Когда Таня вышла во двор, то обнаружила у своего автомобиля совершенно озверевшую бабу с перекошенным лицом. Баба орала матом на весь двор. Оказалось, что это владелица автомобиля, подпертого Таниной машиной.

– Заткнись! – рыкнула на бабу пребывающая в миноре Таня. – Это парковочное место – мое!

– Где это написано? – завизжала баба.

– На асфальте. Отъедешь, увидишь цифру десять. Десятая квартира – моя. – Таня села в машину, завела мотор и спустила боковое стекло. – Еще раз поставишь свое ведро на мое место, не обижайся.

– Ведро! Это у меня-то ведро? – заорала баба, подпрыгивая вокруг своего новенького «ягуара».

– Нет, так будет. Верь мне, – спокойно добавила Таня, разворачивая машину.

«Ну и денек! Воскресенье, называется», – думала она, выезжая со двора.

На обратном пути Таня заехала в универсам за продуктами и отправилась к родителям за Гришей. Радиоприемник в машине кишел рекламными объявлениями, и Таня машинально щелкала кнопками, переключая со станции на станцию в поисках музыки. Наконец на волне «Авторадио» она обнаружила вполне приличную мелодию, которая, правда, тут же прервалась, и Таня уже было собралась переключить радиостанцию, как услышала объявление. Всех свидетелей, видевших вечером в пятницу на Витебском проспекте, как белый «мерседес» с неопознанными номерами сбил пешехода и скрылся с места происшествия, просили позвонить по телефону 112. У Тани похолодело в животе. Именно в пятницу вечером Белов первый раз бросился к Тане в ноги с просьбой вызвать ему доктора. Она еще удивилась, чего это он так рано, всего на третий день запоя, и промариновала его до субботы. Выходит, Белов сел за руль пьяный, сбил человека, избавился от машины, отдав ее Михалычу, и кинулся домой к Тане, чтобы, если его найдут, быть трезвым и удивленным! Таня тут же позвонила матери и попросила еще денек позаниматься с Гришей. Ни к чему ребенку присутствовать при скандале, а то, что скандал неизбежен, Таня уже поняла. Мать радостно согласилась, и Таня кинулась домой.

«Мерседеса» Белова в паркинге по-прежнему не было. Таня разгрузила продукты в тележку и покатила ее к лифту. Тележку Таня в свое время самолично сперла в универсаме. Белов тогда еще позорил ее и говорил, что может себе позволить для жены такую тележку купить. Однако купить подобную тележку оказалось весьма затруднительно, и некоторое время тележка была предметом острой зависти соседок по паркингу. Таня даже пристегивала ее на велосипедный замочек к водопроводной трубе, чтобы никто не увел. Правда, на все вопросы соседей о происхождении такой замечательной вещицы всегда честно признавалась в совершенном преступлении. Соседи явно последовали Таниному примеру, и теперь уже на многих местах в паркинге красовались подобные тележки. Очень удобно. Продукты разгрузила и отвезла к лифту, на лифте доехала до своего этажа и подкатила телегу к квартире! Легко, играючи, и не надо руки себе тяжестями разными до колен оттягивать. Главное – потом не забыть с утра тележку обратно в паркинг прикатить.

Дома было тихо. Значит, Белова нет. Обычно, когда он был дома, в огромной гостиной, совмещенной с кухней, на всю катушку работал телевизор. При этом Белов мог находиться и в кабинете, и на террасе или даже спать, но телевизор просто обязан был функционировать. Таня разгрузила продукты в холодильник и набрала телефон супруга.

– Ты где? – спросила она его.

– А что? – ответил Белов, и Таня моментально почувствовала, что начинает звереть.

– Надо. Отвечай сейчас же.

– Еду в лифте.

– Надеюсь, в нашем?

– А что?

– Ты опять пьяный?

– А что?

Таня нажала на отбой и ощутила в себе готовность разорвать Белова на части.

От входной двери послышалось какое-то шебуршение, Таня выскочила в прихожую и распахнула дверь. В дверях стоял Белов с большим букетом красных роз.

– Тебе, – сказал он, протягивая Тане цветы.

Таня взяла букет и автоматически нюхнула воздух вокруг Белова.

– Обижаешь. – Белов уселся на диванчик и снял ботинки. – Я ж только что почистился.

– Я автоматически, – ответила Таня и поймала себя на том, что оправдывается. Еще не хватало! – А ты чего ожидал? Я сколько лет уже с алкашом живу!

– Я ожидал понимания и внимания.

– Отлично, – фыркнула Таня. «Ишь ты! Понимания и внимания захотел. Это с какого перепуга и за какие заслуги ему внимание и понимание положено? Хотя…» – Вот тебе внимание. Я слышала объявление.

– Какое еще объявление?

– Такое. Некто в пятницу на Витебском проспекте сбил человека и скрылся с места происшествия.

– Ай-ай-ай! Нехороший какой.

– И был он на белом автомобиле марки «мерседес».

– Негодяй! Вот они, буржуи проклятые, чего вытворяют! Безобразие.

– Ты в пятницу был пьян.

– Почему ты так думаешь?

– Ничего я не думаю.

– Тогда я сдам. Прямо сейчас позвоню по 112 и скажу, что мой супруг в пятницу был пьян, у него есть белый «мерсюк», который он сдал в кузовной ремонт!

– Ну и дура.

– Почему это?

– Потому что меня посадят в тюрьму.

– А если человек, которого ты сбил, помрет без нужных лекарств? Ты знаешь, сколько сейчас лекарства и врачи стоят?

– Ну иди и помоги, займись благотворительностью. Сдай кровь, в конце концов. Мужика-то своего зачем органам сдавать?

– А зачем пьяному за руль садиться и людей калечить?

– А если я этого не делал?

– А ты не делал?

– Не делал.

– Не верю. – Таня знала Белова как облупленного, поэтому моментально поняла, что он врет. Причем врет как-то скучно и обыденно, без задора и замысловатости. Как будто лень ему даже придумать для Тани более или менее правдоподобную историю.

– Молодец. Ты мне никогда не веришь.

– Саша, я не шучу. Говори, как было дело.

– Таня, он сам мне под колеса прыгнул. Ну остался бы я там, меня бы сразу замели. Бухого-то! Вот бы ментам радость. И никто бы даже слушать не стал. Может, он сам хотел того-этого? А я отвечай!

– Тебя все равно вычислят. Проверят владельцев белых «мерседесов», а твой с кузовными повреждениями на соответствующих местах.

– Нету у меня уже никакого «мерседеса». – Белов довольно ухмыльнулся. – Я его неделю назад продал.

– Как это? – удивилась Таня.

– Задним числом. У Михалыча связи есть. Только что все оформили. Подешевле, конечно, сдать пришлось. Но я теперь чистенький. Вот, разве что твои свидетельские показания.

– Ага, значит, деньги в столе за «мерседес»?

– Нет. Это так, выручка за корпоратив последний, а деньги за «мерс» пошли в уплату новой машины. Пришлось добавить, правда. У меня теперь машина о-го-го какая! «Крузер» двухсотый. В салоне стоит, с номерами уже, меня дожидается. Завтра заберу.

– Да уж, на «крузере» от тебя никто не убежит. Ты их снопами давить теперь будешь!

– Танька! Не злись, тебе не идет.

– А тебе не идет людей на дорогах убивать.

– Скажешь тоже!

– Белов! Скотина ты безмозглая, как ты не понимаешь, что в деградации своей достиг последней ступени. Помнишь, ты пить когда только начал, все боялся, что тебя родители мои пьяным увидят. Потом переступил через это. Дальше ты боялся, как бы сотрудники твои не узнали, что ты запойный. Переступил и через это. Далее ты Гришке на глаза показываться пьяным себе не позволял. Переступил. Теперь вот и за руль пьяным садишься, да еще людей гробишь. Что дальше? Меня бить будешь? Или вовсе прибьешь? Как там в преступных хрониках говорят? Такой-то такой-то в состоянии крайней степени алкогольного опьянения прибил жену табуреткой.

– Тань, кончай! – Белов подошел к Тане и попытался ее обнять, однако Таня вывернулась из его рук.

– Я не хочу, чтобы меня прибили табуреткой! Звони врачу и иди завтра подшивайся.

– Зачем? Танюх, я и сам могу пить бросить. В любой момент! – Белов недоуменно пожал плечами и изобразил святую невинность.

– А-а-а-а-а-а! – Тане самой захотелось прибить Белова табуреткой. – Так, Саша, все алкоголики говорят. Без исключения. А если можешь сам, значит, обходись уже, пожалуйста, без меня. Я это твое «сам» уже пятнадцать лет наблюдаю. Все. Баста! Будем разводиться.

– Зачем разводиться? Не хочу я разводиться! Еще чего.

– А я хочу. Хочу жить спокойно. Без убийств пешеходов, без докторов с капельницами. С ребенком своим хочу заниматься. Он ведь растет уже практически у бабки с дедом. Действительно, не дай бог, из него коммуниста воспитают! А я, может, встречу еще кого. Приличного. Да еще одного ребенка себе рожу.

– Ах вот оно что! Может, ты уже и нашла себе этого еще кого? Есть небось на примете фраерок какой-нибудь? – Белов нахмурился, взял Таню за плечи и слегка тряхнул.

– Тебе табуретку подать? – Таня посмотрела Белову в глаза и удивилась, аж рот открыла. Глаза были серо-стального цвета. Какие-то пепельные. Как же так? Ее Саша Белов ведь всегда был голубоглазым.

– Чего уставилась? – буркнул Белов, отводя глаза.

– Саш! Глянь, у тебя глаза серые стали.

– Иди ты! – Белов отпустил Таню и махнул рукой.

– Нет, правда! Слушай, а может, ты пьешь из-за того, что я слишком мало к тебе своей мистической энергии прикладываю? Или, наоборот, много? Может, ты захлебываешься?

– Чего-чего? Какой еще энергии?

– Мистической! Я тут слушала психолога одного… – попыталась объяснить Таня.

– Знаешь что, Виноградова, ты совсем сбрендила со своими штучками! Будь любезна никакой такой энергии ко мне не прикладывать. Начитается хрени разной! Тоже мне ведьма-колдунья! – Белов хмыкнул. – Вон к Муравлеву своему чего хочешь прикладывай, над ним экспериментируй. У него если от твоих экспериментов хвост вырастет, так оно ему только к лицу.

Таня задумалась. Уж Муравлев-то точно ни от какой энергии не захлебнется. Ему все время мало, сколько ни дай. Вампир бешеный. Сразу вспомнилось, что выходные подлетели к концу и завтра надо идти на работу кормить своей бесценной мистической энергией вампира-начальника. И Гришку ведь так и не повидала. Таня тяжело вздохнула.