– Да, это верно, давайте пойдем прогуляемся, подышим свежим воздухом. Здесь душновато.

Держась за руки, Максим и Анастасия покинули танцевальную площадку. Она повела его через расположенную под тентом часть сада на его открытую территорию, не затененную тремя гигантскими маркизами, возведенными специально по случаю нынешнего торжества.

Ночь стояла прекрасная, тихая, теплая. Чернильно-черное небо мерцало множеством звезд, и блистала, слегка смягченная дымкой, полная луна. Воздух был пропитан ароматами жимолости, роз и несметного количества других летних цветов.

Максим глубоко дышал этим мягким воздухом и шептал:

– Такой дивный вечер, и вы так красивы, моя изумительная, ненаглядная Анастасия. – Положив руку ей на плечо, он нежно поцеловал ее в щеку, и они пошли дальше молча по направлению к старому, обнесенному стеной розарию. Вчера, когда она ему улыбнулась, он ощутил внезапный прилив доселе неизведанного счастья и сразу понял, что она для него тоже что-то неизведанное. Он чувствовал себя сейчас счастливей, чем когда-либо в своей жизни с тех давних пор, когда был еще маленьким, и та его неизбывная грусть, казалось, поубавилась от близости Анастасии.

Они побродили по розарию и сели на грубую железную скамейку. Максим нежно взял ее рукой за лицо и заглянул глубоко в глаза, потом нашел мягкие губы и горячо поцеловал. Она страстно ответила ему. Их взаимное волнение нарастало с каждым все более жарким поцелуем, и мир более не существовал для них, кроме как в объятиях друг друга. Анастасию трясло от внутренней дрожи, от поглотившего ее чувства. Единственное желание овладело ею – оставаться с Максимом, никогда не покидать его, и при всей своей неопытности она знала, нутром чувствовала, что он тот мужчина, который ей нужен. Единственный и навсегда. Единственный, кого она когда-либо могла возжелать. Она поняла это вечером накануне.

Максим мягко отстранился от нее и положил ее голову к себе на плечо. Он словно прочел секунду назад ее мысли, потому что ласково спросил:

– А почему ты тогда сказала, что мы – судьба друг для друга?

– Это было такое очень сильное чувство, оно возникло после того, как я увидела вас в книжном магазине. Я была абсолютно уверена, что мы опять встретимся. У меня часто бывают такие сильные предчувствия по некоторым поводам, иногда почти пророчества. Мама говорит, я экстрасенс, папа говорит – ведьма. – Она вздохнула и погладила его по щеке, а потом прошептала: – Que sera sera.

– Что будет, то будет, – повторил Максим и нежно поцеловал ее, крепко держа в своих объятьях. Нет, он ни за что не хотел ее отпускать. Они оба принадлежали друг другу. Две половины сходятся, чтобы образовать целое.

В тот момент там в розарии между ними возникало нечто, и они оба это поняли, хоть оно и осталось неизреченным.

42

– Я намерен жениться на моей мечтательной красавице, – ни с того ни с сего заявил Максим Алану Трентону. Ранним утренним рейсом они летели в Лондон, возвращаясь в понедельник домой после затянувшегося уик-энда в Париже.

Корешок посмотрел на друга.

– Да, знаю, – сказал он. – Конечно, я знал об этом еще в субботу вечером.

– Боже милостивый! – воскликнул Максим. – Неужели у нас все было так ясно?

– По крайней мере для меня. Любовь я могу опознать с первого взгляда, если coup de foudre,[20] как говорят французы, происходит в моем присутствии.

– Да, старина, меня как молнией шибануло. Я жутко в нее влюбился. Хочу, чтобы она стала моей женой и матерью моих детей, и я намерен прожить с ней всю оставшуюся жизнь. Поделюсь с тобой секретом, Корешок: от одной мысли, что буду вдали от нее, я делаюсь по-прежнему больным. – Максим покачал головой. – Со мной такого никогда еще не бывало, боюсь, влип я крепко.

– Я все понимаю, Граф, она красивая девочка, у нее симпатичная, теплая и дружелюбная натура. – Корешок поколебался, но потом спокойно добавил: – Она, конечно, очень еще молода.

– Это верно. Зато, с другой стороны, в свои восемнадцать она податлива, можно лепить.

– Я бы на это не слишком рассчитывал. Анастасия может оказаться не столь мягкой и пластичной, какой ты ее себе воображаешь.

Максим вскинул бровь и посмотрел на Корешка своим пронзительным взглядом:

– Что дает тебе повод так думать?

– То, что я наблюдал в субботу вечером. Во-первых, я полагаю, у нее есть характер и сила воли; готов поспорить на что угодно: она упряма, как черт. И потом, девочка умна. Многое мне вспомнилось в этот уик-энд такое, о чем я слышал о дочери Деревенко не впрямую, а косвенно, в разговорах моих родителей. Она блестящая ученица, у нее незаурядный интеллект, она так же художественно одаренная натура, как и ее мать, которая, кстати, если ты этого еще не знаешь, весьма известный и высоко ценимый в Париже дизайнер по интерьерам.

– Анастасия ничего мне об этом не говорила. Боюсь, мы были слишком заняты друг другом.

– Короче, девушка она исключительная, Максим. Я уверен, что она не из податливых.

