Во-вторых, вышеозначенная барышня в данный момент занималась не чем иным, как потрошила мою собственную сумочку! А я только вчера навела в ней порядок!

Я сделала шаг вперед, дабы высказать негодяйке все, что я о ней думаю, как она увидела меня и с драматическим надрывом заявила:

— Я так и знала! Артем, ты — подлец! Все это время ты врал мне, что занят, что работы невпроворот, а сам привел к себе какую-то молоденькую дурочку!

Мне дико не понравилась фраза про дурочку. Я уже поняла, что передо мной та самая навязчивая Темкина любовница, но это не давало ей никаких прав вести себя здесь, как у себя дома и рыться в моих вещах. Поэтому я даже не подумала оправдываться, мол, мы с Темой — старые друзья и ничего больше. Все равно не поверит. Особенно сейчас, когда на мне из одежды — трусики, Темкина рубашка и тюрбан. Вместо этого я перешла в атаку:

— Эй, умудренная жизнью женщина, сумочку на место положи!

Она аж дернулась от «женщины». Смешно, как некоторые особы, типа той, что я имею сейчас несчастье лицезреть, клинятся на возрасте.

— Да как ты смеешь! — взвизгнула она и ринулась в атаку, выставив вперед свои наманикюренные когти. Ходить с расцарапанной физиономией мне не улыбалось — еще столбняк подцепишь от этой ненормальной — поэтому я в качестве превентивной меры швырнула Теминой подруге стул. Она споткнулась (а нечего было на меня пялиться, лучше бы под ноги смотрела), звучно выматерилась и уже схватилась за ножку стула, дабы метнуть его в меня обратно, как в комнате материализовался Темка. Он оперативно оценил обстановку, выбил стул из рук своей невменяемой пассии, а потом просто-напросто сгреб ее в охапку и выставил за порог, невзирая на все ее вопли и угрозы расправиться с «разлучницей» (со мной, то бишь), и с «вероломным предателем». Она еще некоторое время попинала своими остроносыми туфельками Темкину железную дверь и, наконец, испарилась в неизвестном направлении.

— Слушай, откуда она здесь взялась?

— От верблюда. Позвонила, я открыл.

— Странно, почему я ничего не слышала?

— А ты хоть что-нибудь слышишь, когда в ванной полощешься?

Я призадумалась. М-да, действительно. Ни фига оттуда не слышно.

— А чего ты ее внутрь пустил?

— Она хотела поговорить.

— Но ты же ей уже все по телефону сказал.

— Ей показалось мало. Решила услышать все еще раз лично.

— Слушай, а чего тогда она была здесь, а ты в кухне? Ну, когда я на нее наткнулась.

— Ее мучила жажда. Я предложил ей чаю, она согласилась. Но в кухню идти не захотела, сказала, что подождет в комнате.

— Вот лохудра! Так она специально это все подстроила! Пока ты ей чаек готовил, между прочим, эта твоя мамзель времени зря не теряла. Не удивлюсь, если умудрилась что-нибудь спереть.

— О чем ты говоришь? Она на такое не способна. Зачем?

— Да что ты! А что она тогда, спрашивается, забыла в моей сумочке? Что она там искала?

— Ты уверена? — недоверчиво протянул Тема.

— Нет, блин, придумала все для красного словца! — вспылила я. В конце концов, что за манера — подвергать сомнению буквально все, что я говорю.

— Ну, если так, то проверь, вдруг и правда, что пропало.

Я принялась разбирать содержимое своей несчастной сумочки. Слава Богу, все оказалось на месте, даже кошелек. Единственным пострадавшим оказался мой паспорт. Его страницы были вывернуты в обратную сторону, а сам он настолько небрежно засунут во внутренний кармашек, что с пластиковой обложки слетел золоченый металлический уголок.

— Небось, искала штампы о браке и детях, — мрачно предположила я, приводя краснокожую паспортину в нормальное состояние, — вдруг случайно какой компромат раскопала бы.

— Вполне возможно, — вздохнул Тема.

— Ну, герой-любовник, скажи-ка мне, как на духу. И ты будешь продолжать общаться с этой мымрой даже после сегодняшнего концерта?

— Да пошла она по синусоиде! Делать мне больше нечего!

Я удовлетворенно вздохнула. Это, конечно, личное дело Темы, но я ужасно не люблю таких женщин, уж извините.

Только тут Тема обнаружил, что на мне ни что иное, как его рубашка, которую он, оказывается, специально постирал для завтрашнего совещания. Пришлось мне от греха подальше переодеваться в собственные шмотки, пока возмущенный академик придирчиво осматривал свою драгоценную рубашку на предмет пятен и запаха косметики. Не найдя ничего крамольного, он сердито поставил утюг и принялся за глажку. Не понимаю я его иногда: у него этих рубашек — штук двадцать, полшкафа ими занято. А мне даже одной воспользоваться нельзя. Тоже мне, друг, называется!

* * *

Утром все вчерашние разговоры страшилки на тему «кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось» показались мне надуманными и глупыми. Во все окно ярко светило солнце, хотелось «строить и жить», и вообще — настроение было лучше некуда. Редкий случай, надо пользоваться. Тем более — последний рабочий день на неделе, завтра — выходной.

