– А ты антибиотики выпила?

Глеб. Сейчас выпью. Это ерунда, что пока я не славянский штурмовик, не самолёт-разведчик, а захворавшая дамочка. Это ведь временно. А Глеба надо учить на врача. Он – талант. Ну, хотя бы на фельдшера сначала. Может, из армии вернётся, так и поступить ему? Стоп, а как же теперь с армией, если мы смотались из порта его приписки?

Оказалось, очень просто. Глеб уже обо всём договорился. Сказал председателю, что уезжает к своей девушке в Москву, но от армии бегать не станет. И второго июня, когда объявлен сбор призывников, в военкомат сам приедет.

– И председатель поверил?

– А чего ж, я ему брехать буду? – не глядя на меня, спокойно ответил Глеб.

– И хочешь в армию?

– Ну а чего… Конечно, два года жалко. Но что я, как этот, что ли… – Глеб быстро посмотрел на меня.

Я улыбнулась. Да и я бы на его месте бегать не стала. Странные мы, опять-таки, люди. Нас явно разлучали – да уже совсем скоро, да ещё на два года, а мы так спокойны. Хотя чего – разлучали? Я уже всё придумала: узнаю, где его часть, туда приеду, поселюсь где-нибудь неподалёку, буду обращаться птицей-синицей (весом больше страуса) и прилетать к нему.

– Глеб, а дедовщины не боишься? Вдруг тебя дразнить будут? – спохватилась я. – Ты ж говоришь-то всё ещё не очень.

– Я им подразню.

Я посмотрела на его крестьянское лицо, в котором чувствовалась такая спокойная уверенность, что стало совершенно понятно: хоть этот парень и не Илья Муромец, не Рэмбо, а связываться с ним всё равно никто не станет. Таких уважают, на таких рассчитывают. На таких не только земля, но и армия держится. Дурак этого не поймёт и не сумеет правильно использовать.

Так что опять же – я была за Глеба спокойна. Или я просто дурочка? А, не знаю…


Это было чудесное путешествие. Весь восхитительный день светило солнце, мы мчались на машине-раздолбайке всё дальше и дальше. Радостно нам было – как на празднике. Да это и был настоящий праздник. Мы останавливались возле придорожных торговцев тульскими пряниками и канцерогенной копчёной рыбой, очень вкусной, до опупения объелись сладкой воздушной кукурузой, купили себе первое семейное имущество – две подушки весёленькой расцветочки, комплект постельного белья и невесомое одеяло. Растянутые на верёвке ядрёно-яркие полотенца так приветливо махали нам, что мы остановились и затоварились ими тоже. Глеб выбрал себе синенькое с рекламой BMW, а я – красно – жёлтое с мартышками. Такой смешной и милой была вся эта наша бытовая суета, так приятно было чувствовать себя настоящей семьёй – мы и чувствовали, и радовались. Глеб, наверное, старался пожить поприятнее в условиях надвигающейся армии, а я – что наконец-то дорвалась до счастья!

На ночь мы остановились в чудесном по своей наивной простоте мотеле «У Юрика». Где и зависли на трое суток. Потому что на первое же утро выяснилось: отодраться от кровати я не могу. Если верить справочнику терапевта, это было нормальное течение болезни. В общем, лежать надо стабильно.

Поскольку спешить нам особо было некуда, я и валялась, и выздоравливала себе потихоньку.

А Глеб… Честное слово, каждой женщине бы по такому Глебу! По клону его, конечно, своего я никому не отдам. Так что неправильно, я считаю, осуждать любовные романы, где всё хорошо кончается. И не верить им тоже неправильно. Надо, надо верить! Не может такого быть, чтобы человеку было выделено много-много страданий, ещё больше унылой будничной серости, а счастья только с гулькин носик. Фиг, едришкин-хандришкин! Так и должно быть – хорошо! И удачно складываться. Вот. Так что каждой бы мадам Бовари по своему Ахиллу. У них бы точно всё устроилось – вот он бы ей замутил реально зажигательную жизнь, никакой скуки и провинциальной тоски! Катались бы с ним по миру, искали бы приключений на свои пятые точки. И каждой бы Катерине, которая в Волгу бросилась, по своему Мартину Идену – они бы поняли друг друга и оба топиться бы не стали! А то как напридумывают писатели всякой грусти про любовь – и это считается высокохудожественная литература. А персонажей жалко… Написал бы лучше кто-нибудь такую книжку, где спасли всех ранее пострадавших от любви, дали бы всем дожить счастливо до глубокой старости и умереть в один день, чтобы не тосковать – вот это было бы справедливо.

Наверное, каждая женщина, влюбившись, надеется, что именно этот мужчина и есть её «вторая половинка». И я так же думала. Раньше. Даже по поводу жалкого корявого Антуана старалась так считать. Приводила себе убедительные доводы. Но то «старалась». А теперь, с Глебом, я всё это чувствую. На самом деле. И неправда, что все счастливые пары счастливы одинаково! Кто-то счастлив в борьбе, кто-то непрерывно соревнуется: «Нет, я тебя больше люблю, чем ты меня»; кто-то счастлив за счёт интереса, поддерживаемого ревностью. А мы с Глебом были счастливы простым незатейливым счастьем.

