Линда Миллер - Женщины Флетчера

«Я хочу его,– подумала Рэйчел с ужасом.– Господи, после того, как он так со мной обращался, я хочу его».

В отчаянии она вздернула подбородок и прокричала сквозь шум нескончаемого дождя:

– Я иду домой!

Не говоря ни слова Гриффин Флетчер отпустил ее.

Больше всего на свете желая остаться с ним, Рэйчел повернулась на каблуках и побежала по травянистому склону к палаточному городку. Один раз она все же невольно оглянулась. Он стоял у ворот и смотрел ей вслед.

Известие о том, что ее требует к себе Джонас, заставило Фон Найтхорс внутренне содрогнуться, но она постаралась скрыть свой страх. Если бы Маккей понял, что она боится, он бы обрадовался, – а у нее не было ни малейшего намерения доставлять удовольствие этому слизняку.

Она последовала за кучером и «правой рукой» Джонаса по дорожке к калитке, пару раз подставив лицо очищающему дождю. Краем глаза она заметила коляску и лошадь Гриффина Флетчера у ворот дома Фанни.

На мгновение она подумала, не броситься ли к нему. Он защитил бы ее – она это знала, но потом решила, что не стоит просить его о помощи. У Гриффина и так хватало проблем, а у Фон имелись и свои особые причины, по которым ей не хотелось привлекать внимание к ситуации.

Маккей привел с собой вторую лошадь, и Фон проворно вскочила на ее широкую спину, вцепившись в поводья побелевшими пальцами. Седло Маккея скрипнуло, он повернулся к ней и ухмыльнулся.

Фон ответила ему тем же. «Подонок»,– подумала она.

Они ехали быстро, свернув с главной дороги на тропинку, ведущую сквозь густой лес на восток от палаточного городка. Минут через пятнадцать, миновав серебристую тополиную рощу, оба всадника пересекли узкую грунтовую дорогу. Фон позволила себе мельком взглянуть через плечо на большой дом из черного камня, где жил Гриффин Флетчер. Если она достаточно резко осадит лошадь, а потом хорошо пришпорит, то успеет оказаться у дверей Гриффина и скрыться в доме, прежде чем Маккею удастся догнать ее.

Она сглотнула слюну. А что ей делать завтра, послезавтра? Она же не сможет вечно прятаться от Джонаса, да и Гриффин, этот великолепный безумец, не одобрит ее поступок.

Дождь стихал, и Фон проклинала его за это: в данный момент ей хотелось, чтобы небеса разверзлись и потоки воды, обрушившись на Джонаса Уилкса, утопили его.

«Он наверняка умеет плавать»,– с горечью подумала она.

Маккей начал подниматься по крутому каменистому склону, и Фон поехала за ним. Добравшись до гребня, они остановились, сдерживая нетерпеливо гарцующих лошадей. Внизу лежали необъятные владения Джонаса Уилкса. Маккей созерцал роскошный кирпичный дом и окружающие его земли с нескрываемой гордостью причастного к этим богатствам человека, Фон – с содроганием.

«Не следовало говорить Филду Холлистеру, что я видела, как Джонас увозил Прекрасную Деву,– мрачно подумала она.– Проклятье! Десять против одного, что Филд сказал Гриффину, и Гриффин ворвался к Джонасу, чтобы спасти дочь Бекки от позора и падения!»

Фон выпрямилась и встала на стременах, чтобы размять ноги. Еще до захода солнца я пожалею, что родилась на свет.

Через плечо Маккей бросил на нее насмешливый взгляд, будто бы прочитав ее мысли и найдя их чрезвычайно забавными.

– Поехали, индианка. У босса насчет тебя свои планы.

– Говорила я тебе когда-нибудь, как мой народ поступил бы с ползучим гадом вроде тебя, Маккей? – огрызнулась Фон.

Маккей побледнел:

– Заткнись.

Лошади двинулись вниз по склону холма, и Фон повысила голос:

– Сначала наши старухи содрали бы с тебя кожу, а потом...

Маккей пришпорил своего вороного жеребца, и хохот Фон зазвенел, эхом отразившись от горных склонов.

В уединении своей палатки Рэйчел сняла мокрую одежду и завернулась в одеяло. Слезы закипали у нее на глазах, но она не дала себе заплакать.

Она опустилась на лежанку, ощущая внутри себя бурю самых противоречивых чувств. Поскольку злость помогала ей согреться, Рэйчел попыталась разжечь ее, вспоминая грубые слова и намеки доктора Флетчера. Но злость все убывала. И девушка вдруг стала представлять себе, каково это было бы, если бы она отдалась ему.

Касательно отношений между мужчинами и женщинами Рэйчел было известно все основное, хотя собственного опыта в этой области у нее не имелось. Отец неоднократно предупреждал ее, что если она переспит с мужчиной, то будет обесчещена.

Рэйчел знала одну девушку в Орегоне, которую обесчестил сын лавочника. В итоге та оказалась с большим животом, но получила вкусную еду и надежную крышу над головой.

Рэйчел попыталась вообразить себя обесчещенной, потом устало отогнала от себя эту мысль.

День выдался беспокойный. Сначала эта злосчастная сцена с мистером Уилксом в столовой, потом встреча с ним у коттеджа. В довершение этого она выяснила, что ее мать живет поблизости, еще пила чай и принимала настоящую ванну в роскошном доме мистера Уилкса, и в конце концов ее утащил оттуда этот несносный Гриффин Флетчер. Казалось, ему доставляло удовольствие осыпать ее скрытыми оскорблениями, даже ненавидеть ее. Но почему?

Слезы наполнили ее фиалковые глаза и потекли по щекам. «Я тоже ненавижу его»,– грустно подумала она, зная, что на самом деле это не так.

Рэйчел продолжала плакать, ворочаясь под тонким одеялом, пока ее не сморил тяжелый, беспокойный сон.

Гриффин остановился у входа в палатку, указанную ему Чангом, глубоко вздохнул и провел рукой по влажным волосам. Вообще-то с его стороны безумство даже приближаться к этой девушке, учитывая впечатление, которое она произвела на него почти с первой минуты как он ее увидел. И все же он не мог оставить ее в палаточном городке – сейчас она была особенно беззащитна перед Джонасом. Да и Бекки рассчитывала, что Гриффин будет оберегать ее.

Доктор выругался. Ему показалось, что Рэйчел не слишком-то обрадовалась, когда он вытащил ее из роскошного логова Джонаса. Насколько Гриффин мог судить, ей понравился этот негодяй.

– Рэйчел? – тихо позвал он.

Ответа не последовало, и его внезапно охватил беспредельный страх. Вдруг Джонас уже опять нашел ее и забрал к себе? Вдруг прямо сейчас он осыпает ласками ее прекрасную грудь или...

Гриффин шагнул внутрь палатки.

Он совершенно не был готов к тому, чтобы обнаружить ее там, спящую на узкой лежанке, едва прикрытую тонким одеялом. В свете лампы он различил изгиб стройного бедра и полностью обнаженную левую грудь. Возле розового соска виднелось маленькое родимое пятно в форме ромба.

Казалось, минула целая вечность, прежде чем Гриффин смог пошевелиться или вздохнуть. Никогда и ни к одной женщине в жизни его не влекло так, как к этой задиристой девчонке с глазами цвета лесных фиалок. Он попытался отнестись к этому философски: в конце концов, даже в этом восхитительном маленьком теле не было ничего, чего бы он не видел раньше.

«Я врач»,– напомнил он себе. Но Рэйчел не была его пациенткой.

Он отвернулся, но в нем продолжали бороться разные стороны его сложной натуры. Наконец понятия о чести одержали верх, он наклонился и осторожно натянул одеяло на обнаженную грудь и соблазнительное бедро.

Будет и другой раз – Гриффин знал это. И ждал его с нетерпением и отчаянием.

Остановившись возле огромных двойных дверей в гостиной Джонаса, Фон глубоко вздохнула. Возможно, все не так плохо, как ей кажется; возможно, ни одно из драматических событий, которые она себе вообразила, не произошло вовсе.

Она просто мимоходом упомянула о том, что видела Рэйчел покидающей палаточный городок в компании Джонаса. Насколько ей известно, Филд мог и вовсе не передавать их разговор Гриффину. Но даже если это и случилось, Гриффин, вполне вероятно, даже и не догадался, что новая обитательница лагеря – это именно дочь Бекки Маккиннон.

Но если он догадался... О Господи, если он понял... И если он в порыве гнева проговорился Джонасу, что предупреждение исходило от Фон...

Фон прижалась щекой к полированному дверному косяку из красного дерева. Уже не в первый раз за свою полную событий жизнь она пожалела, что покинула свой народ, поселилась в доме Холлистеров и ходила в школу, пытаясь найти свое место в мире бледнолицых. Она горько усмехнулась про себя. В этом мире для нее не было места, хотя она умела читать, писать и считать не хуже любого из них. Она была женщиной Джонаса Уилкса – больше никем и ничем.

Фон подняла голову. Ладно. Она женщина Джонаса Уилкса, причем лишь одна из многих. Но сокрушаться по этому поводу было бессмысленно. Она уже не могла вернуться в свое племя, и гордость не позволила бы ей вновь выступать в шоу Бака Джимсона и выставлять себя на посмешище.

Ей следовало искать какой-то способ существовать на границе двух миров, свой путь, лежащий между путями индейцев и бледноличных. И если она не может быть ни индианкой, ни белой, она все же остается Фон Найтхорс. Она по-прежнему умеет мечтать.

Двери гостиной распахнулись, заставив девушку вздрогнуть, и ее страх усилился при виде выражения дикого раздражения в темно-янтарных глазах Джонаса.

– Как мило с вашей стороны было принять мое столь неожиданное приглашение, мисс Найтхорс,– сказал он.

Фон с трудом сдержала дрожь. Джонас был хорош собой и как любовник превосходил многих других, но от одной мысли о прикосновении к ней его рук у девушки мурашки побежали по коже.

– Я бросила все и тут же примчалась,– ответила она, осмелившись разбавить свое смирение хотя бы малой толикой сарказма.

Губы Джонаса изогнулись в слабой насмешливой улыбке.

– Заходи, – сказал он, сделав приглашающий жест правой рукой. В левой он держал рюмку с бренди.

Фон проскользнула мимо него в роскошную комнату с такой опаской, будто обходила льва или медведя. Все внутри нее сжалось от напряжения.

Она резко повернулась к нему лицом, стиснув руки и чувствуя, как кровь отлила от головы.