— Куда мы идем? — спросила она.

— На третий этаж, — ответила мать.

— Это частное кафе, которое только недавно открылось, — объяснила Брук.

— О, как интересно, — протянула Эйми. В другое время, возможно, ее охватило бы сильное любопытство или подозрения относительно планов ее друзей. Но из-за беременности, разочарования после бейби-шауэр и сильной усталости она была способна сосредоточиться только на чем-то одном. В данный момент Эйми уставилась на обувь Брук.

— Мне кажется, я никогда раньше не видела тебя в кроссовках, Брук.

— Правда?

— Правда.

— Я ношу их. Иногда.

Эйми послушно вошла в дверь дома номер 64 по Вустер-стрит. Она не спросила: «Что, черт возьми, мы делаем?» или «А это приватное кафе легально?», когда они поднимались на лифте на третий этаж.

— А что это за кроссовки? — спросила Эйми. Она так и не могла отвлечься от мыслей об обуви Брук. — Триторнсы[24]?

— Кеды, — улыбнулась Брук.

— Ух ты, кеды! — выдохнула Эйми, внезапно почувствовав, как ее переполняет неуместный восторг по поводу кроссовок.

— Детка, ты в порядке? — поинтересовалась мать, когда они вышли из лифта.

— Просто устала, — Эйми собиралась рассказать всю эту историю матери позже, когда они будут одни в ее квартире. Она расскажет ей о том, как бесцеремонно ее муж обошелся с ней во время амниоцентеза и о второсортном бейби-шауэр. Она пожалуется ей, как это ужасно — когда радость, словно какой-нибудь неудачник-бойфренд, не способный перезвонить, избегает тебя.

— Нам сюда, — сообщила Брук, подходя к двери с надписью 3F и открывая дверь.

Она вошла. Эйми с матерью последовали за ней. Шарканье ног, шепот, снова шарканье, а потом зажегся свет.

— Сюрприз! — хором закричали друзья. Здесь были Марго и Элен из колледжа, и Тоби из средней школы. Стоявшая рядом с мамой в толпе улыбающихся подруг Эйми на мгновение ощутила гигантский прилив любви, которой ей так недоставало.

— Ой! Ой! Вот и вы! Тоби! О, Боже мой, как ты похудела! Элен! Как ты поживаешь?

Эйми обнимала и целовала каждого, кроме тех, кого не знала, — болтавших у окна мужчину и женщину в халатах.

— Почему вы все просто не пришли в ресторан? — не унималась Эйми. — Мы могли пообедать там!

— Это не обед, Эйми, — покачала головой Брук.

— Это работа, — добавила Марго, протягивая ей цифровой фотоаппарат.

— Сумка грязная, — проворчала мать Эйми, снимая с плеча футляр с фотокамерой.

— Я принесла Nikon D70, — сказала Марго. — Я не знаю, насколько он хорош и какой ты хотела. Просто когда ты рассказала нам, что хочешь попробовать цифровую камеру, мы были к этому не готовы, и пришлось взять в аренду то, что было в магазине.

Эйми крутила великолепную камеру в руках.

— А когда я сказала, что хочу попробовать цифровую камеру? — Ее голос почти сорвался на шепот.

— Сегодня за ленчем. Двое обнимающихся влюбленных, кадр, как если бы фотограф стоял между ними, — затараторила Брук, словно говорила о названии блюда из меню, а не давала описание рабочему процессу.

Эйми огляделась и поняла, что она находится не просто в какой-то квартире на Вустер-стрит. Это была фотостудия. Одна из белых стен в дальнем углу комнаты мягко изгибалась над белым полом, создавая иллюзию бесконечности. Здесь повсюду были ширмы и осветительные приборы, которые только и ждали, когда их приведут в действие. И ее друзья были здесь, они все стояли вокруг нее в джинсах, футболках и удобной обуви, они были счастливы, зная, что могут помочь ей сделать несколько фотографий.

— Мы решили, что это доставит тебе намного больше удовольствия, чем ленч и кучка красиво завернутых подарков, — сказала Брук, обращаясь к подруге.

И тогда Эйми расплакалась.

— О, Боже мой! Боже мой! Вы такие замечательные, ребята! О! Это чудесно! Как же здорово! — Слова потоком лились из Эйми, а слезы смывали косметику с ее лица. Она обнимала и целовала всех, она повторяла, какие они чудесные, снова и снова. И только потом поняла, что готова работать. Вид люцитовой платформы, сделанной с учетом всех деталей, о которых она говорила, вызвал новый смерч слез и причитаний.

— В семь здесь начнется другая съемка, — предупредила ее Марго, — так что тебе лучше не плакать больше.

Модели у окна прекратили болтать и сбросили халаты, обнажив красивые тела.

— Ладно, ладно, давайте начнем, — Эйми взяла себя в руки и настроилась на новое дело. — Софт-бокс нужно поставить здесь, и, Тоби, принеси мне, пожалуйста, отражатель. Марго, подержи камеру. Я начну снимать своей. Элен, ты не зарядишь пленку?

— Что нам нужно делать? — спросили обнаженные модели.

— Залезайте на платформу, и начнем с поцелуев, — проинструктировала их Эйми.

