Линда Миллер - Женщины Флетчера

Рэйчел подумала о пылкой прекрасной Фон Найтхорс, и ей стало больно.

– Надеюсь, что нет,– печально отозвалась она.

– Это неизбежно, моя дорогая, – коротко сказал капитан.

Наверное, он прав, решила Рэйчел, и это еще больше расстроило ее. Она сочувствовала тем, кто жил между двух миров, не находя себе места ни в одном из них.

Джонас и его люди прождали у подножия горы более двух часов. Кто-то каким-то образом предупредил Гриффина – это было ясно. Джонаса терзала ярость, но он не стал ее выказывать. Его людям было вовсе необязательно знать о его состоянии.

– Что вы думаете, босс? – спросил Маккей, держась за луку седла и наклонившись вперед в надежде прочесть что-нибудь по ничего не выражающему лицу хозяина.

– Я думаю, что выяснение отношений с доктором Флетчером придется отложить до другого раза, – сказал тот, скрывая обуревавшее его бешенство под маской вялого равнодушия. – Возможно, до наступления темноты.

Маккей расплылся в глупой улыбке, продемонстрировав свои гнилые зубы.

«Он любит заниматься такими делами в темноте»,– с легким омерзением подумал Джонас. Гриффин наверняка ожидает этого: возмездия под покровом ночи. Джонас поднял руку, давая сигнал к отступлению, и улыбнулся про себя. У него хватит сообразительности быть не столь предсказуемым.

Осмелев, Маккей поскакал рядом с арабским скакуном Джонаса, между тем как все остальные ехали позади.

– Мы ведь не сможем захватить его, если он затаится у себя дома?

– В делах с людьми, подобными Гриффину Флетчеру,– ответил Джонас,– есть свои преимущества. Он слишком спесив и упрям, чтобы «таиться» где-нибудь. Нет, он будет разъезжать везде в открытую, если только будет уверен, что мы не схватим его вместе с девушкой.

Маккей на минуту задумался.

– Мы убьем его? – наконец спросил он.

Джонас в раздражении возвел глаза к небу, потом бросил убийственный взгляд в сторону Маккея:

– Нет, мы не станем его убивать.

– Почему?

– Потому что я хочу, чтобы он остался в живых, Маккей,– по нескольким причинам. Во-первых, он единственный врач на много миль вокруг, во-вторых, он мой кузен. «Я хочу, чтобы он видел Рэйчел, когда она забеременеет от меня. Я хочу, чтобы он ползал на брюхе».

Маккей был явно разочарован, но, к облегчению Джонаса, вопросов больше не задавал.

И в измученном сознании Джонаса возникла, в натуральную величину, картина: Рэйчел, носящая ребенка. Его ребенка. Возникший образ не имел ничего общего с местью Гриффину: нет, это будет лишь мизерным удовольствием для Джонаса по сравнению с радостью видеть Рэйчел, носящей его детей, отдающей ему свою сладостную прелесть всякий раз, когда он того пожелает. А это будет часто.

Джонас улыбнулся и с грустной уверенностью признался себе, что влюблен. После этого ему стало легче строить дальнейшие планы.

Направляясь в кабинет Гриффина, Филд Холлистер ожидал обнаружить там полный разгром – и не ошибся. Громадный дубовый стол бы перевернут, его ящики косо торчали в разные стороны, будто поломанные конечности. На полу повсюду валялись книги, а тяжелые бархатные занавеси, полусодранные с карнизов, болтались как тряпки.

Посреди всего этого разорения возвышался, покачиваясь, Гриффин Флетчер.

Филд не раз видел своего друга в приступах безумия – после смерти Луизы Флетчер, после предательства Афины,– но ни один из них не мог даже отдаленно сравниться с этим.

– Отдай мне бутылку, Грифф,– ровным голосом сказал священник.

Гриффин улыбнулся, поднял бутылку к губам и стал жадно пить. Филд вздохнул, встретился взглядом с Молли Брэйди и кивком головы попросил ее выйти. Женщина бросила неуверенный, огорченный взгляд на Гриффина и с неохотой подчинилась. Притихший от страха Билли поплелся за матерью и плотно прикрыл за собой дверь кабинета.

Филд знал, что взывать к разуму друга было уже поздно. Оставалось только сидеть рядом и ждать, пока буря стихнет. Филд опустился на колени и принялся собирать разбросанные книги.

Гриффин заговорил глухо и удрученно, растягивая слова:

– Знаешь, кто ты, Филд? Ты человек, который вечно пытается что-то исправить.

Филд не поднял головы:

– Действительно? Последовала долгая пауза.

– Ты знаешь, сколько времени я был знаком с Рэйчел, Филд? Шесть дней.

Филд невозмутимо осматривал растерзанный переплет томика греческой философии.

– Бог сотворил мир за шесть дней, Гриффин. Очевидно, за это время можно многое успеть.

Гриффин хрипло рассмеялся:

– Не разумно ли предположить в таком случае, что столько же времени потребуется, чтобы все разрушить?

Священник благоговейно подобрал с пола Чосера, Шекспира и Бена Джонсона.

– Все будет хорошо, Гриффин,– проговорил он. Из груди Гриффина вырвалось сдавленное рычание, и он швырнул бутылку через всю комнату. Она разбилась о массивную дверь кабинета, залив ее остатками виски.

