— Если вы завтра пойдете на работу, то послезавтра вас отправят в больницу.

Элизабет шутливо погрозила ему пальцем:

— Лежите и не смейте вставать! Я скоро вернусь.

Элизабет нашла в холодильнике банку с мясом цыпленка и немного вермишели в буфете. Пока варился суп, она сполоснула грязные тарелки и убрала их в посудомоечную машину. Всю оставшуюся на столе еду она разложила по местам: что-то в холодильник, что-то в буфет. Она успела также вытереть стол и подмести. Элизабет поставила на поднос тарелку с супом, стакан апельсинового сока, положила ложку, хлеб и бумажную салфетку.

На пороге спальни Теда она неожиданно остановилась, пораженная странным совпадением. Как случилось, что ее фантазии проложили дорожку к реальности? Что это, интуиция или что-то еще? Конечно, здесь не было ни юной французской девственницы, ни американского военного летчика, но необъяснимое сходство вымысла и настоящего заставило ее вздрогнуть.

Она подошла к его постели, поставила поднос на тумбочку и включила ночник; свет был едва ли ярче, чем свеча. Этот мягкий, теплый свет упал на лицо Теда. Он дремал, ресницы отбрасывали тени на скулы, грудь мерно вздымалась и опускалась. Аспирин делал свое дело.

Она тихо позвала его по имени. Глаза его открылись. Он смотрел на нее пронизывающим взглядом. Что-то в ней сжалось, и тепло быстрыми толчками заструилось по телу, словно раскручивающаяся пружина.

— Не хотите немного поесть?

— Пожалуй.

Она подала ему стакан холодного апельсинового сока. Тед выпил его одним глотком.

— Вам надо больше пить, — мягко пожурила его Элизабет, подавая салфетку.

Он, словно не зная, что с ней делать, смял ее в кулаке.

— Мне не хотелось вставать.

— Мэтт и Мэган сейчас с Пенни и щенками.

— Спасибо. Я знал, что щенки не будут голодать, но о Пенни я беспокоился. Эта напасть у меня со вчерашнего утра. Я уже сутки как не выходил из дома.

Ну что ж, значит, в понедельник вечером свидание скорее всего состоялось. Элизабет хотела было спросить, как его подружке понравился подарок, но поняла, что не желает этого знать.

— Вы сможете есть сами?

— Если вы подержите поднос, то, наверное, смогу.

Элизабет с опаской присела на край постели с подносом на коленях. Тед наклонился над ним, опираясь на локоть. Неловко орудуя ложкой, он ел суп.

— Вкусно. Спасибо, Элизабет.

— Пожалуйста.

Он съел большую часть, затем положил ложку.

— Это все, на что я пока способен.

— Хорошо.

Элизабет убрала поднос с коленей на тумбочку. Еще до того, как она успела опустить руки, Тед положил руку ей на талию.

Элизабет резко развернулась.

— Вы такая прохладная, — пробормотал он.

Элизабет смотрела на него во все глаза, не находя слов от смятения и испуга. Между тем Тед приник головой к ее коленям.

Элизабет замерла, отдавшись на волю тех чувств, что рождались в ней по воле природы, сотворившей ее женщиной, подарившей ей способность быть нежной и ласковой. Эти извечные чувства были слишком сильны, чтобы трусливая осмотрительность, продукт воспитания и предубеждений, могла с ними справиться. Мощный поток захлестнул ее и понес куда-то в пропасть… Все предрассудки были забыты. Повинуясь порыву, она приложила руку к его пылающей щеке. Он вздохнул и накрыл ее руку своей. Другой рукой Элизабет погладила его лоб, убирая влажную прядь с виска.

Прошло несколько божественных мгновений. Затем Тед поднял голову и посмотрел на нее.

— Мне это приснилось или я действительно целовал вас?

— Когда?

— Несколько минут назад, когда вы в первый раз поднялись сюда.

Он погладил ее по щеке и, поигрывая завитками, выбившимися из пучка, спросил еще раз:

— Так правда или сон?

Не смея дышать, Элизабет молча покачала головой, затем все же ответила:

— Вы, должно быть, видели сон.

— И я не трогал вашу грудь?

— Вам приснилось, — чуть дыша, сказала она.

— Нет, я хорошо помню: я ласкал ее, гладил вот так…

Взгляд его проследил предполагаемый маршрут: от броши в виде камеи, украшавшей ворот блузки, вниз, к ряду маленьких пуговиц, утопавших в кружевном жабо.

— И вы меня ласкали, — добавил он.

Вспомнив о том, где была его рука, Элизабет, вспыхнув, отвела взгляд.

— Мне пора идти. Дети будут волноваться.

Тед откинул голову на подушку. Он устал. Ему требовались силы, чтобы побороть болезнь. Элизабет взяла с тумбочки поднос и быстро, почти бегом, вышла из комнаты. Руки ее тряслись, те самые руки, что хотели прижать его голову к груди и оставить там надолго.

Она быстро вымыла посуду, наполнила кувшин ледяной водой и поставила его на поднос вместе с чистым стаканом. Элизабет старалась не смотреть на Теда, когда, вернувшись в спальню, ставила поднос на тумбочку.

— Не забудьте об аспирине и пейте больше воды. Я не стану вас беспокоить, если только вы сами меня не позовете. И пожалуйста, если я вам понадоблюсь — звоните. Ну а теперь, — взволнованно сказала она, — я пойду. До свидания!

