– Он стал похож на привидение, – поделился со мной дядя Том. – Я перестал его узнавать. А глаза! Я помню, что даже если он грустил, в его глазах светились огоньки. А потом они стали похожи на глаза мертвого человека. Думаю, он так и не смог смириться с тем, что твоя мать умерла, малыш. Он слишком сильно ее любил. Если человек любит кого-то по-настоящему сильно, то ему сложно смириться и отпустить. Даже после смерти.

На кладбище прибавилось могил, и имена на многих памятниках были мне знакомы. Мой учитель истории. Коллега отца, у которого я брал первые уроки арабского. Отец Бена, моего хорошего друга. И еще несколько людей, при мысли о смерти которых у меня сжималось сердце. Человеческий век короток, и все мы когда-нибудь умрем, но нет ничего страшнее, чем видеть эти памятники.


…Такси нам удалось поймать минут через пятнадцать. Лиза села рядом со мной. Она куталась в плащ и, видимо, тоже порядком замерзла.

– Ну, – заговорил я, – дома ждет горячий ужин и теплая постель?

Она усмехнулась, не удостоив меня взглядом.

– Нет, Брийян, другого мужчину пока я не нашла, так что постель никто не согрел, а ужин никто не приготовил.

– Досадно. Держу пари, ты будешь убеждать меня в том, что была ему верна.

– Я знаю, тебе было бы приятно это услышать, но я не доставлю тебе такого удовольствия.

Я повернулся к ней. Лиза взглянула на меня, после чего опустила глаза и улыбнулась.

– Да, внешне ты изменился. Но глаза у тебя остались прежними. С тех пор, как тетя Лиза соблазнила невинного мальчика, в них написано только одно: «Хочу, хочу, хочу». Только вот хочешь ты слишком многого, чтобы понять, чего именно ты хочешь. Хотя… с твоими деньгами можно купить все. Кроме счастья. Зеленые бумажки не такие всесильные, как нам кажется.

– Не беспокойся. Я куплю все, что мне нужно.

– Обманывать себя ты так и не научился, а еще пытаешься обманывать меня. – Она снова посмотрела на меня, но взгляда на этот раз не отвела. – Наверное, мне должно быть стыдно перед тобой. Но почему-то сейчас я чувствую совсем другое.

– Правда? И что же?

– То же самое, что сейчас чувствуешь ты, просто тебе мешает водитель.

Я взглянул на таксиста. Он не отреагировал на реплику Лизы, увлеченно следя за дорогой.

Она сняла плащ, рассеянно потрепала рукой влажные волосы, и я почувствовал непреодолимое желание прикоснуться к ней. Такое же сильное, как и раньше. А, может быть, даже сильнее. Желание, прошедшее испытание временем, пронесенное мной через миллион женщин, которые у меня были за эти десять лет. Сейчас мне не было страшно признаться себе, что все это время я жил самообманом и искал в любой другой именно ее. И это чувство, которому я так и не смог найти названия, гадкое и одновременно слишком приятное, чтобы забыть его, дождалось свободы.

– Я… я думал о тебе, – сказал я вполголоса и почувствовал себя шестнадцатилетним мальчишкой, который не может подобрать подходящих слов для описания своих чувств.

– Я тоже думала о тебе, малыш.

– Я думал о том, как я тебя ненавижу за то, что ты испортила мне жизнь.

– Но ведь недавно ты говорил о том, что можешь купить себе…

– Черт, Лиза, зачем столько лишних слов?

У меня на коленях она оказалась мгновенно – я даже не успел сообразить, что произошло.

– Зачем нам слова? Мы с тобой знаем друг друга слишком хорошо, чтобы тратить время на такие глупости.

Я коснулся ее щеки, и все ощущения из прошлого, пусть и не забытые, но покрытые неосязаемой дымкой, вновь окружили меня. Захлестнули волной, которой невозможно было сопротивляться. И все стало просто и понятно, все мысли и выводы рассеялись, превратились в прах. Я снова говорил себе, что так не должно быть, что мне не следовало ее видеть, и ненавидел себя за то, что иногда не могу сказать себе «нет». А Лиза была той, кому я этого не мог сказать никогда.

– Давай не будем увлекаться, малыш, – сказала она, легко меня отталкивая. – В конце-то концов, мы тут не одни.

– Ты можешь убедить себя в том, что нас тут двое. Это не так сложно.

– Нет, нет. Господи, ты стал вести себя еще хуже чем раньше! Отпусти!

Больше всего меня поражала и смешила реакция водителя – он делал вид, будто ничего не замечает.

– До дома ехать еще целых двадцать минут, – сказал я. – Это уйма времени. Не находишь?

– Да, разумеется. – Она снова оттолкнула меня и возмущенно покачала головой. – Но я слишком стара для того, чтобы заниматься любовью в такси.

– Наверное, ты уже забыла, как это.

Она посмотрела на меня.

– О чем ты?

– Думаю, отец в последний год с трудом мог сказать что-то, кроме «выпить». А сделать – тем более.

– Мы поднимаем плохую тему, Брийян. Я не хочу об этом говорить.

