В сопровождении Карен вошла Кэт. Она быстро села, посмотрев на Робина для подтверждения того, что она находится на нужном месте в нужное время. Раньше, на других собраниях, этот немой вопрос всегда был обращен к Харриет. Она увидела, как мать облизала свои сухие губы кончиком языка. Это свидетельствовало о ее тревоге и неуверенности. Харриет сосредоточилась.

Робин начал очень спокойно, глядя через стол прямо на нее.

— Спасибо, что вы вернулись из своего отпуска в Лос-Анджелесе, чтобы присутствовать на этом собрании, Харриет. Я думаю, что вы должны понять, что директора не просили бы об этом, если бы не возникло жизненной необходимости.

Харриет наклонила голову. Ее руки были сложены перед ней. Она наблюдала за Джереми Крайтоном, ведущим протокол. Обычно один из секретарей присутствовал на собрании, но это было слишком важным. Она почувствовала, что ее трясет, и еще крепче сжала руки, чтобы скрыть дрожь.

Робин спросил:

— Перейдем к делу?

Протокол прошлого собрания прошли быстро, никаких проблем не возникло.

— Пункт три, — продолжал Робин, — назначение в совет директоров. — Мгновение тишины, а затем он продолжил: — Я думаю, нет оснований что-то скрывать в этом вопросе. Возникло серьезное беспокойство среди директоров, руководителей и некоторых акционеров относительно деятельности компании и ее финансового положения, достигшее пика в последние несколько дней во время отсутствия директора-распорядителя, находящегося в отпуске. Заботясь о долговременном процветании компании, большинство директоров пришло к решению назначить нового директора-распорядителя, под руководством которого «Пикокс» продолжит свое успешное развитие, временно прерванное.

— Вы не можете сделать этого, — решительно заявила Харриет.

Он только поднял руку, чтобы успокоить ее.

— Вы, конечно, захотите узнать, на основании чего. Но я хочу подчеркнуть, что решение уже принято.

На столе рядом с ним лежала папка. Он открыл ее и прокашлялся перед тем, как начать читать. Харриет презирала его за театральность жестов, но сидела настолько спокойно, насколько могла, и слушала.

Происходило то, что она и предполагала. Он использовал Уинвуд как острие своей атаки. Ее капиталовложения в удешевление производства в перспективе интерпретировались, как создание избыточных производственных мощностей, а недостатки несчастного нового станка, в особенности, были следствием ее ошибки, потому что она приобрела его после недостаточного изучения.

Харриет знала, что это правда. Она слишком спешила запустить Уинвуд и покрыть большие расходы на его приобретение.

Последующие обвинения сконцентрировались на перерасходе средств в некоторых областях, особенно в любимом Харриет отделе маркетинга. Робин легко указал на новую серию упаковок, создаваемых для увеличения продаж «Тревоги», веселый красный материал, который она выбрала на доставившем ей удовольствие совещании перед отлетом в Лос-Анджелес… Робин говорил со спокойным, продуманным сожалением, что перерасходы стали свойственны компании во всех сферах ее деятельности, а Харриет утратила контроль над ними. Еще одной ее ошибкой было то, что она попыталась внедрить слишком много новых товаров, которые пока еще не оправдали возлагавшихся на них ожиданий по объемам продаж.

«Как же «Пикокс» сможет нормально развиваться, — удивлялась Харриет, — если я не буду внедрять новых изделий?»

Слушая, Харриет увидела всю меру своей самоуверенности не в плане ее деловых качеств, потому что она была твердо убеждена в том, что обладает ими, а в том, что она считала, будто и другие люди осознают это. И, кроме того, в ее уверенности, что она достаточно хорошо знает Робина.

Когда Робин закончил, она подняла голову.

— Я могу защитить свои решения по каждому из ваших пунктов, — тихо сказала она.

Ей не требовались записи. У нее была ясная голова, за исключением слабого звона в ушах, отзвука ее собственного волнения. Она ответила Робину на все, пункт за пунктом. Уинвуд окупит себя, даже если оборот потребует года. Немецкий станок полностью соответствует той работе, для которой он предназначался, и покупка была сделана после консультации и полного одобрения технического директора. Она посмотрела через стол на Грэма Чандлера. Он выглядел несчастным, и его глаза отражали всю степень его несчастья.

— Это верно. Отказы были неожиданными, и никто не мог предвидеть их. Сейчас станок работает нормально.

Харриет понимала, что Грэм на ее стороне, но он был слишком слаб, чтобы принимать его в расчет. Она посмотрела на сидящего за ним Джереми, который был виден только наполовину за дисками своих очков. Джереми не на ее стороне. Сидящая напротив них Кэт в синем костюме ни на кого не смотрела. Харриет подумала, что трудно поверить в то, что это ее мать. Так же трудно, как и в то, что все это может случиться.

Робин сказал:

— Может быть и так. Но в этот промежуток времени в результате простоев было потеряно двадцать два процента прогнозируемой продукции, что привело к недополучению доходов на сумму сто шестьдесят восемь тысяч фунтов стерлингов, перешедших в потерю прибыли…

Это были только цифры. Харриет знала, что если бы она приготовила свою собственную версию, она могла бы осветить проблему так ярко, как смог ее затуманить Робин. Но она не приготовила, а Робин работал, регулируя свет в своей полуправде и спрятав в тень свою аккуратную ложь.

