– С рукой все в порядке, – сказал он низким мягким голосом, который ласкал ее слух своей необычайной красотой.

Она не сводила с него глаз, а он сидел близко, невообразимо близко к ней на корме этого каноэ, вытянув ноги в ее сторону и касаясь ботинками ее туфель. Она гребла очень медленно, неохотно, страстно желая, чтобы его губы произнесли нечто очень важное. Но он молчал.

– Тебе хорошо сейчас? – спросила она нежным, заботливым голосом.

Он коротко рассмеялся.

– Между нами лежит пропасть, – отозвался он тем же низким, рассеянным голосом, будто его устами говорила какая-то непонятная сила. И как по волшебству, она осознала, что они, сидя на разных концах лодки и уравновешивая друг друга, действительно были разделены пространством. Эта внезапная мысль наполнила ее острым восторгом и удовольствием.

– Но я же совсем рядом, – игриво и ласково произнесла она.

– И в то же время далеко, так далеко, – ответил он.

Она радостно помолчала, а затем звучным, взволнованным голосом продолжила:

– Но пока мы на воде, ничего не изменится.

Она, подчинив его своей власти, искусно флиртовала с ним.

По озеру плыло около дюжины лодок, и на их бортах, почти у самой воды, также раскачивались розовые или лунно-голубоватые фонари, огненно отражаясь в волнах.

Вдалеке раздавались звуки скрипок и банджо, слабый плеск гребных лопастей пароходика, увешанного гирляндами цветных огоньков, с которого время от времени извергались, освещая пространство, фейерверки – римские свечи, россыпи звезд и другие незамысловатые фигуры, озарявшие гладь озера и бесстыдно высвечивающие крадущиеся по воде лодки. Затем вновь наступала желанная темнота, фонари и маленькие гирлянды лампочек мягко горели, слышался приглушенный плеск весел и звуки музыки.

Гудрун погружала весла в воду почти бесшумно. Недалеко впереди Джеральд видел темно-синий и розовый фонари Урсулы, которые, когда Биркин налегал на весла, качались бок о бок; видел он и переливающееся, растворяющееся в черных водах цветное сияние, преследующее лодку тех двоих в кильватере. И он знал, что и за его спиной нежно окрашенные огоньки озаряют ночь мягким светом.

Гудрун положила весло и огляделась. Каноэ чуть-чуть покачивалось на волнах. Бледные ноги Джеральда едва не касались ее.

– Как же красиво! – воскликнула она с тихим благоговением в голосе.

Она не сводила с него глаз, а он откинулся назад, в неяркое облако фонарного света. Она могла видеть его лицо, хотя на нем и лежали тени. Эти тени предвещали скорый рассвет.

И острая страсть к нему жгла ее грудь – его неподвижная и загадочная мужественность сообщала ему особую привлекательность. Потоки чистого мужского существа, подобно аромату, исходили от мягких, рельефных контуров его тела, заставляя ее с чарующей полнотой ощущать его присутствие, доводя ее до экстаза, наполняя пьянящей дрожью.

Ей невероятно нравилось смотреть на него. И в этот момент прикосновения были бы лишними, сейчас в ней не было желания насытить себя, ощутить под своими руками его живую плоть. Он сидел так близко и в то же время был совершенно неосязаемым. Ее руки, сжимающие весло, казалось, оцепенели, ей хотелось только видеть его, эту прозрачную тень, всей душой ощущать его присутствие.

– Да, – рассеянно согласился он. – Очень красиво.

Он вслушивался в окружающие их слабые звуки: во всплеск падающих с весел капель, в легкое постукивание фонарей друг об друга за его спиной, в шелест просторного платья Гудрун, в странные шорохи, доносящиеся с берега. Его разум окутала темная пелена, каждый уголок его существа пропитался этой ночью, и первый раз в своей жизни он растворился в окружающем мире. Обычно он был собранным, невероятно внимательным и твердым. Сейчас же он освободился от сковывающих его пут и постепенно сливался с тем, что существовало вокруг него. Так начался настоящий, восхитительный сон, первый великий сон его жизни. Вся его жизнь была борьбой, он всегда должен был быть настороже. А его ждали покой, сон и забвение.

– Куда мне грести? К пристани? – задумчиво спросила Гудрун.

– Куда угодно, – ответил он. – Пусть лодка плывет, куда хочет.

– Тогда скажи мне, если мы на что-нибудь натолкнемся, – попросила она очень тихим, лишенным выражения голосом, каким обращаются только к очень близкому человеку.

– Тебе скажут об этом фонари, – ответил он.

Так, в полной тишине, они и качались на волнах. Он не хотел нарушать этой всеобъемлющей тишины. Ей же было неловко сидеть совершенно молча, ей хотелось заговорить, вновь обрести уверенность в себе.

– Тебя не хватятся? – спросила она, страстно желая завязать разговор.

– Хватятся? – словно эхо, отозвался он. – Нет! А что?

– Просто мне кажется, что тебя могут искать.

– Зачем кому-то меня искать?

Но затем, вспомнив о приличиях, добавил изменившимся голосом:

– Но тебе, наверное, хочется вернуться.

– Нет, я не хочу возвращаться, – ответила она. – Уверяю тебя, что не хочу.

– У тебя точно не будет неприятностей?

– Совершенно уверена.

