А теперь что? Ждать неминуемой боли, которую придется пережить Тимохе? Да как же такое могло случиться?

Полина пришла домой, стала разгребать последствия уборки, ходила из комнаты в комнату. Она искала слова, какие нужно было сказать сыну. Но слова не находились, они разъезжались в разные стороны. И от этого она начинала волноваться, нервничать. Тимоха вернулся и сразу юркнул в сарай. Долго возился там, убирал у скотины. Полину так и подмывало поговорить с ним, но она не знала, с чего начать. Наконец она уловила момент, когда сын включил музыку и уселся на подоконнике. Только она сложила в уме первую фразу, как Тимоха сам обратился к ней:

— Мам! Тетя Даша Капустина к нам бежит. Что-то стряслось…

— Почему — стряслось? — не поняла Полина и подошла к окну. Тут же увидела Дарью Капустину, рассекающую пыль по дороге. Лицо ее было красным, платок от быстрой ходьбы сбился набок, волосы выбились. Калитка с визгом распахнулась, ступеньки крыльца со скрипом просели.

— Полина! Беда у нас! — задыхаясь, с трудом выговорила Дарья и опустилась на стул прямо возле двери.

— Сынок, воды, — бросила Полина и обратилась к Дарье: — Что стряслось? С Геной что?

— Я так и знала, я чуяла… Я же спрашивала всех, никто мне ничё… Да если б знать…

— Ты, Даша, давай по порядку.

— Да какое по порядку! Голова кругом! Генка давеча прибежал ни живой ни мертвый. Ну, говорит, мать, готовься, сейчас невесту приведу. Ольга, дескать, от него беременная. И теми же ногами унесся. Я заметалась по избе, не знаю, за что схватиться, в себя прийти не могу. Как снег на голову. Я же не знала ничего!

— Да никто ничего не знал.

— А через час приходит как горем убитый. Лег на диван и лежит.

— Не пошла?

— Хуже! Она собралась от ребенка-то избавиться, шкаф тяжелый двигала, чтобы выкидыш сделать. Генка этот шкаф в щепки разнес… А она сказала, что все равно за него не пойдет.

— А где Гена сейчас?

— Достал из подпола бутылку самогона и напивается. Ой, Полина, горе без отца-то сына поднимать… Отец был бы, хоть сказал чего. А я не знаю, что и делать…

На Дарью было жалко смотреть. Полина провела ее в комнату и усадила на тот самый диван, где днем сидела и лила слезы Ольга.

— Сейчас что-нибудь придумаем… — успокаивала гостью, снова меняя халат на юбку с блузкой.

— Ты уж сходи со мной к Ольге, — сквозь слезы попросила Дарья. — Мы вместе-то уговорим ее. Скажем, какой мой Гена хороший. Чего она с ума-то сходит? Кто ж от собственного счастья отказывается? Будет за ним как королева жить. Он для нее в лепешку расшибется, уж я-то знаю своего сына!

— Конечно, скажем, — поддакивала Полина. Она совсем забыла про Тимоху, а тот сидел в своей комнате и слушал Дарьино повествование, открыв рот. — Под лук вскопай, — напомнила ему Полина.

Когда они вдвоем с Дарьей шагали по селу, солнце уже клонилось к закату, а коровы неторопливо возвращались с пастбища, подтягивались ближе к домам, но по дороге не забывали остановиться и похрумкать травкой возле палисадников. Дарьина корова, узнав хозяйку, остановилась и протяжно замычала.

— Не до тебя, Жданка, — отмахнулась Дарья. — Иди домой.

Корова постояла, озадаченно глядя вслед удаляющейся хозяйке. Потопталась скромно… и двинулась за ней.

Ольгу они увидели издалека. Она стояла на крыше своего сарая и собиралась прыгать вниз. Полина и Дарья, не сговариваясь, кинулись к калитке. Дернули — калитка заперта.

— Оля, открой!

— А я гостей не жду! Идите, откуда пришли!

Дарья попыталась открыть калитку, но та не поддавалась. Ольга заранее закрыла ее на щеколду.

— Оля, открой по-хорошему! Мы забор сломаем! — предупредила Полина.

— А ломайте! Сами же потом делать будете! Один идиот уже мне шкаф сломал! Ломать — не строить!

Ольга подошла к самому краю сарая и посмотрела вниз. Корова позади женщин протяжно загудела.

— Фу, Жданка! — вздрогнули Дарья с Полиной. — Тебя только тут не хватало! Ольга, открой сейчас же!

Ольга, не отвечая, зажмурилась и.,, сиганула вниз. Полина и Дарья дружно охнули. Дарья поддела калитку плечом, та слетела с петель. Женщины в два прыжка оказались возле сарая, где в зарослях крапивы барахталась Ольга.

— Не ушиблась? — кинулась к ней Дарья. — Ногу не подвернула?

«Не ушиблась… — мысленно передразнила Полина. — Задрать бы подол да отходить той крапивой хорошенько! Дура!»

Но Дарья уже вытаскивала ревущую Ольгу из крапивы, уговаривала пойти к крыльцу и посмотреть, целы ли руки-ноги. Пока Дарья успокаивала напуганную собственным поступком Ольгу, Полине пришлось выгонять со двора упирающуюся Жданку. Та плохо слушалась Полину, все рвалась к хозяйке, а та хлопотала вокруг упрямой Генкиной зазнобы. Наконец Дарье удалось уговорить Ольгу войти в дом. Там царил погром, учиненный Генкой.

