Взгляд мой упал на обложку «Бестиария» – кожистый крылатый монстр ехидно скалился, явно норовил укусить музыкальную трубу, которую поднёс к пасти. Какой-то демон. Противный.

И тут ужас пробрал меня… А вдруг я тоже зловещий персонаж? Если я всё-таки этот самый Сирин, и поэтому единственные мои функции – летать и петь? Тогда, значит, я действительно являюсь людям перед смертью?… Меня видел Глеб. Я, правда, не пела. Но орала и разговаривала. Не сладкоголосо, но как могла.

Глеб. Что с ним? Ой, а вдруг!..

Пять двадцать утра. Ерунда. Главное – узнать, что с ним! Я схватила мобильный и набрала номер Глеба.

Гудки. Телефон принимает!

– Да…

– Глеб, Глеб, здравствуй, это я! – закричала я в трубку.

– Здрасти. Да! Вы… Ты хочешь приехать?

– Да! Да, Глеб, конечно! С тобой всё в порядке? Скажи мне честно! Честно скажи, Глеб!

– Всё хорошо! А у тебя? У тебя хорошо?

– Да, хорошо! А мама твоя как?

– Нормально.

– А муж её?

– Да…

– А дядя Коля?

– И дядя Коля.

– А доярки?

– Ну и доярки. И заведующая, и председатель.

– И коровы, и Бек, и собаки?…

– Да, да!

Стоп. В нечеловеческом виде меня наблюдал только Глеб. Так что беспокоиться нужно лишь за него. Но вроде жив. Ничего не случилось.

– Глеб, миленький, с тобой точно всё в порядке?

– Ну да же, да. Ты чего волнуешься-то? Не надо.

– Ты будь осторожен, ладно? Будь, пожалуйста, очень осторожен! – кричала я в трубку.

Мне было страшно. Впервые моё новое оформление мне не нравилось. Даже больше – я не хотела быть вестником смерти и негатива! Я хотела радости.

Но Глеб этого не понимал. Он уверял меня, что всё с ним хорошо, что он очень ждёт в гости, и чтобы я только позвонила накануне – и он начнёт встречать меня с самого утра.

Мы говорили с ним долго – и долго прощались. Ещё и ещё раз желая Глебу всего самого хорошего, я подошла к зеркалу и смотрела на себя.

Нет, я положительный персонаж. И хоть готичная мрачность птицы Сирин очень тешила моё романтическое сердце, быть Алконостом – румяным и милым – хотелось больше. Возможность быть птицей Гамаюн отпадала по причине моего полного неумения правдиво пророчить. Алконосту хотя бы какой-то текст должны дать – и эта сверхптица может читать пророчества с него.

Всё, я Алконост.

И тут же я нашла совершенно противоположную информацию. В очередной книжке. Научно-популярной, кстати. Алконост – птица печали, а Сирин – радости. Стратим – это вообще не самостоятельный персонаж, а лишь другое воплощение птицы Алконост. И управляет Стратим морскими бурями. Ну надо же, пишут авторы, что хотят. Договорились бы, что ли. Или читали хотя бы друг друга… Ладно, посмотрим, что там за Стратим. Нет, его вид мне не подходит. Стратим без лица. Он с носом. С клювом. Но это ничего не значит – получше поискать, и изображение с лицом наверняка где-нибудь отыщется. Только вот какими я бурями управляю? Может, надо просто на море слетать, проверить? Ладно, пока этот вариант тоже будем иметь в виду, как запасной-рабочий.

Птицедева, птицедева… Да, кстати, как обернусь птицей, так вполне дева, это они правильно подметили. Сплошной монолит. А вот когда снова в виде человека – как была, так и осталась, женщина. Что тоже неплохо.

О, вот! Некие учёные (в статье приводятся фамилии этих исследователей) резвеивают заблуждение, что Сирин – позитив, а Алконост – негатив. Значит, большинство источников за то, что наоборот. Голосую за птицу Алконост и все её воплощения. Вдруг моё пение не отнимает жизнь, а несёт-таки радость?

На всякий случай обернувшись человеком, исполнила песню «Ямщик, не гони лошадей». Пёс её знает, почему именно она пришла мне на ум. В виде неопознанного персонажа петь не стала – вдруг соседи услышат? Неизвестно, как это на них отразится. Нашлю ещё мор на ни в чём не повинных граждан… А что в виде человека пою в шесть утра – это нормально. Понятно, во всяком случае. Пусть терпят. Это не опасно.

Исполнение моё сладостным мне не показалось. Скажем правду… Придётся выбрать время и начать-таки учиться вокалу – чтобы слушатели забывали всё на свете, но от этого не умирали, а укреплялись в божественной вере.

Ага, а в какой именно?