Лежа под двумя голыми незнакомцами в пластиковом ящике, Эйми чувствовала себя вспотевшей, молодой и сильной. Ее сноровка вернулась к ней, и она щелкала кадр за кадром, выкрикивая указания и подбадривая моделей. Она пыталась поймать изображение, которое описало бы, что это такое — быть внутри страсти. Модели, которые были незнакомы друг с другом до того, как вошли в эту студию, широко раскидывали ноги, приседали на корточки и облизывали друг друга. У мужчины в соске было кольцо, а женщина, судя по всему, увлекалась пирсингом намного больше. Сначала было заметно, что эти двое чувствуют дискомфорт: движения их были скованны, в них не было огня. Эйми сделала несколько фотографий, но это были не те кадры, о которых она мечтала.

— Как вас зовут? — спросила она у голой женщины с пирсингом.

— Энид, — ответила та.

— Отлично, Энид, это Брок. Это твое настоящее имя, Брок?

— М-м, нет. Это псевдоним.

— Как тебя зовут по-настоящему?

— Том.

— Хорошо. Том, это Энид. Будь ласков с ней.

Простые указания Эйми помогли моделям настроиться на нужную волну. Поглядывая на часы, Эйми отщелкивала кадры один за другим.

— Вынуждена сообщить, что следующие клиенты уже поднимаются на лифте, — прервала ее Брук.

Эйми улыбнулась. Обвив подругу руками; она прижала ее к себе.

— Спасибо. Было здорово.

— Все, ребята! — крикнула Брук толпе друзей. — Съемка окончена. Поехали к Эйми, там посмотрим, что мы наснимали сегодня.

В квартире у Эйми Марго с помощью ее матери присоединили цифровой фотоаппарат к большому телевизору. На кадрах, сделанных Эйми, было заметно, как скованные в начале движения моделей постепенно становились органичными и мягкими.

— Этот! — выкрикнула Эйми, указывая особо удачный кадр на экране. — Это именно то, что я хотела. Какой у него номер? Пометьте его кто-нибудь, пожалуйста.

— Она так пластично изогнулась, — сказал Тоби и добавил: — Словно пытается увидеть, как его руки касаются ее спины.

— И тень, которую он отбрасывает на ее тело, великолепна, — заметила Брук.

И только мать Эйми казалась грустной. Она отделилась от толпы друзей своей дочери, положила себе на тарелку немного еды и бродила вокруг горы подарков, рассматривая их.

— Вы в порядке? — участливо спросила Брук.

— Да, все хорошо.

— Вы кажетесь расстроенной.

— Ну, это потому… Ну… Я просто не могу понять, как женщина может хотеть такого.

— Вы имеете в виду, фотосессию вместо бейби-шауэр? — спросила Брук.

— Нет, я имею в виду кольцо в пипи, — ответила мать Эйми и кивнула в сторону Энид, которая сидела в углу квартиры, шушукаясь с Томом.

— Ну, — начала Брук и замолкла, словно задумавшись над тем, что заставило эту женщину проколоть губы своего влагалища. Потом с усмешкой добавила: — Она бы повесила туда и клипсы, если бы не побоялась, что будет слишком больно.

Мать Эйми рассмеялась.

— Кроме того, клипсы это так вульгарно, — прибавила Брук, и мать Эйми снова хохотнула.

— Как ты думаешь, Эйми понравился ее бейби-шауэр? — спросила она у Брук.

— Пойдемте, узнаем, — Брук повела ее к дивану, на котором устроились остальные.

— Тебе понравилось то, что ты наснимала? — обратилась Брук к Эйми.

— О, да. Особенно один кадр, который я напечатаю в большом формате, — Эйми сияла. — Спасибо вам за этот день. Он был замечательный!

— Иди, возьми себе что-нибудь поесть, — посоветовала Брук.

— Ой, я за весь день даже ни разу не вспомнила об этом.

Потом Эйми вернулась на диван к своим друзьям и принялась открывать подарки.

Друзья охали и ахали над крошечной одеждой и игрушками. Потом один за другим они ушли. Тоби надо было успеть на поезд, а Элен просто проезжала через город по пути в Европу. В конце концов, поцеловав маму и обняв Брук с Марго, Эйми осталась одна в своей большой квартире со своим гигантским животом, подарками и фантастическими фотографиями, которые она сделала сегодня. Позже этим вечером Эйми, разговаривая с мамой по телефону, сказала, что это был лучший день в ее жизни.

16

Насекомые и мыши

Карандаш замер над блокнотом.

«Если бы я так не боялась насекомых и мышей, я бы побежала с собакой через лес ночью. Я могла бы сломать кости, разбивая цепи, которыми мои руки привязаны к телу…»

И? Рука Лакс застыла на слове «и». Она не знала, что писать после этого «и». Казалось, что слова намертво застряли на полпути к блокноту. Иногда она писала «но» вместо «и», хотя и это не помогало: следующая фраза все так же застревала где-то внутри, не оживая ни в голове, ни на бумаге. Образы преследовали ее неделями, и Лакс начала верить, что, когда сможет подобрать остальные слова, она узнает, что ей делать со своей жизнью.

Тревор вышел из спальни в халате, на его щеке отпечатались рубцы от подушки. Он сонно побродил по кухне, налил себе стакан сока и, сделав глоток, уставился на Лакс.