Всё это я думала, бледной дряхлой куклой валяясь под одеялом, из-под которого поблёскивали лишь мои очки старомодной походной модели. Теперь я боялась холода, как огня. Хотя нет, огня не так боялась, главное – чтобы не холодно. Так намёрзлась я, видимо, в период побега и страданий, что даже мысль о том, что может быть холодно, нагоняла ужас.

Я следила за Глебом, который сидел на полу, перебирая маслеными руками какие-то винтики-железячки. Что-то из внутренностей задрыги-машины. Было очевидно, что пока Глеб не очень во всём этом разбирается. Но явно хочет разобраться. А потому уже сдружился тут с какими-то водителями, и они теперь то и дело ломятся к нам в номер дать ему совет или предложить помощь. Глеб контактный. Я, кстати, тоже. Но в то же время мы с ним – редкостные одиночки. Мне иногда казалось, что это у меня на уровне патологии. Пообщалась – и в будку. Хочется подолгу никого не видеть. Но выяснилось, что и Глеб такой же. Какие-то мы с ним хуторяне. Я не люблю с кем-то ездить в лифте, не люблю, когда кто-то подсаживается за столик в кафе, с трудом терплю тех, кто в транспорте рядом со мной плюхается, экскурсантов не выношу, всяких навязчивых личностей, замутивших в очереди разговор на ничего не значащую тему – то есть людей, случайно и на время прибившихся. С ними приходится общаться. А ведь иногда совсем не хочется… Да, и спать ни с кем не могу. Старалась всю жизнь научиться, но никак. Только мучилась, делая вид, что всё хорошо, и обижаясь на то, что раз не могу, значит, я не создана для совместного проживания. Только вот с Глебом могу спать. Ай-люли… Но правда же, правда, это так и есть!

Почему вот я всё время стесняюсь признаваться самой себе в том, что тоже способна на что-то нежное и светлое, почему я саму себя вечно обосру, обсмею, обоями оклею? Боюсь ложного пафоса? Слюнявой сентиментальности? Потому что я – суровый панк? Да ведь не панк, конечно… Трус, что ли?

Какая я – так определить и не могу. А вот какой Глеб – вижу. И могу думать о нём бесконечно. Мужчина мужского типа – это чудо, это редкость. И это такое счастье, что Глеб, как подарок, достался мне именно таким, какой есть. Когда развились в нём только хорошие качества. И он не успел стать капризным, неуверенным (вариант – излишне, болезненно уверенным в себе), лживым, слабонервным. Юный Глеб играет жизнь и отношения набело – и как это отличает его от всех тех мужчин, что были у меня когда-то раньше! Не то было обидно даже, что они старались отгородиться от моей суперпреданной любви – ведь у меня, как у настоящей перфекционистки, всё с размахом, на полную катушку, до крайней степени проявления признака, не каждый такое выдержит. Нет, дело не в этом. Они не выкладывали отношения со мной на главную страницу сайта своей жизни. Держали их в черновиках. Я это только смутно тогда понимала, а сейчас поняла чётко. То были всё наброски, тренировка – так, наверное, объясняли они себе. Я ещё молод, женщин много, хороших и разных, а потому всё впереди, куда торопиться. И надеялись, что настоящая мужская жизнь, настоящие любовные отношения наступят позже. А сейчас пока можно и так… Чего страдать и их теперь обвинять? Это только мой промах – позволила отнестись к себе плохо, не сумела доказать, что я хорошая и нужная, вот и полетела в корзину, освободив место для других женщин.

В общем, наверно, я открыла секрет – мужчина должен попадать в руки женщины в самом юном своём возрасте. В смысле, любимый мужчина. И тогда главная задача этой самой женщины – не дать ему стать плохим: слабым, подлым, нервным и проч. Чтобы заложенные в него природой истинно мужские качества сохранились. Чтобы он не стал таким, каким делает их нынешняя жизнь и неумные женщины. Как я.

Как я раньше! РАНЬШЕ! Я постараюсь поумнеть – в житейско – бытовом плане особенно! И Глеба не отпущу. И не испорчу. Да.

Да, я смотрела на то, как Глеб ковыряется в своих железяках, и понимала: я его обожаю. Но что значит – обожаю? Он как бог для меня? А ведь правда – если генеральный Бог не против и всё правильно понимает, глядя на нас, то Глеб – центр моей маленькой вселенной. Всё, что есть хорошего, у меня связано с ним. Что я готова для него на всё – это фигня, пустые слова. Я больше чем готова. Но очень надеюсь, что моих жертв не понадобится и что я не спровоцирую повод Глебу рисковать за меня жизнью. Что я ему лучше в мирной обстановке пригожусь.

Но не буду, не буду Глеба хвалить! Не расскажу о нём подробностей. Какой есть, весь мой. Когда рассказываешь о своём мужчине другим – до чего же он хороший, расхваливаешь его, он сразу становится всем нужен. И его хвать – и уводят умные, смелые, умелые дамочки. Наконец-то я смогла это учесть. Я буду, я очень буду стараться.


Наконец, мы снова поехали. Я настроила свой спутниковый навигатор, и в комплекте с географической картой мы получили возможность стопроцентно ориентироваться в пространстве. Нас ждало ещё минимум полтысячи километров. А то и больше. Спешить нам было некуда, бензин всё дальше от Москвы хоть чуть-чуть, самую капельку, но дешевел. Мы сравнивали цены на заправках и веселились, пытаясь выявить закономерность.