– Да, да, я с тобой согласен, Корешок, и я рад, что она такая. Податливость вовсе не та добродетель, которую я ценю в женщинах. Ты, как никто, должен бы это знать. Когда я употребил слово «пластичная», я имел в виду, что такой женщине не свойственны косность, душевная неповоротливость, что она гибкая, готова обучаться. Я хочу женщину, которая будет идти вровень со мной, расти вровень со мной. Я не хочу жену из мягкой замазки, из которой можно вылепить в точности то, что мне надо.

„Да неужели?" – подумал Корешок, но сказал другое:

– Тогда, я вижу, ты нашел в Анастасии свой идеал женщины. – Корешок слегка поерзал в кресле и наклонился к Максиму: – Ты говоришь, намерен жениться. А как насчет ее родителей? Им не покажется, что она еще чуточку молода для замужества в этом году?

– Безусловно. Но Анастасия считает, что мы можем наметить это на будущий год, когда ей исполнится девятнадцать.

– Ты, значит, уже сделал ей предложение? – Теперь настала очередь Алана поднять бровь.

Максим хихикнул:

– Более или менее. В субботу вечером, и как бы между прочим. Но она знала, что я об этом всерьез, и я знал, что она тоже всерьез, и она подтвердила это словами. Мы понимаем друг друга, Алан. Правда, это так. – Максим умолк, посмотрел в иллюминатор, затем опять перевел взгляд на друга: – Факт, конечно, весьма экстраординарный, но мы с ней – на одной волне.

– Счастливчик! Надеюсь, глядишь, и у меня будет с женщиной что-нибудь в этом роде, с такой же взаимностью.

– Не сомневаюсь, будет и у тебя. А как с Камиллой Голленд? По-моему, вечером в субботу тебе с ней было очень недурно. Потом у вас было свидание и в воскресенье. Она тебя заинтересовала?

– Меня-то да, будь у меня хоть полшанса. Но ее ко мне лично не тянет нисколечко, хоть тресни.

– Мужчина в ее жизни есть?

– Сдается, что нет и давно не было. Кажется, у нее с кем-то была связь, и даже очень на это похоже, но он умер. Вдруг, скоропостижно скончался. Она интересная женщина, Граф, и вовсе не такая, как можно о ней подумать, учитывая ее шикарный вид и все такое прочее. Она глубока и отзывчива, у нее вполне интеллектуальный склад ума, и в этот уикэнд я обнаружил, что она очень чувствительна в самых разных смыслах и далеко не пустышка блондиночка из кинозвездной мелюзги.

– Я и не считал ее такой. Она слишком хорошая театральная актриса, чтобы быть пустышкой. Но поскольку у нее никого нет, ты мог бы ее еще раз пригласить.

– Уже пригласил, – признался Корешок, смущенно ухмыляясь, – и она согласна. Мы ужинаем в пятницу в «Ле А».

Максим шлепнул друга по руке и засмеялся:

– Спрашивается, почему я всегда думаю, что ты не мастер рвать подметки на ходу?

– Да брось, Граф, я же не такой плейбой, как ты!

– Ты отлично знаешь, что это голая фантазия британской прессы, – запротестовал Максим, как всегда, сразу переходя в оборону, даже если поводом была шутка. В этой области чувство юмора его подводило.

– Да знаю я, знаю, – извиняющимся тоном сказал Корешок, – не заводись. Ты когда возвращаешься в Париж повидаться со своей дамой сердца?

– В этот уик-энд. Но не в Париж. В Канн. Анастасия с матерью отправляются к себе на виллу в четверг, так что я, думаю, подскочу туда самолетом утром в пятницу, устрою себе длинный уик-энд на Лазурном берегу.

– Остановишься у них?

– Не приглашен я, Корешок.

– Если хочешь, можешь остановиться на вилле моих родителей. Кстати, она в полном порядке и наготове, и там нет ни души.

– Спасибо, ценю твое предложение, но – благодарю. Я собираюсь заказать двухкомнатный номер в отеле «Карлтон». Это удобней.

– Если передумаешь, дай знать. – Корешок сидел, откинувшись на спинку кресла, но вдруг резко выпрямился и взглянул на Максима: – Как же ты полетишь утром в пятницу? Я считал, у тебя на этот день назначена встреча в Шеффилде с генеральным директором «Хардкасл Сильверсмит». Насчет приобретения компании.

– Все так, но я собираюсь ее перенести. В Йоркшир я съезжу в среду. Так что никаких осложнений.

– Это уже клинчует! – воскликнул Корешок.

– Что значит «клинчует»? – не понял Максим.

– То и значит, что ты ставишь женщину выше дела. Раньше ты никогда так не поступал. Выходит, Анастасия для тебя означает весь твой мир.

– Так и есть. Тем не менее, если я не повидаю Анастасию в ближайший уик-энд, я не смогу это сделать до начала августа.

– Почему? Ты разве не собираешься пожить с нами на Ривьере в июле?

– Боюсь, Корешок, не получится до конца первой недели августа. Мне очень жаль, но ничего не поделать. Я должен съездить в Берлин повидать тетю Ирину, а из Берлина полечу в Нью-Йорк на встречу с банкирами Уолл-стрит.

– Да, Граф, у тебя в этом месяце напряженное расписание.

– Все не так страшно, и честно говоря, меня это нисколько не выматывает. – Образовалась небольшая пауза, в течение которой Максим внимательно смотрел на Корешка, а потом, ухмыльнувшись, сказал: – Так ты будешь моим главдругом, а?