Она уже хотела пуститься наутек, но Тед перехватил ее руку.

— Элизабет, — сказал он, — спасибо за все. Я рад, что вы пришли. Но все же лучше бы вы не будили меня тогда. Я бы хотел знать, чем закончился тот сон.

Глава 7

Я дрожала перед ним, больше боясь потерять девственность, чем умереть. В конце концов, в смерти есть достоинство, а что достойного в жизни рабыни, в том существовании, которое готовил мне король пиратов?

Грубые, бородатые, дурно пахнущие мужчины выкрали меня из спальни и принесли, связанную по рукам и ногам, на корабль. На глазах моих все еще была повязка, но я знала, что нахожусь на корабле, в открытом море. Палуба скрипела и покачивалась подо мной, а паруса громко хлопали на ветру.

Ветер приподнял мой плащ и открыл взгляду тело, обнаженное под облепившей его белой ночной рубашкой. Я дрожала, но не от холода. Я чувствовала, что командир этой банды головорезов, тот, кто приказал меня выкрасть, стоит неподалеку, самодовольно ухмыляясь.

Чтобы не выказать трусости, я вздернула подбородок. Он может оскорбить меня, даже убить, но никогда не сломит мой дух. Босыми ногами я ощутила вибрацию палубы. Сердце мое забилось тревожно, словно пойманная птица, но я держалась независимо и гордо, насколько это оставалось возможным в моем положении.

Я слегка качнулась вперед, когда он сорвал с моих глаз повязку. Я откинула волосы и посмотрела ему в лицо. Враждебность моего взгляда сменилась удивлением. Я знала этого короля пиратов! Я знала его всю мою жизнь. Передо мной стоял младший ребенок в семье, имевшей поместье по соседству с нашим. Тот самый, за кем закрепилась репутация гуляки, игрока и бабника. Из-за его возмутительного поведения отец и мать несколько лет назад лишили его наследства. В приличном обществе его имя даже не произносили. И сейчас я находилась в его власти.

Он только рассмеялся, заметив мое недоумение. Затем с угрозой в голосе напомнил мне о давней обиде, нанесенной ему моим отцом. Презрительно ухмыльнувшись, он вынул саблю из ножен и подошел ближе. Я вздрогнула и закрыла глаза, решив, что он хочет меня убить прямо сейчас. Сабля со свистом прорезала воздух. Мысленно я уже попрощалась с жизнью.

Но осознав, что все еще жива и невредима, открыла глаза и увидела, что плащ мой, разрубленный острым клинком, лежит у моих ног. Ночная рубашка, намокшая от брызг, прилипла к телу.

Он окинул меня взглядом, холодным и ярким, как свет далеких звезд, задержавшись на груди и темном треугольнике внизу живота. Он заставил меня вздрогнуть от страха и отвращения. Мне не хотелось признаваться себе в том, что дрожь моя, возможно, имеет совершенно иную причину.

Я помнила этого мужчину юношей — стройным и худощавым. С тех пор он сильно возмужал, окреп, раздался в плечах, превратился из юноши в зрелого мужчину с впечатляющей фигурой и красивым, хотя и мрачным лицом. Белая рубашка его с длинными пышными рукавами была распахнута до талии, открывая взгляду мускулистую грудь, покрытую темными волосами. Широкий кожаный ремень подчеркивал стройность талии, высокие сапоги, отвернутые выше колен, привлекли мое внимание к его бедрам. Бриджи обтягивали его тело словно вторая кожа, и предмет его мужской гордости бесстыдно выделялся, притягивая мой взгляд.

Он заметил, куда я смотрю, и засмеялся. Похоже, я только польстила его самолюбию. Не дожидаясь, пока я выскажу вслух все бранные слова, вертевшиеся у меня на языке, он подхватил меня на руки. Я, сопротивляясь, ударила его связанными ногами, изогнула спину, требуя ответить, куда меня несут, но мои усилия остались тщетными. Я только развеселила его товарищей, которые, подбадривая своего командира грубыми шутками, наперебой советовали, как усмирить пленницу. Их высказывания заставили меня побагроветь от возмущения.

Он распахнул каюту, пнув дверь кованым сапогом, и тем же способом закрыл ее, не отпуская меня. Действуя с той же бесцеремонностью, он бросил меня на кровать. Я ожидала удара, но кровать оказалась на удивление мягкой. К тому же она была шире, чем, по моим представлениям, должна была быть койка на корабле, да и вся каюта в целом поражала неожиданной роскошью.

Я лежала на подушках, покрытых восточными шелками, и, замирая от страха, смотрела, как он стягивает с себя рубашку, как бросает ее на пол. Каждый мускул играл под его загорелой кожей, когда он не торопясь расстегивал ремень. Не сводя с меня взгляда, он стал расстегивать бриджи.

Я задохнулась от ужаса. Улыбаясь, он подошел к кровати, на которой я лежала, не смея пошевелиться. Взяв со стола длинный обоюдоострый нож, он приподнял мои связанные лодыжки, одним движением руки разрубил крепкий узел, и ноги мои высвободились. Он нахмурился, изучая ссадины от грубой веревки, и погладил красные полосы кончиком большого пальца. Тем же манером он освободил мои руки и, заметив, что кисти побелели от недостатка крови, сердито пробормотал что-то и растер их.