– Честное слово, мне это неизвестно. Это было… да, в этом была какая-то тайна.

– А фон Тигаль знают что-нибудь о них, княжна?

И вновь Ирина Трубецкая покачала головой, и лицо ее изобразило глубокую печаль.

– Исчезли и они тоже, словно в воду канули.

Тедди встретила прямой взгляд Ирины настороженно и с вопросом в глазах.

– Они исчезли в то же время, что и Вестхеймы? Или позже? – попробовала она уточнить.

– Затрудняюсь сказать. Знаю лишь, что в ноябре сорок первого я не застала в замке всех четверых; я наведалась туда в надежде повидаться с ними.

– Но наверняка что-нибудь должны были знать слуги фон Тигалей. Насколько помню, слуг было совсем мало; у Гретхен была няня, ее звали Ирмгард.

– Да, знаю, – сказала княжна Ирина, придвигаясь ближе и глядя в упор на Тедди. – Но к сорок первому году все слуги мужского пола в замке были отправлены на войну, горничные – на заводы боеприпасов, или их забрали на другие военные работы. Когда я туда приезжала в ноябре, оставалась лишь старушка-домоправительница. Она мне сказала, что барон и баронесса за несколько дней до моего приезда возвратились в Берлин и я смогу их застать на городской квартире. Вот здесь, на Лютцовуфере, где мы сейчас стоим, и была их квартира. Но я не нашла. Никого тут не было, даже слуг.

– И фон Тигаль никогда больше не объявлялись? Вы от них не получали вестей? – спокойно спросила Тедди, глядя в глаза Ирине Трубецкой.

– Нет. Ничего не получала я и от Зигмунда с Урсулой. Никогда с тех пор. Дом на Тиргартенштрассе разбомбили еще летом в том году, и совершенно очевидно, что туда они не вернулись. Потом я съездила на Ваннзее, на их виллу, думала, найду их там, но и там не было никого. Заперто и заколочено.

– На прошлой неделе я ездила на виллу. Моя приятельница, миссис Энн Рейнолдс – она служит в Международном Красном Кресте, – свозила меня туда. Я не рассчитывала найти там Вестхеймов, но полагала, что должна проверить виллу, хотя бы для очистки совести. Мы вместе с миссис Рейнолдс поговорили с женщиной, живущей теперь на вилле. Но выяснить у нее ничего не удалось. Она сказала, что знать не знает никаких Вестхеймов.

Княжна кивнула и многозначительно посмотрела на Тедди.

– Виллу впоследствии прибрал к рукам некий высокопоставленный наци, – сообщила она. – Подобные вещи в ту пору происходили сплошь и рядом. Заправилы Третьего рейха награбили много и у многих.

– А в особенности у евреев, – сказала Тедди и, поколебавшись, добавила гораздо мягче: – Но скажите, княжна, а вы не пытались раскрыть тайну исчезновения Вестхеймов и фон Тигалей? Проверить по разным каналам: через подполье, сопротивление?

– Тедди, я сама была членом одного из движений сопротивления и, естественно, пыталась разузнать, удалось ли моим друзьям уехать из Германии. И не арестовало ли их гестапо. Но я ни до чего не могла докопаться, никто не мог. Мы все терпели неудачу. Но это вовсе не было чем-то необычным. Люди исчезали внезапно и бесследно. Так случилось с миллионами, Тедди, с миллионами. И до сей поры в пропавших без вести числятся миллионы людей, чьи судьбы неизвестны.

– А остальные члены семьи Вестхейм? Вы что-нибудь знаете о них?

– Миссис Вестхейм, мать Зигмунда, умерла весной сорокового года. Причина смерти естественная – сердце. Она болела долго, как вы знаете. В том же году Зигрид и ее муж Томас Майер погибли во время воздушного налета в Гамбурге, и бедняжка Хеди оказалась в доме на Тиргартенштрассе, когда в него попала бомба летом сорок первого. Боюсь, что она погибла вместе со слугами, бывшими в то время в доме.

Выслушивая эти сведения, Тедди была очень спокойна, стояла, в упор глядя на княжну, не в состоянии как-либо реагировать. Горе захлестнуло ее, к глазам подступили слезы при мысли о тетках Максима и его дяде Томасе. Они были так молоды, никому из них не было еще и тридцати.

Тедди тяжко вздохнула.

– Как трагично, что все они погибли! – сказала она исполненным горя голосом. – Я была совершенно уверена в том, что бабушка Вестхейм не доживет до этих дней, она была так стара и слаба. Но остальные… Я надеялась, что хоть кто-то из них уцелеет… О Боже, все это так ужасно!

– Да, это так, – согласилась княжна и покачала головой. На ее лице была та же горечь, что и у Тедди. – Никто не хотел этой войны! – воскликнула она с прорвавшимся гневом. – Ее затеял сумасшедший, и не было ничего более неразумного. Была лишь потребность навсегда ее избежать. Вон ведь чем она обернулась для всего мира! Миллионами убитых и калек, безмерными страданиями для всех нас в результате прямых ее последствий, не считая множества косвенных. По всей Европе превращены в развалины большие города, столько всего уничтожено… столько утрачено… навсегда.

Взгляд охваченной тревожными мыслями Тедди блуждал в пространстве. Затем она вновь перевела его на лицо русской аристократки.