Душа требовала праздника, и я, секунду подумав, решила этот праздник себе устроить. Надела жутко элегантную блузку, узкую юбочку, туфельки на шпильке (конечно, не такой, как у Темкиной мымры, а пониже, — я свои ноги, в отличие от нее, люблю), раскрасила в пастельные тона мордашку, пока мой зеркальный двойник не стал напоминать модели из «Космополитена», и отправилась на работу. Чем черт не шутит, вдруг с кем познакомлюсь? Кстати, я тут на досуге подумала: если мне все-таки предложат руку, сердце и Кадиллак в придачу — не откажусь. Только чтоб сразу с личным шофером, я то одна я с такой махиной не справлюсь.

На светофоре я дернулась было перейти дорогу, пока не было машин, но вспомнив Темкино предостережение, вздохнула и стала ждать, пока загорится зеленый сигнал для пешеходов. По глупости действительно лучше не рисковать.

Наконец, светофор показал, что я могу идти, и я тронулась вперед. Но тут… Не успела я сделать и трех шагов, как откуда-то из-за угла, визжа шинами выскочила какая-то иномарка и понеслась прямо на меня. Мне ничего не оставалось, как изобразить из себя легкоатлета и прыгнуть обратно на спасительный тротуар. Мерзкая иномарка дернулась следом и даже умудрилась заехать одним колесом на тротуар, просвистев всего в каком-то метре от меня, а потом исчезла за поворотом.

Когда говорят «в этот момент у меня перед глазами промчалась вся моя жизнь» — не верьте. Чушь полная. Подобного ступора я не испытывала очень давно. Мне не было страшно — нет. В памяти вертелось, как назойливый рекламный ролик, внезапное появление машины, мой прыжок, приземление и крупный план колеса, заехавшего на тротуар. Вот и все. Причем картинки эти почему-то были яркими, но беззвучными. Или это у меня от стресса слух пропал?

Тут меня затормошила какая-то доброхотка, и я облегченно поняла, что со слухом у меня все в полном порядке:

— Девушка, как ты себя чувствуешь? Ты не ранена? Ох, бедная-бедная, а все эти, гады, денег награбили у народа, тачек понакупили и давай гонять, никто им не указ…

От словоохотливой тетки у меня вмиг заболела голова. На ее горячую речь вокруг стали собираться слушатели, но быть в центре митинга мне почему-то абсолютно не хотелось. Кое-как вырвавшись из ее цепких лапок, я поковыляла в сторону торговых рядов около метро. Мне срочно надо было во что-то переодеться, поскольку каблук одной туфельки оторвался, что называется, вместе с мясом, колготки зияли рваными дырами, а юбка запачкалась.

Из рядов я вышла уже в джинсах и кроссовках. Блузка с ними, конечно, смотрелась в неком диссонансе, но и ладно. Не каждый день случается такой экстрим.

И тут до меня наконец-то дошло, что именно произошло. Темка был прав: меня пытались отправить на больничную койку, а может быть даже убить. Руки мои сразу же затряслись противной дрожью, коленки подогнулись, а к горлу подошел противный ком, и меня едва не стошнило. Вот это поворот сюжета!

Я попыталась рассудить трезво: в конце концов, это могло быть простым совпадением. Ну, подумаешь, машина проехала на красный цвет, и даже заехала на тротуар. Да мало ли за рулем пьяных водителей раскатывает! Хотя, с другой стороны, сейчас утро, кто ж по утрам-то пьет?…

Меня передернуло. Неужели, это и вправду было покушение? Нет, не может быть. Все, хватит себя мучить, пора на работу!

Само собой, от хорошего настроения не осталось и следа. В метро я шла, как висельник на место казни. Уговорить себя, что, мол, все в порядке, я ничего себе не сломала, жива и здорова, не получалось — хоть убей. И я ведь даже не успела заметить, кто за рулем! Да что там, я даже марку машины не запомнила. Только цвет. Черный. Или темно-синий?

На перроне толкались локтями нетерпеливые граждане, в надежде первыми пробраться в вагон и, может быть, — о чудо! — даже занять себе место. Я встала чуть поодаль, так, чтобы меня никто не задел, и тоже стала ждать поезда.

Через минуту по кафельным стенами побежали ярко-желтые всполохи, говорящие о том, что поезд вот-вот подъедет. Я сделала буквально шаг к платформе, и тут меня что-то сильно толкнуло в спину и понесло прямо на рельсы, под колеса железного монстра.

Спасло только то, что я была уже не на каблуках, а в нормальных кондовых кроссовках. Каким-то чудом, упав на четвереньки, я успела затормозить у самого края платформы, а потом какой-то мужик схватил меня за шиворот и дернул обратно. Я, даже не поблагодарив спасителя, обернулась в надежде увидеть, кто же так зло пошутил надо мной.

По перрону в сторону эскалатора бежала женщина. В принципе, в метро было много народа, но мой взгляд почему-то зацепился именно за нее. Женщина почти заскочила на эскалатор, обернулась… И я узнала в ней Темкину любовницу. Она злобно сверкнула глазами. Даже не знаю, видела она меня или нет, но в этом взгляде однозначно не было ничего доброго. Потом нахалка взошла на эскалатор и поехала вверх, в город.

Моя бедная голова пошла кругом. Ничего не понимаю. Если принять на веру Темкину теорию относительно Толика, то нападать на меня должен был именно Толя, а не эта подруга. Но факты упрямо говорили, что Толя ко всей этой катавасии отношения не имеет. Во-первых, у него нет иномарки. А во-вторых, я только что своими глазами видела, кто пытался подстроить мне несчастный случай. Вернее, даже два. Или все же один?