Но он не имел желания уступать первенство. Если он женится на Лидии, то продаст свою аристократическую родословную ради Чалфонта и будущего благополучия своих близких. Он понимал, что подобные явления широко распространены, но не хотел поступаться своей мужской гордостью. Прислонившись к стене конюшни, он закурил сигару и, глядя на кольца дыма, плывущие над головой, позволил себе вернуться в прошлое, к мучительным годам юности и бесконечным ссорам с отцом.

Вскоре после женитьбы отец Кристофера столкнулся с финансовыми трудностями. Слишком поздно его дедушка и бабушка поняли, что муж их дочери – не образец семьянина. Отец Кристофера, четвертый граф Ланзбури, преследовал собственные интересы – скачки, азартные игры в различных лондонских клубах, казино, когда он бывал за границей, мюзик-холлы и внебрачные связи. Пока жена сидела в деревне, он прожигал жизнь и менял любовниц, как перчатки, не заботясь о том, как позорят ее слухи о его многочисленных интрижках.

Хотя леди Ланзбури знала, что муж ей изменяет, она не разводилась с ним. Зато она отказала ему в своей постели. Но однажды ночью, много выпив и проиграв крупную сумму в карты, он проник к ней силой. В результате она забеременела Октавией. Она была на позднем сроке беременности, когда он снова взял ее силой, злобно и безжалостно. После той ужасной ночи ею овладело дурное предчувствие. Она не сомневалась, что с ребенком что-то не так. После рождения Октавии ее страхи подтвердились. Девочка была слабенькой и развивалась с опозданием.

И потом появилась Лили – красивая, добродушная, жизнерадостная Лили с фиалковыми глазами, волнистыми каштановыми волосами и бесподобной фигурой. Отец находился в Париже, когда в Кристофере впервые проснулась страсть. Лили, одной из горничных в Чалфонте, было двадцать лет, а ему восемнадцать. Кристоферу нетрудно было влюбиться в красивую горничную, и Лили познакомила его с радостями секса. Их роман длился год, до тех пор, пока в Чалфонт после поездки в Европу не вернулся его отец. Обнаружив сына в постели с одной из горничных, отец пришел в игривое расположение духа. Позже, получше разглядев Лили, граф решил, что обладает над ней полной властью.

Именно тогда, снедаемый гневом и горечью, Кристофер возненавидел отца. Ну а красавица Лили с фиалковыми глазами не задумываясь бросила сына ради отца. Кристофер потерял ее. Как мог он простить ее, если она по своей воле предала его и ушла к тому самому человеку, который погубил его – и его мать? Они оба были потрясены хладнокровной жестокостью.


На следующее утро Мэйзи, молодая расторопная горничная, которая добровольно помогала всем и часто заботилась об Октавии, принесла ей завтрак на подносе. Она поставила его на столик и начала со звоном расставлять чашки и тарелки. Комната наполнилась ароматами окорока, свежеиспеченного хлеба и сладких булочек.

Джейн стояла у окна и причесывала Октавию, глядя куда-то вдаль. Она вспоминала вчерашний разговор с графом Ланзбури.

– Вот ваш завтрак, – весело сказала Мэйзи. – Леди Октавия, еда дает силы, как вам прекрасно известно, и я буду вам очень благодарна, если вы сядете за стол.

Джейн пришла на помощь.

– Мэйзи, я уговорю ее поесть. – Сев за стол, она налила себе чаю, пока горничная прибиралась в комнате. – Давно ли вы служите в Чалфонте? – спросила она, отрезая себе ломтик окорока.

– Как только подросла и смогла поступить на службу. А моя мать работала здесь всю жизнь. Почему вы спрашиваете?

– Просто так. Каким был отец графа Ланзбури? – Не дожидаясь, пока Мэйзи ответит, Джейн пояснила: – Странно, что никто и никогда не говорит о нем. У меня сложилось впечатление, что он был… нелегким человеком.

Мэйзи присела на подлокотник кресла и кивнула, покосившись в сторону дивана, где возилась с собачкой Октавия.

– Я его не помню… то есть почти не помню, – едва ли не шепотом произнесла она. – Всякий раз, как я приходила сюда, его не было дома; он находился или за границей, или в Лондоне. Нехорошим он был человеком, прежний граф, и при нем жизнь леди Ланзбури превращалась в сущее мучение – и его светлости тоже, ведь из-за поведения отца ему пришлось испытать большое унижение.

– Прискорбно это слышать, – сказала Джейн.

– Поймите меня правильно, я не говорю ничего такого, чего не знали бы все. Старый граф крепко пил и был неисправимым игроком… конечно, у него имелись и другие грехи, но дурная слава тянулась за ним из-за пристрастия к азартным играм. Мать говорила, что он состоял в каких-то скверных лондонских клубах, и леди Ланзбури приходилось мириться с его многочисленными интрижками, которыми он бесстыдно похвалялся. Умер он в Лондоне. Сын был с ним. Ходят слухи, что смерть наступила при подозрительных обстоятельствах, но наверняка никто ничего не знает.

Покачав головой, Мэйзи встала. Октавия села за стол, а собачку положила себе на колени.

* * *

Услышав, как часы на конюшне пробили десять, Джейн спустилась в холл, чтобы взять почту. Она ожидала писем и от издателя отца, и от его поверенного.

Увидев, что в холле стоят гости, которые собираются уезжать, она отошла в сторону. Взяв почту, Джейн вскрыла письмо, которое, как она и ожидала, было от мистера Шедуэлла, поверенного. Он сообщал, что наконец покончил со всеми формальностями в связи с завещанием ее отца и будет очень признателен, если она посетит его при первой возможности. Придется ехать в Лондон. Она уже собиралась подняться к себе, когда ее заметила леди Ланзбури.

– Как вы себя чувствуете, Джейн? Надеюсь, после вчерашнего вы не очень устали?

– Нет-нет, что вы. Прием был чудесный. Наверное, теперь, после отъезда гостей, вы будете рады тишине.

– Всегда приятно видеть знакомых, но не скрою, я рада тишине и покою. Кристофер завтра под вечер уедет в Лондон. – На лбу графини проступила морщина. – Он должен договориться о продаже нашего лондонского особняка. К сожалению, с ним придется расстаться. Мы не так много времени проводим в столице, поэтому потеря будет невелика, хотя дом очень красив. Октавия боится шума на улицах и толп на тротуарах. Она больше привыкла к сельскому уединению.

– Когда я приехала в Лондон, большой город показался мне таким же шумным и многолюдным. Прекрасно ее понимаю!

– Сейчас конец июля, в Лондоне будет тихо. Аристократия в это время года разъезжается из столицы. – Леди Ланзбури посмотрела на письма, которые держала Джейн. – Вижу, у вас есть корреспонденция.

– Да. Одно из писем – от поверенного моего отца. К сожалению, мне необходимо отправиться в Лондон.

– Раз надо – значит, надо. Кстати, почему бы вам не поехать туда завтра, вместе с Кристофером?

– Ах… то есть… я не хочу навязываться.

– Чушь! Мне неприятно будет представлять, как вы путешествуете одна. С ним едут его камердинер и одна из горничных, так что все приличия соблюдены. За Октавию не волнуйтесь. Мы с Мэйзи позаботимся о ней до вашего возвращения. Только не задерживайтесь в столице. Без вас дом не будет прежним. – Повернувшись к сыну, который проводил последний экипаж и поднимался в дом, она вздохнула. – Должна признаться, временами Кристофер меня тревожит. Он так усердно трудится, чтобы в Чалфонте все стало так же, как было при его деде! Сейчас дела обстоят уже не так плохо, как раньше, и он не сомневается, что с финансовыми затруднениями скоро будет покончено.

– Может быть, после его свадьбы с мисс Спеллинг все наладится?

– Никакой свадьбы не будет. Он на ней не женится.

Сердце Джейн екнуло от радости.

– Но… мне казалось, что…

– Что? – Леди Ланзбури вопросительно посмотрела на нее. – Что он сделает ей предложение? Я тоже так считала, и он сам думал об этом – то есть мучился из-за этого. Но мой сын, Джейн, очень горд, и он начал сознавать, что не может допустить, чтобы женщина взяла его долги на себя. Насколько я понимаю, мистер Спеллинг расстроился из-за того, что Кристофер не сделал предложения, но… что поделать!

Джейн посмотрела на графа Ланзбури, который подходил к ним. Значит, она не ошиблась в нем. Он – человек чести! Она восхищалась им.

– Кристофер, Джейн получила письмо от поверенного ее отца и должна поехать в Лондон.

Глядя на нее ястребиным взглядом, он с радостью думал о том, что с Лидией Спеллинг покончено. Беседа с мисс Мортимер накануне сыграла немаловажную роль в его решении.

Джейн чувствовала на себе его пытливый взгляд, ее сердце учащенно билось. Произошло настоящее чудо, за которое она молилась, хотя для нее ничего не менялось.

– Конечно, вы можете поехать со мной, – сказал Кристофер. – Что скажете, мисс Мортимер?

Пронзенная его взглядом, Джейн только вздохнула. Она опасно близко подошла к тому, чтобы потерять самообладание, он же оставался невозмутимым. Она давно поняла, что в Кристофере скрыто больше, чем может показаться на первый взгляд. Рядом с ним не только Джейн, но и, возможно, все женщины испытывали желание пробить его жесткую оболочку и найти за ней человека.

– Я… не думала ехать так скоро, – солгала она, ведь у него не было никаких причин брать ее с собой, а она не хотела казаться назойливой, навязываясь ему.

Его губы расплылись в медленной, дразнящей улыбке; он насмешливо поднял красивые брови. В глазах заплясали озорные огоньки.

– Что же вас задерживает?

Пылая от смущения, Джейн смотрела на него большими лучистыми глазами. В его взгляде сегодня читалось нечто новое, из-за чего ей трудно было смотреть на него. И в голосе появились новые нотки, которые находили отклик в ее сердце и душе.

– Не хочу навязываться, – призналась она.

– Вы и не навязываетесь. Буду рад вашему обществу. Значит, все решено. Мы уезжаем завтра после обеда, чтобы успеть на двухчасовой поезд.

Внезапная дрожь пробежала по телу Джейн, когда она отошла от Кристофера; в ней вдруг как будто что-то ожило. Она поднималась к себе в полном ошеломлении. Он провожал ее взглядом, и ей казалось, будто его глаза прожигают ее насквозь. Не сразу ей удалось отдышаться.