Харриет продолжала, защищаясь словами, но она ясно понимала, что почва уходит у нее из-под ног. Робин был слишком умен. Она же только шумела и тонула.

Она увидела несколько образов, живущих в ее сознании и появляющихся на фоне внимательного лица Робина. Она видела себя в кухне Саймона, когда он доставал доску от упаковочного ящика и протягивал ей. Потом она увидела себя, сидящей на ступеньках в доме Джейн вместе с Чарли Тимбеллом, и квартиру в подвальном этаже в Белсайз-парке, в которой она устанавливала игру на каминную полку. Она как бы видела маленькую комнату, в которой она разрабатывала свой бизнес-план в пустые вечера.

Робин сидел напротив нее через стол, пока они продолжали двигаться по унылому списку ее возможных ошибок. Под конец они подошли к ее неорганизованности, приведя в качестве примера исчезновение в Лос-Анджелес.

Робин закрыл свою папку, своевременно вздохнув.

— А в отсутствие директора-распорядителя производственная деятельность в Уинвуде принесла дополнительные потери продукции, которые, в свою очередь, повлекли за собой…

— Какая производственная деятельность? Я впервые об этом слышу.

Робин развел руками, как бы говоря: «От вас же».

Грэм торопливо вмешался:

— Они вчера прекратили работу на два часа в знак протеста по поводу столовой и планируют приостановить работу и сегодня днем.

За этим стоял Робин. В этом Харриет была уверена так же, как и во всем остальном. Каким-то образом он договорился с Миком или, как там его имя. А может быть, и с Реем Даннеттом. Ему хотелось подловить ее на Уинвуде, ее ахиллесовой пяте, а его чувство симметрии подсказало ему соединить это дело с Лос-Анджелесом и Каспаром, вытеснившим его. Была во всем этом неизбежная, ироничная аккуратность. Харриет поняла всю степень его решимости покончить с ней.

Она повернулась к нему лицом и снова сложила руки.

— И что?

Образы все еще проносились перед ней. Две девочки, пришедшие в «Степпинг» с их танцующими сливами, играющие в «Головоломку». Кондуктор автобуса семьдесят третьего маршрута и ее черно-белый стенд на Ярмарке игрушек в «Эрлз-Корт», и тот момент, когда ее солнечная экспозиция рухнула, и перед Лео, двумя девушками, Робином и ей самой предстали коробки и обломки из полистирола.

Невольная улыбка растянула рот Харриет, и она закусила губу между зубами, потому что знала, что близка к тому, чтобы заплакать.

Робин сделал короткий жест, который она могла расценивать, как победный.

— И, таким образом, директора попросили меня засвидетельствовать их готовность принять вашу отставку из совета директоров компании «Пикокс».

— Понимаю. А если я откажусь подавать в отставку?

Кэт заерзала на стуле, но ничего не сказала.

Робин улыбнулся. Это был час его триумфа, и Харриет видела, что это было наслаждением для него. Он также иногда улыбался в постели. Когда он отвечал, его голос звучал почти нежно:

— Харриет, я хотел бы, чтобы между нами все было совершенно ясно. С теми, кто меня поддерживает, я контролирую пятьдесят два процента компании. Если вы не захотите сотрудничать, я просто созову собрание акционеров и уволю вас, что будет вам неприятно, а для меня будет не более, чем неудобством. Почему мы не можем повести себя, как друзья, которыми мы и являемся, и не заключить цивилизованного соглашения за этими закрытыми дверями?

Эвфемистическое «мы» и «директора» улетучилось, заметила Харриет. Теперь были «я» и «вы» — отвратительная личная сущность этой битвы.

— Это было бы разумно, — сказал Джереми Крайтон.

— Спасибо, Джереми, но мне не нужны ваши советы. Скажите, Робин, каким образом вы можете контролировать больше пятидесяти процентов? Я владею двадцатью восемью процентами, и моя семья имеет еще двадцать процентов против двадцати процентов Лендуитов. У Грэма пять процентов.

Харриет улыбнулась, когда назвала его имя, и почувствовала его облегчение. Грэм не может спасти ее, но он не должен хотеть ее утопить. Харриет знала, что Робин собирался сказать, но она все равно хотела сама заставить его сказать это. Она хотела показать им самим их вероломство, потому что это было все, что она имела, Ее глаза жалили, и она чувствовала, что ей трудно дышать. Она больше не старалась скрыть дрожь своих рук.

Теперь все образы, которые промелькнули перед ее глазами, были ликующими, смеющимися в лицо над ее поражением. Она вспомнила головокружительно растущие цифры продаж после того, как «Головоломка» стала «Мейзу», завтрак в день выпуска акций, когда она, как королева, величаво шла по коммерческому банку. Она была одета в тот же костюм шанель темно-синего цвета. Харриет посмотрела на свои колени и уронила на них руки, чтобы их не видели окружающие. Вспышка большого квадратного бриллианта ударила ей в глаза. Это был тот бриллиант, который она купила себе, как одну из наград за успех. Он напоминал ей бриллианты Робина, колье и серьги со слезинками, которые он ей подарил, и слова, которые он сказал.