– Значит, я прав? Очень хорошо. Вообще-то, я предлагал тебе совсем другое.

На этот раз Лиза предприняла более уверенную попытку освободиться, и, усевшись у другого окна, на почтительном расстоянии от меня, закурила.

– Да, ты прав. Но это не должно тебя волновать. Уже.

– Я бы сказал, что это меня никогда не волновало.

– Ты так сильно этого ждешь? – Она потрепала меня по волосам. – Не волнуйся, малыш. Я тебя не разочарую.


…Наверное, страсть – самый древний из всех человеческих инстинктов. Хотя бы потому, что даже самое разумное существо не может подчинить его своей воле. В такие моменты мы видим только один путь – удовлетворить свое желание. Нам предоставляется возможность вспомнить о том, что мы являемся животными и мало чем от них отличаемся.

Я не любил ее. Я не был уверен, можно ли было полюбить ее вообще. Таких женщин любить нельзя, такая любовь сжигает человека до тла, не оставляя ему ровным счетом ничего духовного. Это можно было увидеть на примере отца – до встречи с Лизой он крутил женщинами так, как хотел.

Я рвал на ней одежду и задавал себе один и тот же вопрос – кто и, самое главное, за какие грехи наказал меня этой женщиной? Даже когда от желания мне было трудно дышать, я ненавидел себя за то, что не смог сделать над собой усилие и оставить дверь в прошлое закрытой. Я проклинал тот день, когда она появилась в моей жизни, и мне хотелось плакать от отчаяния.

Она отдалась мне на полу – подняться в спальню означало потерять еще тридцать драгоценных секунд – заключив в объятия не только мое тело, но и волю, и разум, и все остальное. Хотя… «отдалась» было не совсем верным словом. Скорее, я ей отдался. Если бы она сейчас приказала мне умереть, я бы не сопротивлялся. В какой-то момент все, что окружало нас, перестало существовать, испарилось, и осталась только она одна. Так, как было раньше. Когда мы дорожили каждой секундой, боялись дышать, чтобы не спугнуть стрелки часов, прислушивались к любым шорохам в спальне отца, но были вдвоем, так близко, что для этой близости еще не придумали слов. И я снова чувствовал, что тону в водовороте противоречивых чувств. И осознавал, что не испытываю никакого желания выбраться на волю.


…Пару минут Лиза молчала. Она курила, полулежа на ковре, и жмурилась подобно кошке на солнце.

– Ну, скажи уже что-то, Брийян, – проговорила она. – Я боюсь, что у тебя случился сердечный приступ.

– Меня от всего этого тошнит.

Она почистила мундштук и достала очередную сигарету.

– Тебе надо убрать эту страсть подальше в душу. И никогда ее оттуда не доставать.

– Может, ты расскажешь мне, как это сделать?

– Найди себе милую, спокойную девушку. Такую, которая будет готовить тебе ужин, убирать дом. И все станет на свои места.

Я поднялся и, приблизившись к ней, сел на ковер.

– Я уже пробовал. Становится только хуже. Может, у вас есть другое лекарство, доктор?

Лиза выпустила колечко дыма.

– Может, причина гораздо глубже? А мы, глупые, ищем на поверхности?

Я наклонился к ней, и она, повернувшись ко мне, улыбнулась той самой улыбкой, которую я не раз видел на кухне за спиной отца.

– Если ты не знаешь этого, то кто же должен знать? – спросил я. – И что мы будем делать дальше? Ты продолжишь искать причину, а я продолжу метаться, как и делал раньше. И нам обоим будет комфортно. Потому что меня устраивает моя жизнь.

Лиза с наслаждением потянулась.

– Что же, пожалуй, так и будет. – Она повернулась ко мне в профиль, прилегла рядом. – Но твоя страсть сожжет тебя. Через год, через два, через десять лет. Лекарство – в спокойствии. Но ты идешь другим путем. И даже не задумываешься о том, куда он может тебя привести.

– Отойди от меня, – сказал я.

– Перестань, малыш. Я могу обидеться.

– Я сказал, отойди от меня! И никогда больше ко мне не приближайся!

Лиза тряхнула головой, поправила растрепавшиеся волосы и пошла в направлении кухни. А я отправился в ванную, где включил холодную воду и опустил лицо в ладони. Мне было жарко… или холодно. Нет, наверное, жарко. Но глубоко внутри жило ощущение, что холодная вода мне не поможет, что мне, напротив, нужен огонь. И этот огонь я мог получить только от одной женщины на всей Земле.

Я отвернулся от зеркала, отражение в котором меня не обрадовало, и сжал голову руками.

– Выпей-ка. А в холодной воде не возись – простынешь.

Лиза принесла мне рюмку коньяка, угадав мои мысли, и после выпитого у меня на душе стало немного легче.

– Я хотел увидеть тебя и понять, что с прошлым покончено, – сказал я, не глядя на нее.

– И оказалось, что все не так. – Лиза покачала головой, изобразив на лице вселенскую скорбь. – Как я могла так низко пасть? Спать с сыном собственного мужчины…