Водка как водка, но если бы не она, такой большой и нежнейший кусок жареной свинины я бы ни за что не осилила. Вкусно, но много. Много – но так вкусно!

Я улыбалась и смотрела на всю эту странную семейку. Бабка переключилась на самогонку, которая, кстати, тоже оказалась ничего. Мать допивала мартини и была оживлена, сотрясая стол – так уж она смеялась. Её муж суетливо пил всё подряд. Не пил только Глеб.

Когда мы пошли гулять по тёмной деревне, схваченной легчайшим морозом и чуть посыпанной белым порошочком первого нестойкого снега, Глеб рассказал, что он как бросил пить в пятом классе, так и не пьёт. А то пил, да. Как-то так привык ещё до школы – а чего ж, он хуже других? И продолжал бы, но отец Глеба спился и умер. Потрясённый смертью тихого и весёлого отца, Глеб и завязал. Курить он курит, но некоторым лошадям сигаретный запах не нравится, так что и особой привычки к куреву нет.

– Да ты вообще примерный, Глеб! – искренне удивилась я. – Просто уникум.

– Ты смеёшься, да? – мальчишка расстроился.

Сейчас скажет: хочешь, я для тебя две бутылки выпью? Засуну в рот целую пачку сигарет и всю её выкурю! А что – мне не слабо!.. И понесётся дурь по кочкам.

Не сказал. Просто замолчал. Даже если расстроился – не поймёшь.

Какой же у него всё-таки замечательный характер! Другой бы если не понтоваться («Давай я всё-таки эти две бутылки выпью» и проч.) начал, то или обидки кидать, или гундеть, что его не ценят. А Глеб…

Я посмотрела на него. В свете фонаря, мимо которого мы шли, мне хорошо был виден его профиль. Я вдруг подумала, что именно такие ребята были натурщиками для скульпторов, которые создавали памятники, изображающие Неизвестного Солдата. Или солдата вообще. Гранитное такое лицо. Надёжное.

И ещё подумала, что с таким человеком я пошла бы не только в разведку – да хоть в ад за песнями!

Вот это да… Таким, наверно, бывает настоящий друг. От этой мысли я улыбнулась. Улыбнулась там, в мозгах. Но это и на лице отразилось.

От мысли, просто от мысли мне было хорошо. Я почувствовала, как может быть здорово – ощущать, что этот самый друг у тебя есть. И пусть Глеб моим другом никогда не станет (что за дружба взрослой женщины с подростком мужского пола?). Не важно. Я прочувствовала сладость дружбы – то есть всего, что за ней стоит. Как будто ввела себе в кровь экстракт дружбы натуральной. Вот ведь, оказывается, какое удовольствие могут доставлять умозрительные радости! Как может мозг веселиться!

Теперь я уже не смотрела на самого Глеба, даже забыла о нём. Я шла и упивалась собственными мыслями. Эх, маленький Глеб, если бы ты знал, сколько раз я про тебя забывала – мечтая то о леснике, то о дружбе! Хорошо, малыш, что ты об этом не догадываешься.

Ха, а ведь у меня никогда не было мальчишек-друзей. В детстве я даже не представляла, что это возможно. Нам, девчонкам, казалось почему-то западло с мальчишками общаться. Их надо было обсмеивать, презирать и обходить стороной. Чтобы по голове от них не получить – за это самое презрение. Я чётко выполняла этот ритуал, искренне уверенная, что так и надо. В школе разговаривала с одноклассниками надменно и холодно, обращаясь к ним только в экстренных случаях и всегда ожидая подвоха. А когда общаться с мальчиками стало уже не западло, девчонки быстро перестроились и принялись кокетничать, вести умелые разговоры и всячески по – другому набивать себе цену. Я же вовремя не сориентировалась – и продолжала от пацанов шарахаться. Так контактировать с ними и не научилась. Только к четвёртому курсу института я сподобилась пообщаться с молодым человеком. Да и то – потому что в него влюбилась. Но так, что мало никому не показалось. Правда, долгого счастья это не принесло. Не важно, сейчас это уже не важно… Теперь я понимаю, что в этом всё дело – в неумении общаться с ними, ценить дружбу и правильно себя позиционировать. Я ведь не доверяла мальчишкам. Не доверяю и мужчинам. Сейчас мне стало это очевидным.

Или доверяла – но безоглядно. Так доверяла, что считала любовь мужчины ко мне не менее сильной, чем свою к нему. Моя абсолютная – и его абсолютная. Я для него готова на всё – и он для меня тоже. А у людей могут быть свои проблемы, свои расклады, свои ориентиры и цели в жизни. И места такой гипербезоглядности в их мире может не быть. Отсюда пинок. Отсюда «Нам надо расстаться». Отсюда и недоверчивость впоследствии. Отсюда неудачи. Да отсюда всё!

Ох, ну и ладно.

Сейчас я имею возможность наслаждаться мыслями. И мне этого достаточно. Мысль – это тоже прекрасно. Я, может, философ Вольтер.

А ещё я полётом буду наслаждаться. Прямо сейчас.

Потому что мы с Глебом зашли на какие-то глухие задворки. Тут уже не горели фонари, но было светло от снега и луны. Красотища!

Да, двойные стандарты – это норма жизни. «Выпил – за руль не садись» – действительно только в Москве. А в деревне можно! Это потому, что в Москве, конечно же, активнейшее дорожное движение. Я серьёзно – провода всякие, столбы, милиционеры и просто пешеходы. Полечу по пьяни, влеплюсь в столб, отрежу себе голову проводами, попадусь на глаза прохожим и милиции. Плохо. А в деревне – ну кто меня видит?..

