готовы к родам. Сейчас я схожу за доктором, а потом мы начнем тужиться так, словно собираемся покакать.

— Отлично, вот только я понятия не имею, где у меня задний проход, — предупредила ее Эйми, показывая на капельницу с наркозом.

— Ой! — воскликнула сестра и убежала на поиски анестезиолога.

Когда врач Эйми вошла в палату, ее лицо все еще хранило следы подушки.

— Сколько времени? — спросила Брук.

— Три часа утра, — ответила врач, а потом, глядя на сидевших рядом женщин, спросила: — А вы кто?

— Это мои близкие подруги, — ответила Эйми, кивнув в сторону Брук, Марго и Лакс.

— Ага, — сказала врач, — женский клан. Это хорошо. Вам понадобится поддержка. Эпидурал уже отключили. Скажите, теперь вы чувствуете свою задницу?

Эйми кивнула. Она чувствовала не только задницу. Боль возвращалась в ее тело океанскими волнами.

— Вы, — врач указала на Марго, — пожалуйста, разотрите ей ноги. Они холодные и одеревеневшие после наркоза.

— Да, мэм, — отозвалась Марго, принимаясь за дело.

— Кто из вас инструктор по дыханию? — спросила медсестра.

— Я, — ответила Брук.

— Хорошо, садитесь справа от мамаши. А вы, — врач кивнула на Лакс, — садитесь слева. Сейчас мы поднимем спинку кровати, чтобы она села. А потом начнем тужиться. Как вы себя чувствуете, Эйми? — спросила врач, перекрикивая жужжание механизма кровати.

На потолке было укреплено зеркало, в котором Эйми могла видеть рождение своего ребенка. Врач натянула перчатки на ухоженные руки и заняла свое положение у Эйми между ног.

— Если вы готовы, то начинаем тужиться, пока я буду считать от одного до десяти. Если у вас получится до пятнадцати, будет еще лучше, но я хочу, чтобы вы тужились хотя бы до десяти.

— Давай, Эйми, сделай нам хорошие пятнадцать, — подбодрила ее Марго.

Когда они досчитали до одиннадцати, Лакс, Брук и Марго присоединились к хору считающих. Ощущая их поддержку, Эйми тужилась изо всех сил.

— Восемнадцать! Девятнадцать! Двадцать! Двадцать один! — кричали ее подруги, и Эйми, вопя, словно лидер группы поддержки, нашла в себе силы тужиться аж до тридцати. Ребенок был маленьким, а тело Эйми репетировало его появление несколько месяцев. Тем не менее вместе с невообразимой болью спустя какое-то время на свет появилась Александра Грейс.

Она была розовая и влажная, с пухлыми губками и головкой, усыпанной кудряшками, как у ее мамы. Когда пуповина была перерезана, Эйми почувствовала сильный прилив любви к этому созданию, к этому крошечному человечку. Марго держала Александру, пока врач зашивала Эйми. И хотя согласно ее собственному, хорошо продуманному плану именно Марго должна была обзвонить всех, ей не хотелось отдавать малышку. Пришлось Брук позвонить родственникам Эйми, чтобы сообщить им хорошие новости. Еще она позвонила в Токио и оставила на автоответчике вежливое сообщение. Голос ее при этом срывался.

Наконец врач забрала Александру Грейс у Марго из рук и протянула ее матери. Дыхание у Эйми перехватило, когда она почувствовала в своих руках завернутого в одеяльце ребенка. Как будто понимая, что происходит, Александра повернулась к Эйми, распахнула свои темные глаза и посмотрела на мать глубоким задумчивым взглядом. У Эйми сжалось от любви сердце. Любовь переполнила ее, неся с собой так много перемен, что она ощутила себя практически новым человеком. Она дала себе обет посвятить всю свою жизнь этой маленькой девочке.