Ой. Осенило. А вдруг снова наступают языческие времена – и землю начинают населять мифические существа? Те, сведения о которых много веков собирали, составляя «Бестиарии»? И я – одно из них, этих самых существ! Жизнерадостный оборотень! Я дома сижу, по ночам летаю, и остальные «наши» наверняка делают пока то же самое – прячутся. И когда-нибудь всех нас легализуют. Заселят землю всякие кентавры, дриады, гномики. А там и боги подтянутся – к каждому народу свои. Развернут в небесах над землёй кому Асгард, кому светлый Ирий. Как станут делить между собой рай буддисты, мусульмане, все виды христиан, иудеи и остальные самостоятельные верующие – не знаю, даже интересно будет посмотреть. Но, я уверена, договорятся. Вот это мы заживём! И людям веселее будет. Желания станут исполняться, волшебство всякое. Надо только подождать, как говаривал Егор Летов.

Спать не хотелось. А надо ведь – потому что скоро идти на работу. Уже не первая ночь у меня проходит без сна. В офисе я, конечно, после таких бдений весь день хожу гашёная. Но не смертельно. Так что переживём.

Мысли бурлили в голове, как в кипящем чайнике. Мне даже есть не хотелось, хотя ночами меня обычно пробивает на жрачку.

Рай будут делить, наших легализуют – ну какую же ерунду я придумываю. И всё же – зачем я стала такой? Не могу сказать, что стать летучей – это моё заветное желание. Я же знала, что это невозможно – чтобы человек летал, используя только возможности своего организма. И оборотнем не мечтала быть. Людей с диагностированной мечтой стать оборотнем начинают активно лечить. Не мечтала, нет, не мечтала я о таком невозможном! Книжки, может, навеяли мне это? Ведь да, читали про оборотней и сверхоборотней, помним, любим…

Но.

Полетать хотелось, конечно – по русской женской традиции, особенно когда к краю чего-нибудь подходишь, обрыва или крыши. Или смотришь на такие пустые, такие манящие просторы под небом голубым. Смотришь и думаешь – ну кому это всё? Почему столько пространства никак не освоено? Но и не больше. В крайнем случае отправишь в этот простор бумажный самолётик. Или шарик, надутый газом, отпустишь…

И вот, подишь ты, летаю.

Это – моё счастье. Но если серьёзно задуматься – надо что-то предпринимать. Ничего не даётся просто так. Всё взаимосвязано. Кому-то это нужно – мой новый имидж. Не имидж даже – а полное перепозиционирование и изменение параметров. О чём я думаю… И как? А ведь рано или поздно провериться придётся. И чтобы точно убедиться, кто я, нужно обернуться птицей и спеть. Тогда будет ясно: если помрут испытуемые от моего пения – это одно. А если всё-таки просто уделаются от счастья – это другое. Ну и на море нужно будет слетать – с бурями потренироваться. А если уж меня на пророчества пробьёт – то тогда уж точно. Гамаюн.

Только на ком пение протестировать? На том, кого не жалко. А кого не жалко?

И я задумалась… Бомжи, как ни странно, из этого списка отпали первыми. Для меня несчастные – это святое, сколько бы проблем от них не было. Да, оказывается, вот такая вот я гуманная полубестия.

Не годилось тренироваться и на случайных прохожих. Не я им давала жизнь – не мне её и забирать.

Тесты на животных – это не мой метод.

А что, если попроситься в тюрьму, где сидят убийцы, приговорённые к смертной казни? Вот им-то я и спою. Ух, не годится! Что там пишут: кто услышит, тот сразу помре, а душа его отправится в рай, повлечётся вслед за доброй птицей. Замечательно. Хотя нет, где речь идёт о Сирине, не сказано, куда душа девается. Просто человек падает, а она вон вылетает. Но по идее – все души Богом прибираются и отправляются ждать последнего суда? Так может, до рая души убийц и не доберутся после моего сольного номера? Ну и хитрые эти составители книжек, ничего толком не объясняют!

Вот тебе и креативное мышление. Ничего не могу придумать. Ладно, буду пока просто упражняться в пении и полётах. А случай для испытаний подвернётся.


Как я упражнялась в полётах, упоительно рассекая небо над деревней Ключи, над окрестными лесами и полями! Глеб, маленький Глеб встретил меня – и не на остановке автобуса, а в районном городке, куда прикатил на чьём-то мотоцикле. Я его сразу увидела, как только московский автобус въехал на площадь автовокзала.

Я каталась на мотоцикле один раз в жизни – лет двадцать назад. Лихо, конечно – но на машине удобнее. А лететь приятнее.

Мы пронеслись с Глебом мимо Ключей и рванули сразу на ферму. Мне не хотелось светиться перед его односельчанами – хоть в человеческом обличье, хоть в каком. А здесь, на ферме, если доярки нас и заметят, так ничего страшного. Глеб уже зарекомендовал себя юным дамским угодником, так что их интерес вполне мог исчерпаться. Думаю, в моё отсутствие они над ним вдоволь насмеялись.

Главное, чтобы доярки не заметили, как я буду оборачиваться.

Первым делом мой маленький доктор потребовал показать раны, шрамы, увечья. Я с удовольствием всё показала – по частям. Ничего, кроме руки, кстати, не болело и не тянуло. Бок был гладким, бедро оставалось со шрамом, который Глеб так аккуратно погладил, что прямо какая-то волна мурашечного восторга у меня по всей ноге пробежала.

– Сровняется, – смущаясь и явно извиняясь за недоработки, произнёс Глеб, как-то особо сильно картавя.