И вновь воцарилось молчание. На пароходике играли скрипки, иногда раздавался гудок, на палубе кто-то затянул песню. И вдруг ночную тишину расколол громкий вопль, повсюду раздались крики, засуетились лодки и раздался ужасный скрежет гребного винта, которому резким движением был дан обратный ход.

Джеральд выпрямился, и Гудрун со страхом взглянула на него.

– Кто-то упал в воду, – сказал он со досадой и отчаянием, пристально вглядываясь взглядом во мрак. – Сможешь подъехать поближе?

– Куда, к пароходу? – дрожа всем телом, спросила Гудрун.

– Да.

– Скажешь мне, если я отклонюсь в сторону, – сказала она, и ее нервный голос выдал, что она находится во власти дурного предчувствия.

– Ты идешь совершенно ровно, – сказал он, и каноэ заскользило вперед.

Крики и шум не смолкали, во мраке, над поверхностью воды, они звучали особенно страшно.

– По-моему, это непременно должно было случиться, – с неуместным цинизмом заметила Гудрун.

Но он не слушал ее, поэтому она оглянулась через плечо, чтобы посмотреть, куда нужно было грести. В темной воде раскачивалась россыпь чудесных пузырьков света – пароход, казалось, был уже совсем близко. Его огоньки раскачивались в сером мраке только что наступившей ночи. Гудрун гребла изо всех сил. Но теперь, когда поездка в каноэ перестала быть простой забавой, ее движения стали неуверенными и неуклюжими, ей трудно было грести быстро. Она посмотрела на Джеральда. Он пристально вглядывался в темноту и казался невероятно собранным, настороженным и замкнутым, он выглядел очень знающим. Сердце в ее груди упало, и ей показалось, что жизнь оставила ее. «Да нет, – думала она про себя, – никто не утонет. Конечно же, не утонет. Это было бы чересчур эпатажно и сенсационно».

Но ее сердце превратилось в ледышку, потому что на его лице теперь возникло резкое, бесстрастное выражение. Точно по своей природе он был частью страха и ужаса, точно он вдруг опять стал самим собой.

И тут раздался громкий и истошный крик девочки:

– Ди… Ди… Ди… Ди… О, Ди… О, Ди… О, Ди!

Кровь застыла в жилах Гудрун.

– Значит, это Диана, ну еще бы! – пробормотал Джеральд. – Вот мартышка, опять принялась за свои проделки.

И он вновь взглянул на весло – лодка, по его мнению, шла недостаточно быстро. Гудрун так нервничала, что почти не могла грести. Она старалась изо всех сил. А голоса все также перекликались и отвечали друг другу.

– Где, где? Вот туда – да, там. Которая? Нет – не-е-ет. Черт подери, здесь, здесь…

Лодки слетались со всех концов озера, было видно, как разноцветные фонари мерцают у самой глади озера, а их отражения расплывчатыми дорожками судорожно тянутся за ними. Пароход почему-то вновь загудел. Лодка Гудрун так быстро летела вперед, что фонари сильно раскачивались из стороны в сторону за спиной Джеральда.

И вдруг вновь донесся высокий, истошный детский крик, в котором на этот раз прорывались рыдание и паника:

– Ди… О, Ди… О, Ди… Ди!..

Эти пронзительные звуки рассекали вечерний сумрак, словно стрелы.

– Ах, Винни, Винни, почему ты еще не в постели… – пробормотал Джеральд.

Он наклонился, расшнуровал ботинки и поочередно сбросил их, упираясь носком одной ноги в пятку другой. Затем на дно лодки полетела и его мягкая соломенная шляпа.

– Нельзя прыгать в воду с больной рукой, – задыхаясь, севшим, полным тревоги голосом сказала Гудрун.

– Что? Не бойся, она не будет болеть.

Стащив с себя куртку, он бросил ее в лодку между ног. Теперь он остался во всем белом. Сидя с непокрытой головой, он чувствовал, как ремень врезается ему в живот.

Они подплывали к пароходу, который спокойной огромной массой возвышался над ними – неисчислимые лампочки сияли восхитительным светом, превращаясь в глянцевых темных водах возле борта в грязно-красные, грязно-зеленые и грязно-желтые колеблющиеся язычки пламени.

– Пожалуйста, вытащите ее!!! Ди, милая! Вытащите ее! О, папочка, о, папочка!!! – надрывно стенал детский голос.

Кто-то, надев спасательный жилет, спрыгнул в воду.

Две лодки подплыли ближе, тщетно качая фонарями, остальные сновали вокруг.

– Эй, на палубе – Рокли! – эй там!

– Мистер Джеральд! – донесся испуганный голос капитана. – Мисс Диана в воде.

– Кто-нибудь ищет ее? – раздался резкий голос Джеральда.

– Молодой доктор Бринделл, сэр.

– Где?

– Их нигде не видно. Все ищут, но пока результатов нет.

Повисла зловещая пауза.

– В каком месте она упала?

– По-моему, там, где сейчас лодка, – последовал неопределенный ответ, – та, с красными и зелеными фонарями.

– Подплыви туда, – тихо попросил Гудрун Джеральд.

– Вытащи ее, Джеральд, о, вытащи ее! – умоляюще рыдал детский голосок.

Джеральд оставил его без внимания.

– Откинься назад, вот так, – сказал он Гудрун, поднимаясь на ноги в раскачивающейся лодке. – Тогда она не перевернется.