– До того момента, как я начинаю думать о том, что скоро оторвусь от земли.


…В Тель-Авиве нас закружили дела. Все началось с того, что работники службы безопасности тщательно проверили наш багаж. Потом настала очередь нас самих и наших документов. А после настало время встречи с друзьями.

Друзей было много. Большинство из них уже довольно долгое время провели в стенах аэропорта, и кондиционированный воздух зала уже не спасал от полуденной жары.

Особенно неожиданной для меня оказалась встреча с моим сокурсником и, наверное, одним из лучших университетских друзей. Мы обнялись, и Кайл меня оглядел.

– А ты ни капли не изменился, сукин сын, – сказал он мне доброжелательно. – Все такой же самовлюбленный вид. И, разумеется, холостяк. Да, ничего нового. Ах, эти американцы.

В речи Кайла легко можно было услышать израильский акцент. Да и поведение его не отличалось от поведения остальных израильтян – оживленные жесты и любопытствующий взгляд.

– Как ты? – спросил его я.

– О, великолепно, просто великолепно! Недавно ездил в Эмираты, – продолжил он с самодовольной улыбкой. – Там отличные курорты.

– Знакомься, это Джозеф, мой коллега. Это Кайл. Он стоически терпел меня на протяжение университетских лет.

– Еще чуть-чуть – и мое терпение бы лопнуло! – заявил Кайл, после чего пожал Джо руку. – Очень приятно. Пейте много воды! Мы скоро выезжаем.


…Иерусалим встретил нас настороженным величием. Этот город, как казалось, никогда не менялся. Он производил впечатление чего-то грозного и нерушимого. Священный восторг при виде белых стен сменялся молчаливым восхищением. Даже автомобильные «пробки», бесконечные ряды магазинов в узких улочках и люди, спешившие по делам, не ослабляли этих ощущений. Город дремал, утомленный послеобеденной жарой, и небо было мутным – шарав, как называют это явление природы жители Иерусалима. Невыносимые часы, когда не хочется покидать прохладных помещений и вдыхать сухую пыль улицы, окунаясь в духоту сероватого воздуха.

Долгий путь до отеля окончательно измучил нас. Пресс-конференция должна была начаться завтра в полдень, и у нас была возможность насладиться видом вечерней столицы.

Мы с Джо получили два соседних номера. Это были чересчур шикарные для делового отеля комнаты с истинно иерусалимским размахом, который, как ни странно, не напоминал европейский даже отдаленно.

– Только не говори, что мы не пойдем гулять по старому городу, – сказал мне Джо. – Ночью там такая красота!

– Я могу гулять бесконечно, – ответил я. – Только после того, как приму душ и посплю.

– Только не проспи ужин. Говорят, там будут важные гости.

Приняв душ, я завернулся в махровый халат, подошел к окну и, с наслаждением закурив первую сигарету за четыре часа, стал изучать городской пейзаж. Панорама впечатляла: отсюда можно было увидеть значительную часть города. Я наблюдал за людьми, которые суетились внизу и за машинами, плетущимися по узкой улочке. Самая что ни на есть будничная картина завораживала и притягивала взгляд.

Я подумал о том, что следует проверить исправность фотоаппарата, а заодно и убедиться, что батарейки заряжены, но ночь, проведенная в пути и полная волнений, давала о себе знать. Я вытянулся на белоснежных простынях, у которых был совершенно неземной запах, и через пару минут уже крепко спал.

…Думаю, не стоит и говорить о том, что пары часов сна мне не хватило. Я проснулся и обнаружил, что за окном стемнело, а дневную жару сменила вечерняя свежесть. Часы показывали начало седьмого, и это означало только одно: я проспал не два, а целых четыре часа.

В номере царила сладкая безмятежная тишина, ласкающая слух – кроме доносившихся с улицы приглушенных голосов, ее ничто не нарушало. Вот он, Рай, тут же решил я и, завернувшись в одеяло, снова прикрыл глаза.

Ленью, которая навещает людей после пробуждения и шепчет, что можно пробыть в теплой постели еще пару минут, я не страдал. В университетские годы у меня была подобная привычка, но я избавился от нее расчетливо и безжалостно. Смирившись с моим решением совершать утренние пробежки, лень смущенно отступила.

Теперь же умиротворенная атмосфера и душевное спокойствие располагали к тому, чтобы позволить себе маленькую слабость. От этой мысли на душе у меня стало еще лучше и, довольный принятым решением, я задремал.

Мне снился цветной и добрый сон без сюжета и смысла. Я так давно не видел снов, что уже почти забыл об их существовании. Жизнь вне времени. Нереальные мгновения, которые могут тянуться бесконечно, под самым немыслимым углом показывая свой таинственный мир и причудливо искажая реальность. Тут не было будничных мыслей. Тут существовало только безмолвное спокойствие мира снов.

Стук в дверь не был частью сна, но я осознал это не сразу. Лишь только когда он повторился, я открыл глаза и понял, что сказка осталась в том прекрасном мире, куда мне не попасть.

Меня разбудил Джо. Он был в костюме и при галстуке, и я вспомнил об ужине. Вспомнил я и о том, что весь день ничего не ел. И мой желудок незамедлительно отреагировал на эти мысли.

– Доброе утро, – сказал он мне. – Не находишь, что пора вставать?

– Я видел чудесный сон, – поделился с ним я. – Правда, я так и не понял, о чем он.

– У тебя есть полчаса для того, чтобы привести себя в порядок. И…

– И, пожалуйста, не опаздывай, – продолжил я. – Ты же знаешь, что я никогда не опаздываю.

– Зато любишь поспать.

– Я обещаю исправиться, мамочка. Ты поможешь мне завязать галстук?

Джо посмотрел на меня и рассмеялся.

– Думаю, с этим ты справишься сам. Я жду тебя внизу.


…Столовая была небольшой, но каким-то непостижимым образом вместила в себя целую толпу людей. Люди разговаривали, смеялись, прохаживались рядом с едой и время от времени интересовались названием того или иного блюда. Все, как один, были в отглаженных костюмах и блестящих туфлях. Это придавало обстановке что-то сухое, сдержанное и официальное, и совсем не вязалось с уютом столовой. Мне больше нравилась картина полуденного аэропорта: мои коллеги были одеты совершенно вразнобой. Кто-то в джинсах, кто-то – в старых добрых брюках – клеш. Тогда мы выглядели туристами, которые полными детского любопытства глазами разглядывают все вокруг, щелкая вспышками фотоаппаратов, и до смерти боятся потерять своего гида.

Если говорить в общем, большой радости от того, что меня заставили напялить деловой костюм, я не испытывал. Я попробовал надуться, но решил, что это будет не очень хорошим дополнением к моей заспанной физиономии.

Появившийся внезапно Кайл не преминул отпустить в мой адрес шутку.

– А, так я и знал, галстук тебе не идет! Ладно, я пошутил. – Он повернулся к своему спутнику, человеку лет пятидесяти. – Знакомься, это Зоар. Политический обозреватель. Журналист и арабист. Доктор востоковедения. Брайан, – представил он меня. – Мой американский коллега. Мы вместе учились в университете. Журналист, специалист по арабскому миру. Знает иврит и арабский, изучает фарси. И просто очень умный и образованный молодой человек. А это – его коллега Джозеф.

– Очень приятно, Брайан. Очень приятно, Джозеф.

Зоар говорил приятным низким голосом. У него были мудрые глаза, спокойная улыбка и манеры человека, который привык находиться в обществе. Зоар носил крохотную кипу, которую иногда поправлял с рассеянным видом. И только одна вещь вносила нотку горечи в теплую гармонию его внешности – шрам, пересекавший щеку.

– «Мир Галилеи», – сказал он, поймав мой взгляд.

– Я в свое время занимался этим вопросом.

– Где вы учились, Брайан?

– В Гарвардском университете.

Зоар снял очки и протер их.

– Я читал статью одного из выпускников Гарварда. «Тегеран как точка отсчета на «оси зла». На тему финансирования террористической деятельности Ираном. Да-да. Его тоже звали Брайан. – Зоар назвал мою фамилию. – Или же это совпадение?

– Это было давно, – улыбнулся я.

– Как отреагировало ваше начальство на сей скандальный материал?

Начало статье, упомянутой Зоаром, положила одна из моих курсовых работ. Тема террора и его финансирования Ираном, в частности, заинтересовала меня чрезвычайно, и я решил, что хочу написать статью. Серьезную и дающую повод для размышлений.

Сбор материала занял у меня почти четыре месяца. Я копался в архивах, разговаривал с людьми. Но самым безрассудным решением, которое я принял тогда (да и, наверное, самым безрассудным в своей жизни вообще) было решение отправиться на «экскурсию» в лагерь террористов.

Предложение отправиться на «экскурсию» я получил от своей хорошей знакомой из Израиля, журналиста и, в общем-то, коллеги. Мы познакомились на пресс-конференции в Дамаске, обменялись электронными адресами и с тех пор общались довольно часто.

Предложение было шокирующим и одновременно заманчивым. Сложно было вычислить мои шансы на жизнь и свободу после визита к террористам. Даже если я повешу себе на лоб свое удостоверение, то они вряд ли отличат арабиста от простого смертного. Но мое любопытство взяло верх над страхом, и я отправился навстречу приключениям. И был вознагражден за решительность. Я не только удостоился теплого приема, но и собрал много ценного материала.

Назвать статью бомбой было равносильно милой похвале. Это была ядерная боеголовка. Или водородная бомба, что ближе к истине. Публиковать материал мне не разрешили. Я провел много часов в кабинетах разных начальников, которые с пеной у рта доказывали мне, что у свободы слова есть свои границы. Из-за пресловутой статьи я лишился сна и был на волосок от того, чтобы лишиться удостоверения и работы. Но публикация состоялась. Мои коллеги окрестили статью «бомбой для Ахмадинежада» и говорили мне, что если этот материал попадет в руки иранского лидера, то я стану жертвой джихада.