— Ишь как любит-то тебя! — всплеснула руками Дарья, оглядывая последствия визита сына к возлюбленной. — В щепки шифоньер-то разнес!

— Орел, — согласилась Полина.

Предстояло все это как-то прибрать, чтобы успокоить беременную. Дарья как обхватила Ольгу своими огромными ручищами, так и не выпускала. Гладила по широкой спине и уговаривала, как ребенка. По ее словам выходило так, что Ольга с Генкой — почти Ромео с Джульеттой. Что любят они друг друга безумно, поэтому ругаются, что это всегда так. А уж у Дарьи в шкафах для ребенка Генкиного давно все припасено — и фланели, и ситца. И нашьет она ему разных чепчиков и уголков с выкрутасами, соседки обзавидуются. Полина собирала Ольгины вещи и слушала Дарьины выдумки, как песню. Вели они новоиспеченную сноху впотьмах, огородами. За ними плелась обиженная, недоеная Жданка. Полина несла чемодан. Дома Дарья приказала Ольге располагаться, а сама отправилась доить корову. Полина тоже сразу убежала — было совсем темно.

В доме пахло перегаром. Генка спал на высокой кровати, по-детски свернувшись, зажав обе ладони коленками. В открытое окно доносились отголоски лягушачьего концерта. Ольга сняла платье, подвинула сонного Генку. Тот стукнулся коленками о стену, но не проснулся. Ольга вытащила из-под него одеяло и улеглась рядом. Прохладная весенняя ночь за окном щедро пела на все голоса.

* * *

Ирма поливала из шланга только что высаженные помидоры. Рассада переросла, и вид у нее был несколько хилый. Дня три-четыре придется отливать, прежде чем растения переболеют, станут набирать силу. Ирма делала привычное дело, которое не мешало мыслям витать далеко отсюда. Только играющая в траве дочка нет-нет да и возвращала ее к действительности.

— Где Катя? — спрашивала Ирма, и девочка с готовностью пряталась в траву. — Нету Кати…

Звонкий смех дочери, ее озорная мордашка над травой. Игра не надоедала дочке и не мешала Ирме. Обе выглядели абсолютно счастливыми, пока на огороде не появился Игорь. Деверь прошагал мимо Ирмы, задев ее плечом. Взял из сарая лопату и отправился в конец огорода, туда, где остался невскопанный участок. Его присутствие немедленно наложило легкую тень на настроение Ирмы. Ей стало неуютно под наблюдением деверя. Она физически ощущала взгляды, то и дело бросаемые в ее сторону. Игорь готовил грядки под огурцы: постоянно устраивал перекуры, висел на лопате, пялясь на Ирму.

— Что-то я смотрю, ты повеселела в последнее время, — наконец подал он голос.

Ирма коротко взглянула на него, ничего не ответила, продолжая заниматься своим делом. Она не то чтобы совсем перестала замечать уколы родственников Павла, а словно притерпелась к ним. Внешний план ее жизни вроде бы не поменялся. Те же домашние дела, те же разговоры, та же атмосфера царили в доме Гуськовых. Только Ирма словно оказалась вне всего этого. Что-то невидимое толстым слоем окружало ее, обволакивало, не давая пробиться до нее, уязвить или расстроить. Она изменилась. И первым из всего «термитника» эту перемену заметил Игорь. Он, подобно скорпиону, ходил кругами, чтобы напасть внезапно и нанести свой смертельный укус.

— Думаешь, не заметно, как глазки-то заблестели? — негромко сказал Игорь, ковыряя лопатой в земле. — Ты хвостом-то поменьше крути. Павел узнает…

— А ты обо мне не печалься, — посоветовала Ирма, ничуть не меняясь в лице. Она говорила с уверенностью человека, который что-то решил для себя. И равнодушие ко всему, что не касалось этого решения, было до того явным, что не могло не задеть Игоря. Ему необходимо было уязвить Ирму.

— Видел вчера, как ты нарядилась и пофырила в магазин. Для кого наряжаешься?

— Не твое дело! — огрызнулась Ирма, продолжая поливать тщедушные кусты. — И тебе не мешало бы нарядиться. Глядишь, Марина и сменит гнев на милость…

Ирма сумела найти самую больную на сегодняшний день мозоль Игоря — от ворот поворот, устроенный ему танцоркой Мариной. Накануне он явился к той и, по своему обыкновению, без предисловий, выложил перед девушкой приз: толстую золотую цепь. Обычно именно так покупал Игорь для себя любовь девушек. Реакция Марины привела его в тупик. Мало того что она послала ухажера куда подальше, так еще и подняла его на смех — рассказала о случившемся клубным работникам и болтливой Плешивке. Игорь вернулся из клуба красный, как синьор Помидор, и злой, как цепной пес Гуськовых, Деготь. Намеки Ирмы пришлись прямо в яблочко. У Игоря закипело. Он искал, на ком сорвать зло. Больше всего его бесила новая реакция Ирмы. Она не пугалась, не краснела, как раньше, не защищалась с отчаянием обреченного. А сразу, с равнодушием ежа, выставила заготовленные колючки. Игорь оставил лопату, подошел ближе к женщине и уселся возле емкости с водой.

— Узнать с кем — это дело техники, — не сводя прищуренных глаз со стройной фигуры золовки, продолжал он.

— И что дальше? — поинтересовалась Ирма.

— Дальше-то? А дальше — хахалю твоему Павел ноги выдернет и еще кой-чего, а тебе… тебе — Гитлер капут.

— А тебе?

— Что — мне? — не понял Игорь.