Филд проигнорировал агрессивность этой акции.

– Неплохо для начала, – сказал он.

Мисс Каннингем была явно недовольна просьбой Рэйчел принести ей в комнату горячей воды и ванну, но, тем не менее, смирилась, предупредив свою жилицу, что подобные услуги оказываются за дополнительную плату и не чаще раза в неделю.

Едва, после того как пожилая дама ушла и дверь за ней была заперта, Рэйчел погрузила в воду свое измученное тело, ей поневоле вспомнилась другая ванна в другом, куда более роскошном доме. Как напугал ее Гриффин в тот день, будто черная грозовая туча возникший в дверях и приказавший ей одеваться!

С болью в сердце она глянула в сторону тяжелой двери своей каморки. Если бы только он появился сейчас в дверях и сказал, что все это чудовищная ошибка, что той ночью в поселке лесорубов он доставил ей это безграничное наслаждение потому, что любит ее!

Рэйчел резко выпрямилась, сидя в горячей воде, и шепотом обругала себя дурой.

Потом, подогреваемая презрением к себе, она с яростью терла свое тело до тех пор, пока оно не порозовело и не стало поскрипывать. Волосы, подобранные и заколотые на макушке шпильками и гребенками, которые Рэйчел захватила из туалетного столика матери перед самым отъездом, она помоет вечером. Сейчас сушить их полотенцем было некогда.

Она быстро встала и потянулась за жестким белым полотенцем, которое с такой неохотой предоставила ей мисс Каннингем. Первым делом, решила Рэйчел, она положит деньги в банк, оставив при себе немного на покупку обуви; возможно, она даже раскошелится на туфли из лайковой кожи, с блестящими лакированными носками. И конечно, расплатится с мисс Каннингем.

Только когда она начала рыться в своей одежде, подыскивая что-нибудь, в чем прилично наниматься на работу, девушка вдруг вспомнила о чемоданах, оставленных в доме Гриффина Флетчера. Он обещал отослать их на пароход – но выполнил ли он свое обещание? Сомнения Рэйчел, однако, растаяли в одно мгновенье. Во всем, кроме своих любовных похождений, он был человеком слова. Она справится о багаже в бараке возле пристани, где продавали билеты на пароходы и хранили багаж.

Надеясь, что ее драгоценные вещи не потерялись, Рэйчел надела чистое белье, простую темно-синюю юбку из шуршащего атласа и строгую блузку из небесно-голубого шелка. Она заплела волосы и уложила косу вокруг головы аккуратной короной. Затем, в последний раз оглядев себя перед зеркалом, выпрошенным у мисс Каннингем, девушка покинула комнату.

Когда она вошла, капитан Фразьер сидел за обеденным столом, читая помятый экземпляр «Сиэтл Таймс». Капитан улыбнулся ей, и от Рэйчел не укрылось выражение вежливого интереса в его глазах.

– Доброе утро, мисс Маккиннон,– сказал он. Ободренная, как всегда, надеждами, которые дарил ей каждый новый день, Рэйчел сделала легкий реверанс и улыбнулась. Она много раз репетировала эту комбинацию наедине сама с собой, но ей никогда еще не представлялось возможности проделать ее в чьем-либо присутствии.

Капитан Фразьер выглядел очарованным.

– Только не говорите мне, что намерены опуститься до мира простых тружеников, Рэйчел.

Сделав вид, будто не заметила, что он позволил себе вольность, назвав ее по имени, Рэйчел подсела к столу и ожидавшей ее яичнице с поджаренными тостами.

– Я должна работать, капитан Фразьер, – беспечно ответила она. – У меня нет выбора.

– Чепуха! – возразил он, и в глазах его заплясала улыбка.– Вам нужен муж. Богатый муж.

Рэйчел вдруг опять охватило ощущение бесконечного одиночества, терзавшее ее всю эту бесконечную ночь. Ей совершенно расхотелось есть, и она вскочила со стула, не притронувшись к завтраку, схватила сумочку и шляпку и заторопилась к двери.

Но сильная загорелая рука капитана Фразьера остановила ее:

– Рэйчел, простите меня. Я не хотел вас расстраивать.

Ее голос дрожал, хотя она и пыталась говорить спокойно. Она заставила себя взглянуть в синие, как море, глаза капитана.

– Вы не расстроили меня...

– Глупости. Я действительно расстроил вас этим бестактным замечанием насчет того, что вам нужен муж. Это была непростительная грубость с моей стороны, и я прошу меня извинить.

Рэйчел вскинула голову и выдавила из себя слабую улыбку:

– Вы просто хотите взять на себя вину за мои дурные манеры. Мне не следовало так выскакивать из-за стола: это было глупо. А теперь простите, мне сегодня предстоит много дел.

Капитан предложил Рэйчел руку:

– Тогда позвольте мне...

Рэйчел вопросительно подняла бровь и чуть подалась назад.

– Позволить вам что? – насторожилась она. Капитан оглушительно расхохотался:

– Рэйчел, Рэйчел! Я только было решил, что вы, должно быть, получили образование в какой-нибудь престижной школе на Востоке и вдруг вы задаете мне подобный вопрос!

Рэйчел взглянула на его покрывшееся морщинками от смеха лицо с подозрением: