Бетонный порог неприятно холодил босые ноги. Элизабет поежилась — ночи становились прохладнее день ото дня. К тому же она забыла накинуть на ночную рубашку халат. Придерживая кружевной подол, чтобы не замочить его о влажную траву, она на цыпочках подошла к работающему гидранту, встроенному в фундамент дома. В темноте она не сразу отыскала кран. Отключив воду, она на всякий случай еще раз завернула кран. Затем выпрямилась и огляделась.

Крик замер у нее на губах. Элизабет приложила руку к груди — сердце отчаянно билось. Во дворе кто-то был.

От стены отделилась темная фигура, и лунный свет осветил ее. Элизабет облегченно вздохнула: к ней приближался сосед — Тед Рэндольф.

Элизабет не стала задавать сакраментального вопроса, что он делает на ее территории, поскольку догадывалась об этом.

Она не удивилась и поэтому даже не шелохнулась, когда он дотронулся до ее волос, пропустив шелковистую прядь сквозь пальцы. Тед неторопливо мял волосы. Должно быть, он наслаждался ощущениями. Казалось, ее волосы придают чувствительности и чувственности его пальцам. Затем он опустил ладонь ей на шею. Пальцы его источали вибрирующее тепло, толчками проникавшее в кровь, и Элизабет послушно склонила голову набок.

Он прижал тубы к нежному изгибу ее шеи. Затем, заглянув ей в лицо, дотронулся до губ большим пальцем. Отвечая на его прикосновения, губы Элизабет стали настолько податливыми и послушными, что раскрылись сами собой, как лепестки цветка. Он провел по ним подушечкой большого пальца.

Осмелев, Элизабет положила ладонь ему на грудь. Отодвинув расстегнутую рубашку, она дотронулась до обнаженной кожи, провела рукой по жестким курчавым волосам, коснулась сосков.

Тед издал короткий хрипловатый стон и слегка прижал ее к стене дома. Он опустил голову. Глаза его закрылись за мгновение до того, как он коснулся губами ее губ. Тед чуть повернул голову и достал языком горячее нёбо ее ждущего рта. Элизабет обмякла, ослабев. К счастью для нее, за спиной была надежная опора — кирпичная стена. У нее не было ни сил, ни воли: вся во власти нахлынувших чувств и ощущений, она наслаждалась тем, что умело дарил ей Тед Рэндольф. Еще никто и никогда ее так не целовал. Никогда. Даже в ее мечтах и фантазиях. Его поцелуй, казалось, извлекал из нее душу и в то же время наполнял ее тело огнем.

Язык его проникал в рот короткими толчками в одном ритме с ее прерывистым дыханием. Затем он останавливался и начинал медленные круговые движения по ее нёбу, словно желал узнать форму и вкус каждого бугорка. Элизабет казалось, что ее сердце вот-вот выскочит из груди. Перед глазами то вспыхивал, то мерк таинственный свет.

Между тем его язык покинул недра ее рта, но лишь для того, чтобы продолжить упоительные исследования. Его влажные полуоткрытые губы медленно продвигались вдоль ее шеи. Поиграв мочкой уха, он тихонько прикусил ее. Он целовал горло, ключицы, грудь. Потом, когда губы его сомкнулись вокруг ее соска, спина Элизабет прогнулась и она вцепилась ему в волосы. Тед втянул сосок, словно желал высосать молоко.

Обхватив Элизабет за талию, он прижал ее к себе, демонстрируя свое возбуждение. Она дернулась ему навстречу. Все сильнее прижимаясь к ней, Тед зажал ее лицо в ладонях и с жадностью целовал.

Прошло мгновение, и он пропал, растаял во тьме.

Среди абсолютной тишины Элизабет слышала только свое сбивчивое дыхание, глухие удары сердца и прерывистый звук падающих капель. Этот плеск воды — капли падали в грязную лужицу, образовавшуюся вокруг крана, — был той единственной нитью, что связывала ее с реальностью, единственным намеком на то, что случившееся с ней произошло на самом деле, а не явилось плодом разнузданного воображения.

На заплетающихся ногах она вернулась в дом, поднялась наверх, зашла в спальню. Закрыв дверь, она остановилась, прислонившись к двери спиной, слишком слабая, чтобы идти дальше. Сердце по-прежнему сильно билось. Элизабет поднесла руку к лицу и дотронулась до губ. Они все еще были влажными и теплыми и слегка болели. Элизабет чувствовала, что они чуть припухли, натертые жесткой щетиной призрачного гостя. Такого уж призрачного? Нет, пожалуй, вполне реального. Она даже знала, как его зовут и где он живет.

Так, значит, все произошло на самом деле! Но как это могло случиться? Как она могла позволить этому случиться? Почему?

Потому что она была всего лишь женщиной из плоти и крови. Элизабет знала, что такое страсть. Ее потребности не умерли вместе с Джоном Берком. Ее естественные желания нельзя закопать вместе с телом покойного мужа. В этих желаниях и потребностях нет ничего постыдного. Но в том, как она позволила себе удовлетворить их, было что-то низкое и недостойное. Тайные встречи с соседом на заднем дворе среди ночи… Украдкой, чтобы никто не узнал… Неужели она опустится до того, что сделает это нормой? Нет, этому не бывать. Раз уж дело принимает такой оборот, раз уж она не может справиться со своими страстями, надо найти другой, более достойный выход из ситуации. Из двух зол выбирают меньшее.