– Я просто в растерянности, – призналась Тедди, – что еще можно предпринять… – Она беспомощно пожала плечами. – Я побывала во всех соответствующих агентствах, в Международном Красном Кресте, в еврейских и сионистских организациях и у квакеров. Все безуспешно. Я просмотрела множество имен, перечитала кучу списков, но ни в одном из них не нашла ни Вестхеймов, ни фон Тигаль. Все-таки странно. В чем причина, как они могли просто взять и… исчезнуть?

– Их так много, Тедди. – Княжна слегка коснулась ее руки. – Ну, что мы так стоим? Давайте лучше уйдем отсюда. Например, ко мне, в мое тесное жилище, там и поговорим. – Она повернулась, взялась своими красными, натруженными руками за старую коляску и стала толкать ее вперед. – Пойдем в мой дом. Это не шикарно, но тем не менее вполне удобно и уж определенно нам там будет теплей, чем здесь, на юру.

– Да, сегодня утро холодней, чем было, когда я приехала в Берлин, – заметила Тедди и последовала сквозь руины за княжной, оглядываясь по сторонам в надежде увидеть хоть какое-то подобие жилья. Но не увидела ни одного дома или сооружения, пригодного для убежища.

– Так где же вы живете, княжна Ирина? – не удержалась Тедди, шагая рядом с ней. – Где он, ваш дом?

– О, вам отсюда его не увидеть, – ответила Ирина Трубецкая с легким смешком. – Я называю мое жилище домом, но, по сути, это – дыра в земле.

Тедди была так ошарашена услышанным, что не находила слов.

Они отошли совсем недалеко от того места, когда княжна вдруг остановилась и показала на углубление с несколькими ступеньками.

– Вот мы и пришли к моей дыре! Там внизу я и живу – как троглодит. – Ирина взглянула на Тедди уголком глаза и продолжала: – Не пугайтесь, это вовсе не так страшно, как звучит. Свои кирпичи я пока оставлю здесь и займусь ими позже.

Княжна оттолкнула коляску к куче обломков возле углубления, опустилась на колени и принялась аккуратно обкладывать камнями передние колеса.

Тедди тоже встала на колени, чтобы помочь укладывать камни, украдкой подсматривая, как это делает Ирина.

– Послушайте, княжна…

– Да?

– Как получилось, что вы стали кирпичницей?

Ирина Трубецкая подняла голову и не без гордости устремила взгляд синих глаз на Тедди.

– Потому что мне не оставалось ничего другого, – ответила она очень просто. Она вздохнула, затем пояснила: – Кроме того, за кирпичи мне платят, и я получаю дополнительный паек. – Улыбнувшись, она продолжала: – Имеется еще и другая причина. У меня есть ощущение, что я делаю нечто полезное и нужное, что-то для будущего, обрабатывая кирпичи, из которых смогут когда-нибудь вновь отстроить Берлин. Это придает мне и другим кирпичницам некую целеустремленность. Столбим, так сказать, свое будущее.

– Да, – сказала Тедди, кивая головой. – Да-да, я понимаю, что вы имеете в виду. – Но она не могла не подумать о том, насколько другой могла бы быть жизнь княжны Ирины Трубецкой, не случись в России революция. Ведь ее мать, княгиня Натали, была урожденной Романовой и двоюродной сестрой царя Николая, и Ирине предназначалось безбедное существование и все привилегии российского двора. И уж конечно, ей не пришлось бы ковыряться в развалинах Берлина, собирая кирпичи и живя в землянке.

Княжна поднялась с колен, поглядела на Тедди, все еще стоявшую на коленях в обломках, и позвала ее:

– Пошли! – Она направилась к углублению, встала на край и пропала из виду.

Тедди чуть не вскрикнула, вскочила и кинулась вслед. Она с содроганием заглянула в воронку и увидела, что там крутой лестничный марш, ведущий вниз. Ступени были частично обрушены и обкрошены, и она представила себе, что это следы бомбежки. Княжна осторожно спускалась, стараясь не оступиться. Глубоко вздохнув, Тедди последовала за ней.

– Когда дом моего отчима был еще цел, эти ступени вели из кухни в подвал, – поведала ей Ирина. – И, как видите, это все, что осталось от особняка господина барона, разумеется, помимо моего крохотного убежища. Оно впереди за дверью, прямо.

Княжна извлекла из кармана пальто железный ключ и отперла тяжелую деревянную дверь.

– Подожди, пожалуйста, минуточку здесь, покуда я зажгу керосиновые лампы, – сказала она Тедди и вошла внутрь. Вскоре раздался ее голос: – Входи, Тедди, входи, – позвала она. И Тедди вошла.

Она очутилась в маленьком подвале. Освещался он керосиновыми лампами. Только что зажженные Ириной, они ярко мигали в неуютных потемках. Тедди поморгала, приноравливая глаза, затем с любопытством осмотрелась.

Неприглядный подвал был скудно обставлен. Древний, потертый и пролежанный диван с выпирающими пружинами стоял у задней стены, по обе стороны – два темного дерева столика, на них лампы и перед диваном два кресла. Посредине находился ящик из-под чего-то, покрытый кружевной салфеткой и, по-видимому, служивший кофейным столиком. У другой стены красовался старомодный буфет, знававший лучшие времена, сверху лежала груда книг, стояла толстая свеча в резном деревянном подсвечнике и несколько щербатых чайных чашек и блюдец.