— Спасибо. Думаю, я справлюсь.

— Нет, правда, — продолжала настаивать Марго, — я хочу помочь.

— Ладно, но учти, это будет посложнее, чем поход в магазин игрушек, — предупредила Эйми.

— Мы всегда будем рядом с тобой, — заключила Брук.

Эйми улыбнулась и удивилась, ощутив, что щеки ее краснеют, а глаза увлажняются.

Подав на развод, она чувствовала себя такой сильной, но когда осознала, что процесс запущен, силы вдруг ее покинули.

— Ну что, кто-нибудь еще хочет что-нибудь прочитать? — спросила она, смахнув слезы. Эйми не хотела нервничать, и не важно, печаль или любовь были тому причиной. Она хотела избавиться от боли, которую он ей причинил, и продолжать жить.

— Я, конечно, понимаю, как тебе тяжело, — сказала Брук, — но постарайся ради своей же пользы отвлечься от переживаний. Я попробовала себя в поэзии и набросала маленький стишок о мастурбации.

— Удиви нас, — улыбнулась ей Эйми.

— Ну, ладно, поехали, — подбодрила себя Брук. Она зачитала свое стихотворение по памяти.

На подушку бедром улеглась я

И грешку своему предалась я.

И старалась я не представлять,

Как напьется тогда моя мать,

Если я выйду замуж за дилдо[26].

— О! Браво! Браво! — зааплодировала Марго.

— Не совсем в рифму, — призналась Брук, — но, с другой стороны, разве подберешь хорошую рифму к слову «дилдо».

— Ну, «Бильбо», — предложила Эйми, — но я не представляю, что может этот хоббит делать в твоем стишке.

Пока они пытались найти идеальную рифму, мысли Марго колебались между «вибратором» и «сексом», потом устремились к «любви» и решительно остановились на «деньгах».

— Ты думаешь, это правда так? — спросила она. — Я имею в виду, быть проституткой.

— Понятия не имею, — ответила Эйми. — Спроси у Лакс.

— Какая же ты злая, — с укором сказала Брук.

— Я не хотела, чтобы это прозвучало грубо, — начала оправдываться Эйми. — Я только хотела сказать, что Лакс упускает свой звездный час, продавая себя за деньги. Но может быть, я и впрямь задела ее за живое. Я имею в виду, что, если такой вероятности нет, ты этого и не боишься, и… о Господи, думаете, Лакс действительно была проституткой?

— У нее есть сбережения, — начала Марго. — Она не просит рекомендации и, кажется, совсем не интересуется тем, как найти новую работу. У нее есть адвокат, которому она платит. Старик. Один из тех людей, что вот уже три года как мертвы, но продолжают ходить на работу. Я порылась в его биографии и практически уверена, что он не порядочный человек. У него только два клиента: Лакс и какая-то старушка.

— Ты же не думаешь, что он ее сутенер? — ахнула Эйми. — Тогда нам надо донести на него. Разве мы не должны ее как-то защитить?

— Нет, нет. Не может быть. Или может? Сутенеры должны быть крепкими парнями, верно? — спросила Марго у Брук.

— Ты меня спрашиваешь? Я выросла на Пятой авеню! Ближе всего к проституции была моя няня. Она любила меня за деньги, которые ей платили мои родители.

— Нет, этот старик не может быть сутенером. Он с трудом держит карандаш. Хотя, с другой стороны, он сумел исправить ошибки в моих документах.

На мгновение в комнате повисло молчание, все три женщины думали о своем.

— Я вела себя по-свински, да? — спросила Эйми.

— Конечно, по-свински, — засмеялась Брук. — А о чем ты?

— О Лакс. Она ужасно одевается. И она грубая и вульгарная. Она слишком молода и слишком красива. Слишком много у нее перспектив. Но сидя здесь, мы говорим о том, была ли эта бедная девочка шлюхой, и я понимаю, сколь многим я обладаю и воспринимаю это как должное. Мне нужно быть добрее к ней. Я вела себя, как Грима Змеиный Язык, когда должна была быть Арагорном.

— Последнее предложение я ни черта не поняла, но первая мысль попала в точку. Да, ты была порядочной свиньей по отношению к ней, — согласилась Брук.

— Я стану лучше. Я буду добрее к ней. Почему бы вам не позвать ее с собой в следующий раз?

— Да, — кивнула Марго. — Как только она подпишет документ об освобождении от ответственности, я поговорю с ней.

— Может, нам стоит ей заняться? — предложила Эйми. — Взять ее в поход по магазинам, сделать ей хорошую стрижку?

— Мне она нравится такой, как есть, и в любом случае тебе нельзя вставать с постели, — напомнила ей Брук.

— Когда я повезу ей бумаги и чек, приглашу ее с нами на ленч. Но запомни, Эйми, она не щенок и не сиротка, — заметила Марго, собираясь сказать что-то еще, но ее прервал звонок в дверь.

— Ты кого-то ждешь? — поинтересовалась Марго.

— Жду, — подтвердила Эйми. — Я продаю вагину.

— И есть покупатели?

— Ты удивишься, узнав, какой ажиотаж вокруг этой вагины.