И тут, движимая то ли вдохновением, то ли страстью, Элизабет решительно подошла к трюмо и вытащила из запиравшегося выдвижного ящика блокнот и ручку. Чернила изливались из пера, как кровь из вспоротой вены. В комнате холодало, но Элизабет не бросала работу даже для того, чтобы накинуть халат. Она не остановилась до тех пор, пока ее фантазии — первая о конюхе, вторая о незнакомце — не оказались на бумаге. И, странное дело, чудо свершилось. Извращенная игра воображения прекратилась, словно терзавшие ее образы прорвались из воспаленного мозга на волю, попали в блокнот и остались там, пригвожденные к бумажным листам.

Потом Элизабет уснула и спала крепко и без сновидений, а наутро она первым делом позвонила Лиле, торопясь сообщить о своем решении.

Только потом, несколько часов спустя, она начала терзаться сомнениями. Лила, безусловно, обрадовалась тому, что сестра приняла решение в ее пользу. Опасаясь, как бы Элизабет не передумала, Лила заехала к сестре, чтобы забрать написанное накануне ночью.

Она буквально выхватила страницы из рук сестры.

— На всякий случай, — сказала она и тут же спросила: — Что заставило тебя решиться?

Элизабет радовалась тому обстоятельству, что все происходило в понедельник утром и обеим приходилось спешить. Времени для обстоятельного разговора не хватало, и, следовательно, не пришлось объяснять мотивы своего странного поступка. Тем более что говорить кому-либо о том, что произошло накануне ночью, Элизабет не собиралась. Этот секрет она намеревалась хранить до гробовой доски.

— Лишние деньги не помешают, — уклончиво ответила она. — Если ты считаешь, что мои опусы достойны опубликования, отправь их в редакцию. Но имей в виду: ты не заденешь моих чувств, если сочтешь, что они никуда не годятся.

— Сгораю от любопытства. Так хочется поскорее прочитать! — сказала Лила, облизнув губы.

Все утро Элизабет ждала звонка от сестры. К обеду она решила, что раз Лила не звонит, то, наверное, рассказы ужасные.

В отеле было тихо, покупателей почти не было. После ленча, состоявшего из сыра и фруктов, Элизабет принялась за изучение каталогов. Когда зазвенел колокольчик над дверью, извещавший о появлении клиента, она подняла голову с дежурной улыбкой.

Улыбка застыла на ее губах, когда она увидела на пороге Теда Рэндольфа. Элизабет едва не упала с высокого табурета. Несколько секунд, показавшихся ей вечностью, они смотрели друг на друга.

Наконец он произнес:

— Привет.

Элизабет побоялась встать — колени ее предательски дрожали. Влажными ладонями она разгладила юбку. Мочки ушей безбожно горели.

— Здравствуйте.

И вновь повисла напряженная тишина. Тед первым отвел взгляд и осмотрелся.

— Я заглядывал в ваш магазин через витрину, но внутри никогда не был. Здесь очень мило.

— Спасибо.

— И пахнет приятно.

— Я продаю и мешочки с пряными травами.

Элизабет показала корзину, наполненную маленькими подушечками из кружев, набитыми сухими цветами и ароматными растениями.

Неужели она действительно ночью млела в объятиях этого мужчины? Обнаженная, если не считать тонкой батистовой ночной сорочки? Неужели это она страстно прижималась к нему и целовалась так, что и сейчас, много часов спустя, от одного воспоминания у нее кружилась голова? Неужели это они спокойно обсуждают ассортимент товаров, говорят о мешочках с пряностями? В субботу ночью она готова была убить его за то, что он не предпринял попытки соблазнить ее, за то, что был таким выдержанным. Ну что же, прошлой ночью Тед вел себя иначе. Но вместо того чтобы испытывать гнев, Элизабет чувствовала смущение.

Она наблюдала, как он подошел к стеллажу с подарочными, пропитанными духами изданиями и, взяв в руки книжку, понюхал ее.

— «Шанель»? — спросил он, глядя на Элизабет через плечо.

Она молча кивнула. Интересно, кто из его знакомых любит «Шанель»?

Положив книгу на место, Рэндольф подошел к высокому стенду с конфетами. Она разложила коробки так, чтобы вид радовал взгляд, но на такое скрупулезное изучение, каким подверг коробки Тед, не рассчитывала.

— Открытая коробка — для покупателей. Вы можете попробовать, если хотите.

— Верный подход к бизнесу, но, спасибо, не хочется.

Далее он двинулся к стенду с парфюмерией, затем осмотрел шкатулки для украшений из перегородчатой эмали, деревянные расписные и покрытые лаком миниатюрные коробочки, потом направился к стеллажу с канцелярскими товарами, предназначенными для подарков.

Элизабет как завороженная следила, как он дотрагивается до вещей, как, рассматривая, вертит безделушки в руках. У него были крупные, сильные руки, кое-где покрытые черными волосками. Руки рабочего… И в то же время самые изящные филигранные вещицы смотрелись в них удивительно органично.