Она горячо поддержала замысел Марка. Но в глубине души Тедди радовалась предстоящей поездке главным образом потому, что всегда помнила, как много значит Париж для ее ненаглядного Максима, знала, как он бережет воспоминания о радости нескольких месяцев, проведенных там некогда с Урсулой. И потому она впервые не выразила недовольства тем, что оставляет двухлетнюю дочурку Кей на попечение няни и матери Марка. Даже своего новорожденного она отдала с улыбкой. Восемнадцатилетие Максима и путешествие в Париж отодвинули все прочее на задний план. Максим для Тедди был ее родным ребенком, только так она о нем и думала – как о своем сыне. Он был и будет всегда ее гордостью и радостью, и никакой его поступок не мог быть в ее глазах дурным. Он вообще был ее любимцем.

Вышло так, что поездка в 1952 году в Париж оказалась и впрямь памятной, поскольку день рождения Максима был не единственным событием, которое они отпраздновали в том июне. Максим и Корешок часть досуга уделили бурному радостному празднованию по поводу первого удачного бизнеса, совместно провернутого. За месяц до дня рождения Максима они продали принадлежавший им в Ист-Энде участок земли одному из застройщиков большого Лондона и неплохо на этом заработали.

Начало этой сделке было положено совершенно случайно и благодаря миссис Трескоу, прислуге Трентонов, говорившей на кокни.

С детских лет Корешок питал к миссис Трескоу симпатию, бывшую к тому же взаимной. С годами сын хозяев стал для нее самым доверенным хранителем ее секретов. Когда в 1950 году муж миссис Трескоу попал под грузовик и вскоре умер от травмы головного мозга, она, бездетная вдова, пришла к Корешку со своими горестями. Джек Трескоу оставил после себя очень небольшие деньги: все его сбережения были вложены в разбомбленный клочок земли в Ист-Энде, купленный им в 1946 году. Овдовев, она была теперь готова продать землю, нужда заставляла ее сделать это, она «нуждалась продать», как она выразилась, делясь с Корешком. Но к величайшему огорчению миссис Трескоу, похоже, никто не проявил желания приобрести этот участок.

Когда Корешок поведал своему лучшему другу эту историю, Максим пару дней размышлял и изъявил охоту самому взглянуть на эту землю.

– Если мы собираемся стать бизнесменами, то сейчас самое время начать, – сказал он тогда и сообщил, что в разных районах Лондона уже вовсю идет реконструкция. – Тот участок может оказаться очень перспективным. Возможно, Корешок, нам с тобой следует купить его. Мы тем самым выручили бы миссис Трескоу, а если малость повезет, то это станет для нас хорошим капиталовложением.

И оказалось, что Максим был прав.

Перед тем как шестнадцатилетние мальчики совершили акт покупки этой «разбомбленки» миссис Трескоу, Максим посоветовался с Генри Росситером, желая знать, каково его мнение об этой затее. Ибо Генри контролировал хождение его средств. Банкир призвал экспертов по вопросам недвижимости, и те отправились взглянуть на участок. Получив их отчет, он сообщил Максиму, что покупка земли была бы надежным помещением капитала.

– Больших денег вы, по-видимому, не заработаете, продав эту землю, – а скорей всего вы однажды сделаете это, – но и внакладе наверняка не останетесь, – заверил он Максима и купил для них эту землю.

Миссис Трескоу запросила за нее пять тысяч фунтов стерлингов, что давало ей приличную прибыль; мальчики, не торгуясь, согласились на ее цену, заплатили поровну вдвоем и таким образом стали партнерами. Максим воспользовался деньгами из капитала Вестхейма, находившихся под контролем Генри Росситера, а Корешок с разрешения отца вбухал в дело все свое наследство, доставшееся ему от дяди, плюс триста фунтов, добавленные мамашей.

Двумя годами позже они продали «разбомбленку» Трескоу за двадцать пять тысяч фунтов, заработав, к их немалому удивлению – да и всех остальных тоже, – двадцать тысяч чистого дохода.

В тот год в июле по окончании школы Св. Павла и достижении восемнадцати лет им предстояло начать занятия в университете. Но они отказались от Оксфорда. Вместо этого они основали на барыше от сделки с землей свою собственную компанию.

Тедди поначалу возражала так же, как отец Корешка, но в конце концов оба мальчишки одержали победу, и главным образом благодаря вмешательству Генри Росситера.

– Принуждать их теперь учиться в Оксфорде все равно, что запирать ворота, когда кони уже удрали, – заявил с усмешкой мистер Росситер Тедди и мистеру Трентону. – Сдается мне, что эти юные жеребчики уже сделали почин в коммерции, и, я добавил бы, довольно удачный. Зачем же останавливать их теперь? Я полагаю, они сами избрали для себя прекрасное будущее.

Марк был склонен согласиться с банкиром. И то, что он тоже одобрил замысел ребят, окончательно убедило Тедди, что она не ошиблась, позволив Максиму уйти в бизнес вместо того, чтобы продолжать образование. И она дала ему свое благословение.