Марго в ужасе уставилась на подруг.

— О чем вы говорите?

— Об огромной блондинистой вагине, которую он повесил в гостиной.

Марго все еще не понимала, о чем они.

— Я продала ее хозяину какого-то клуба в мясохладобойном районе за двенадцать штук, — сказала Эйми. — Вместе с рамкой, конечно.

— Фотография! — озарила Марго догадка. — Вы говорите о фотографии!

— Конечно, — захихикала Эйми. — Я начинаю новую жизнь. И в этой прекрасной новой жизни нет места блондинистой вагине.

21

Виагра

— Тебе не понравилось платье, что я купил, — не поздоровавшись, заявила Билл, когда Брук своим ключом открыла дверь и вошла в его квартиру.

В прохладной темноте Брук прислонилась к резной панели из экзотического дерева и с любопытством взглянула на него поверх очков. Его квартира с двенадцатью комнатами была перегружена дорогой мебелью из нежных материалов, что заставляло Брук чувствовать себя так, словно здесь ее попе не место. Брук унаследовала похожую собственность от своей бабушки по маминой линии и недолгое время жила там, пока не переехала в более оживленный район.

— Дорогой, ты старомодный человек, застрявший на уровне подготовительной школы моды, который все еще думает, что мистер Бин[27], Басс[28] и «Братья Брукс»[29] представляют собой триумвират мира моды.

— Но это уже лучше, правда?

— Лучше?

— Чем предыдущее платье.

— О Боже, да! То выпускное платье персикового цвета! Это намного лучше.

— Ну, уже что-то. Ты ведь не возражаешь против моих попыток?

— Я твоя кукла. Одевай меня как хочешь.

— Правда?

— Нет. То есть да. Ты можешь покупать мне одежду, но, Билл, я не могу обещать, что буду ее носить. Вне дома.

Брук встала на мысочки, чтобы поцеловать Билла. Она потеряла равновесие и слегка облокотилась на него. Прикоснувшись к его сильному, крепкому телу, Брук ощутила, как внутри нее зажглась искра, но она ее немедленно потушила. Они запланировали чудесный вечер, и ей не хотелось на него давить. Может, позже или даже завтра утром она поднимет этот щекотливый вопрос. У нее не было доказательств того, что Билл спал с другой женщиной, только подозрения. Когда он будет готов, он сам ей обо всем расскажет.

В красных лодочках она будет почти одного роста с Биллом. Как и Брук, Билл был высоким, худым и светловолосым. Они будут смотреться великолепно этим вечером, похожие на идеальную пару богов-аристократов.

— Как ты думаешь, мне надеть смокинг с воротником-шалькой или с острыми воротничками? — спросил ее Билл.

— Думаю, лучше с острым.

— А мама сказала, что лучше шальку.

Брук услышала, но не ответила. У Билла был огромный набор смокингов, один лучше другого.

Ее рубиновое платье от Ланвин наконец доставили, и экономка Билла повесила его на дверь спальни. Брук разделась и пошла в душ. Завернувшись в полотенце, она намазала тело кремом и накрасилась. Потом надела платье через голову и расправила его по фигуре. Брук была довольно старомодной, когда дело касалось процесса превращения в сногсшибательную красавицу.

Билл уже ждал в фойе, когда она спустилась по лестнице в красном платье, струившемся до самых ее лодыжек. Маленький золотистый ремешок сумочки она обмотала вокруг запястья, чтобы во время танца можно было вложить свою ладонь в его. Билл обернулся, она на мгновение опустила сумочку и замерла в своей любимой позе, — тадам! — позволяя ему оценить платье.

То, что видела Брук в глазах Билла, говорило ей лишь об одном — он ее любит. Он любил ее шутки и стиль. Он даже полюбил ее татуировки, которые когда-то его пугали. Он любил ее картины, и для Брук это значило, что он любил ее душу. Он любил ее ноги и ступни, ее пальцы и глаза. Со всей этой любовью, струившейся из него, они, конечно, смогут найти способ наладить свою сексуальную жизнь.

— Мой сотовый телефон помещается в сумочку, но если я возьму его, туда больше ничего не влезет. Так что мне лучше взять-мобильник и помаду или деньги, расческу и помаду? Как ты думаешь?

Билл беспомощно улыбнулся.

— Пойдем, — его улыбка стала чуточку озорной.

Вечерний бенефис Ассоциации мышечной дистрофии проводился в Гуггенхайме[30], одном из любимых мест Брук во всем городе. Теперь, когда Билл стал судьей, все давние товарищи — адвокаты искали его общества с удвоенной силой. Билл и Брук станут центром настоящего социального вихря, что, с одной стороны, лестно, но одновременно — утомительно. Тем не менее Билл вплыл в музей под руку с Брук, как большой корабль, пересекающий дружественные воды. Лицо его, хранившее ровное и спокойное выражение, ничем не выдавало того дискомфорта, который он начинал чувствовать между ног.

— Вы чудесно выглядите сегодня, миссис Симпсон! — воскликнул молодой адвокат, который с удовольствием слизнул бы с нее платье от Ланвин. — Эй, Ваша честь, не возражаете, если я потанцую с вашей девушкой?