И полетело пьяное создание. Хотя какое пьяное – две рюмки водки, рюмка самогонки. Давно выветрились.

Чёрно-белая картина, лес, дорога, буерак. Светится снег, мало его ещё. Не тает только потому, что приморозило. Я устремилась прямо в чёрное небо. Повернулась к полной луне спиной. Не она – я, казалось, свечу на землю, от меня это исходит лунное морозное сияние. Я поднималась и поднималась ввысь, щурясь на блеск ледяных звёзд. Как же тихо! Подавиться можно этой тишиной. С лёгким свистом мои крылья разрезают воздух – а так ну просто ни звука!

Я совершила полукруг и полетела теперь прямо на луну. Вот ведь – полнолуние! Раньше мне как-то всё равно было – полнолуние, новолуние, ущерб. А сейчас вдруг ощутила – а ведь правда, манит лунный свет, зовёт, волнует. И тоже обещает чего-то. Что известно по этому поводу – оборотни активизируются в полнолуние? Но я всегда активна. А лунный свет просто сам по себе хорош. Говорят, ведьмы загорают под луной. И набираются энергии. Видимо, негативной, раз ведьмы. Но почему негативной-то? Чем плоха луна? Раз она у нас есть, значит, хорошая.

Я летела, интенсивно взмахивая крыльями. Мне казалось, что на лицо моё ложится лунный загар. Белый, светящийся, он уже чуть покалывал кожу. Конечно, скорее всего, это от контраста холодного воздуха и моего тёплого дыхания. А вдруг всё-таки загар? Можно попсово обрадоваться – я ведьма! Я особенная! Быть ведьмой модно. Но мне это как-то было неинтересно. И всегда, а сейчас тем более. Тем, кто я есть, быть интереснее. Тоже, между прочим, готичненько. Да – эдакий персонаж славянской готики.

Интересно, я, наверно, очень стильно смотрюсь на фоне луны. Снизившись, я крикнула Глебу, чтобы посмотрел и заценил. Долго летала туда-сюда мимо луны – чтобы получиться в профиль. Глеб снизу корректировал.

– Ну, как?

– Красиво! Ты очень красивая!

– Спасибо! С днём рождения, Гле-е-еб!


А посмотреть карту в воздухе оказалось весьма затруднительно. Я долго корчилась, пытаясь не теряя высоты и не сбивая ритма полёта нажать на кнопки, чтобы вызвать карту в телефоне. Для этого всё-таки нужны руки, а не ноги. И хоть Глеб закрепил мне аппарат на лапе, я его чуть не выронила.

Зато поговорить по телефону мне удалось. Я ведь установила на нем функцию автоматического ответа после трех гудков. Так что раз-два-три – и в моем ухе зазвучал голос Глеба! Отличная штучка! Теперь мои hands действительно free! Лечу и бормочу.

И с картой-навигатором не проблема. Не нужно её закапывать глубоко в меню, балда – Марьиванна, пусть она будет сразу на экране. Сейчас сяду, отрегулирую. И все дела. Летучие коллеги – космические спутники точно укажут мне моё местонахождение. И навигация полностью наладится.

Я осталась более чем довольна своей техникой.

Но летать в мороз холодно.

А уж оборачиваться – и прыгать голыми пятками по снегу… Вообще…


Все уже спали в доме. Но я уснуть никак не могла.

Странное всё же какое-то было у них жилище. Снова я в этом убедилась. Вроде натоплено так жарко, что я под одной простынкой лежала. И одновременно как-то сыро. Разве такое может быть? Правда, сыро. Ощущение болотной промозглости – иначе не скажешь.

От всего этого болела голова. Я вставала, выпивала таблетку. В ожидании действия таблетки валялась, ворочалась, стараясь не скрипеть пружинами дивана. Снова вставала, пила вторую таблетку. Слушала, как муж Нинки задаёт храпака. Отчётливо выделялась каждая трель, каждое содрогание его музыкального горла. Что ж у меня такое болезненное отношение к храпу, не пойму?

Глеб спал на кухне. Я туда два раза ходила. Тихо. Не храпит, умница такая. Его и не видно было – где там кушетка возле печки?

Наконец, я накинула куртку, обулась и вышла на улицу. Луна. Она подсвечивала ребристые огороды – чёрно-белые полосы гряд. Сияли ледяные лужицы на дороге. Чуть дунул ветер, качнулись голые ветки большой плакучей берёзы, что нависла над загородкой. Что это блеснуло среди них? Явно блеснуло, отразив яркий лунный свет.

Я подбежала к ограде, подпрыгнула и схватилась за этот самый объект блеска. Ха, да это просто берёзовый листик. Не оторвался от ветки родимой. Ну надо же – лист был покрыт тонким слоем льда. Как будто зеркальце. Вот отсюда и блеск.

Я поймала листиком-зеркальцем лунный свет. Ишь ты, как сверкает. Бывают же в природе чудеса! Казалось бы, такая мелочь, а радует. Я посмотрелась в ледяное зеркальце. О, даже что-то видно. Глаз. Другой. Опа – губы. Можно краситься, глядя в ледышечку. Вот вам и поделки из природных материалов.

– Эй!

Ой… А, это Глеб. Вышел на порог.

– Смотрю, не спишь. Жарко?

– Непривычно. Сейчас погуляю и пойду укладываться. Глянь, что я нашла.

Глеб, в трусах, майке и галошах на босу ногу пришлёпал ко мне. Я поднесла к его лицу берёзовый листок.