Максим твердо решил стать финансистом и вовсе не собирался открывать дело по торговле недвижимостью. Если бы не Корешок, он никогда бы не пустился в этот бизнес. Но поскольку их собственность в Ист-Энде принесла такой хороший доход, Корешок уговорил Максима остаться в деле хотя бы на некоторое время. Они обзавелись офисами на Джермин-стрит, образовали компанию под названием «Уэст Рент» – соединив таким образом в конгломерат свои фамилии, и начали скупать «разбомбленки», где только могли.

По большей части они старались находить их в крупнейших промышленных городах и провинции, подвергавшихся особенно жестоким бомбардировкам германской авиации во время войны. Свое внимание они сосредоточили на Лидсе, Бредфорде, Ковентри и Бирмингеме и ухитрялись находить там подходящие участки земли за недорогую плату, имевшие, по их мнению, неплохие потенциальные возможности при осуществлении больших строительных проектов в будущем. И как только купленная земля оказывалась очищенной от развалин и обнесенной забором, они становились обладателями участка, практически готового под застройку, и оставалось лишь придержать его, покуда поступит выгодное предложение. В иных случаях хорошую сделку они выжидали несколько лет. В общем, «Уэст Рент» приносил доходы благодаря послевоенному строительному буму в Англии в середине пятидесятых годов.

В 1952 году Максим решил официально сменить фамилию. Когда он впервые заикнулся Тедди о своем желании англизировать «Вестхейм», отбросив немецкое окончание, и впредь называть себя Уэстом, она признала, что мысль эта правильная и как его опекун дала свое согласие.

– Твои родители собирались это сделать, – сообщила ему Тедди. – Когда мы жили в тридцать девятом году в Париже, твоя мама не раз обсуждала со мной это дело. Ты ведь знаешь, как она любила Англию, хотела, чтобы мы стали англичанами. Она наверняка обрадовалась бы, узнав о твоем намерении, и отец тоже. Он хотел взять «Уэст» в качестве новой фамилии еще до нашего отъезда из Германии, но барон усомнился, сумеет ли адмирал Канарис выправить паспорта на новые имена.

Итак, Максим сменил фамилию, а заодно и национальность и превратился в Максимилиана Уэста, натурализовавшегося англичанина с британским паспортом и правом голоса на выборах.

С восемнадцати лет Максиму неизменно сопутствовал успех.

Когда сделки с недвижимостью стали для него обыденным занятием, он утратил боевой азарт и начал испытывать скуку. Тогда он скупил несколько малых неприбыльных компаний: типографию в Уэйкфилде, автобусную компанию в Бристоле и кирпичный завод в Ноттингеме. За сравнительно короткое время он сумел вновь поставить их на ноги, предпринял ряд блестящих мер по реорганизации с помощью направленной туда новой команды менеджеров. Впоследствии он продал эти предприятия, отлично заработав на всех трех. Таким образом зародилась следующая компания – «Уэст Инвест».

Помимо деловой сметки и дружбы с цифрами, Максим обладал также способностью моментально схватывать суть бухгалтерских отчетов и документов, давать оценку и прогнозировать последствия решений. Он был наделен воображением и способностью предвидеть и всегда полагался на свой безошибочный инстинкт и чутье, подчас отметая выводы и рекомендации аналитиков. Все эти качества были важными факторами его успеха и хорошо послужили ему в будущем. Ныне, в свои двадцать пять лет, он был генеральным директором компаний «Уэст Рент» и «Уэст Инвест». Ему принадлежала великолепно обставленная квартира в Мейфере и новейшей модели «ягуар» винного цвета. Он был членом нескольких элитарных частных клубов в городе и смело проложил себе путь в светское общество Лондона, эскортируя юных красоток, парочку известных киноактрис. Британская пресса усматривала в нем что-то от плейбоя. Репортеры скандальной хроники любили его. Они посвящали ему газетные столбцы, неизменно восторгаясь его сногсшибательной внешностью, элегантностью и стилем, его роскошными спутницами, приемами, которые он устраивал, и его богатством.

Сам же он не слишком ценил все эти приемы, женщин и вообще светскую жизнь, считая это чепухой и воспринимая не слишком всерьез. Единственное, что имело для него значение и доставляло истинное удовольствие, это – его работа.

Он признался Корешку, что намерен сделать миллион фунтов стерлингов к своему тридцатилетию. И Корешок нисколько не сомневался, что так оно и будет. Не было сомнений на этот счет и у самого Максима: продвижение к намеченной цели стало для него мерилом оценки и самого себя, и своих достижений. И он гнал и гнал себя к этой цели.

«Впереди еще пять лет пути», – подумал он, подойдя к площади Сен-Мишель, и остановился в ожидании зеленого света. Он улыбнулся; он был неколебимо уверен, что цели своей достигнет.

Если же разобраться по существу, то истинный секрет успеха Максима состоял в верности избранной цели, преданности делу, в напряженном труде и способности к многочасовой работе без чувства усталости. Он обладал потрясающей выносливостью, ему хватало не более пяти часов сна для восстановления сил; по своему обыкновению он вставал в четыре утра, в четыре тридцать садился у себя дома за письменный стол и работал с документами до семи, после чего отправлялся на весь день в свой офис на Джермин-стрит. Семь дней в неделю он не думал ни о чем, кроме работы, и так – по многу недель кряду без перерыва. Максим давно признал себя неисправимым трудоголиком и потому откровенно хохотал, когда газеты называли его плейбоем.