— Если ты нуждаешься во мне, — прошептала она.

Каспар не ответил.

Харриет снова выпрямилась и пошла к двери. Каспар лежал среди подушек. Он уменьшился, стало меньше жизни. Она вспомнила, что когда она впервые увидела его в Литтл-Шелли, на его фоне казался меньше Мартин Лендуит.

— Если ты нуждаешься во мне, — повторила Харриет, но сейчас это был уже рефрен.

Она вышла и кивнула Вернону, который стоял, прислонившись к противоположной стене коридора. Ожидая, она слышала инструкции Каспара по мобилизации юристов и агентов.

Харриет и Вернон повторили свой путь по коридору и затем через зал ожидания. Когда они подошли к стеклянной двери, которая открылась перед ними навстречу утреннему свету, Харриет заметила двух человек, идущих в ту же сторону, что и они.

Они шли очень медленно, и Харриет увидела, что это было из-за того, что женщина плакала, а мужчина поддерживал ее. Он был толстым, в спортивной рубашке, которая слишком плотно обтягивала его. Слезы женщины незаметно капали на ее розовую блузку. Хотя ей и незачем было выяснять, кто это, Харриет была уверена, что это мистер и миссис Гетц.

Автоматические двери раскрылись, и Харриет с Верноном вышли в яркий наступивший день.


— Линда сейчас спустится, — сообщила Харриет секретарь Клэр.

Харриет сидела среди плиссированных подушек в мраморной прохладе и ждала. Линда медленно спустилась по ступенькам. Ее глаза казались темными на бледном лице. Харриет подошла обнять ее, однако Линда только приняла объятия, не ответив на них.

— Давайте выйдем на улицу, — предложила Линда.

Было уже позднее утро, потому что Харриет пришлось провести длительные переговоры с секретарем, чтобы получить разрешение увидеть Линду.

Солнце пекло им головы, а они шли через безукоризненно чистую лужайку, мимо зеркального бассейна и цветочных газонов, оттененных темными колоннами кипарисов. Кто-то, то ли мать, то ли секретарь, уже сообщили Линде новости.

— Скажите, как он выглядит? — спросила она тихим монотонным голосом.

Харриет рассказала ей с тем оптимизмом, на который сейчас была способна. Линда пристально смотрела в сторону теннисного корта.

— Он не умрет?

Харриет остановилась, повернулась, встала перед ней и взяла ее руку.

— Нет. Я обещаю, что он не умрет.

Наконец, Линда, не мигая, посмотрела на нее.

— Он был пьяным в автомобиле?

Ложь и полуправда нейтрализовали друг друга у нее в голове, пока она не ответила:

— Да, был.

— Почему вас не было с ним?

— Я собиралась в Лондон сегодня утром. Я рано уехала домой. Наверное, я должна была остаться с ним.

— Другая девушка осталась, — сказала Линда тем же тихим голосом.

Клэр, должно быть, сказала ей. «Лучше бы она знала все», — подумала Харриет, — чем получала искаженную правду.

— Это была автомобильная катастрофа, Линда. Ужасный несчастный случай. Возможно, мы никогда точно не узнаем, что случилось.

— Возможно, — вежливо согласилась Линда.

Они пошли дальше под лучами солнца через пышный сад.

— Сегодня, после всего, вы уезжаете?

— Я должна.

Харриет заказала билет на вечерний рейс. Она прилетит в Лондон поздно, всего за несколько часов до собрания. Она сейчас старалась не думать об этом. Они были в дальнем конце сада, когда домоправительница-испанка вышла сказать Линде, что ее ланч готов.

Это была большая женщина, улыбающаяся Линде и называющая ее «душечка» со своим латинским акцентом. Линда и Харриет возвращались к дому, а Харриет снова вспомнила, как они прогуливали новогодний прием у Аннунзиаты.

Возле открытых дверей Линда замешкалась, ткнув носком туфли в камень дорожки.

— Я сначала подумала, что это вы, — сказала она, — в машине с Каспаром.

Харриет обняла ее, не заботясь о том, что Клэр может их увидеть.

— Это была не я. Я здесь с тобой. Я всегда буду с тобой, если тебе это будет нужно.

Такие же слова были адресованы и Каспару, но сейчас они не были стереотипом. Это была правда.

Линда кивнула. Почти неслышно она сказала:

— Я люблю вас.

Харриет улыбнулась, глядя вниз на макушку головы Линды. Неожиданное, но настоящее острое чувство счастья охватило ее.

— Я тоже тебя люблю.

— Харриет? Это плохо, радоваться, что умер кто-то другой, потому что это значит, что не вы?

Харриет сказала:

— Тебе нечего бояться или стыдиться, Линда. Запомни это, если можешь. Не бери на себя вину, которая не имеет к тебе отношения. В конце концов, ты получишь и свою долю.

Харриет старалась говорить как можно ласковее, однако Линда была непреклонна.

Она спросила:

— Тогда она имеет отношение к Каспару?

Харриет на секунду дольше задержала ее, пока обдумывала ответ, а потом отступила. Она не хотела делать этого, но все-таки отступила на шаг, держа Линду двумя руками.

— Я думаю, что Каспар — это единственный человек, который мог бы говорить с тобой об этом.

Она увидела слезы в глазах Линды, которые она с трудом пыталась сдерживать. Из дома послышался крик домоправительницы.

— Иди, — прошептала Харриет, — и помни о том, что я сказала тебе. До встречи в Лондоне.

— Помните и то, что сказала я, — твердо ответила Линда.

Она повернулась и побежала в дом.


Ровно в семь часов самолет Харриет начал взбираться вверх прямо на пламя лос-анджелесского заката. Затем, видимо решив, что зрелище зашло слишком далеко, он вошел в плавный поворот над дугою залива. Он снова выровнялся и взял направление на восток в сгущающуюся темноту, на Лондон.

Глава 17

Харриет попала домой в последний вечер в десять часов. Она оставила два чемодана в середине комнаты и подошла к телефону.

— Чарли? Что ты узнал?

Сидя в кресле, Чарли нажал на кнопку пульта дистанционного управления телевизором и выключил программу новостей. Дженни подняла брови, ее штопка упала на колени.

— Ничего.

— Как? Что-то должно быть.

— Точно. Тишина сама по себе зловеща. Но я не смог услышать даже шепота. Он заметает следы, где бы не проходил. Я поговорил еще раз с тем агентом по связям с общественностью. Все, что она знала, она уже рассказала мне. Послушай, Харриет, может быть, все это вполне невинно.

Харриет устало откинулась к мраморному камину. Ее глаза и рот пересохли в результате обезвоживания после длительного полета, а голова была тяжелой и тупой. Она нахмурила брови и, говоря, массировала переносицу.

— Я так не думаю.

— Тогда что ты подозреваешь?

Она замялась, а потом пожала плечами.

— Я не знаю. Он хочет как-то изменить структуру совета директоров, получив над ним контроль и посадив на мое место какое-то подставное лицо, и отстранить меня от руководства. Сможет ли он это сделать, зависит, конечно, от того, какую поддержку он собрал среди акционеров.

Он будет нуждаться в большом куске, чтобы противостоять ей и ее семье. Она держалась за это утешение.

— У тебя были проколы, Харриет? Чем он против тебя вооружен?

Она описала ему трудности с Уинвудом, плохую работу дорогостоящего оборудования, объемы продаж «Тревоги», новые линии производственных систем. Эти проблемы не были у нее в фокусе, поскольку она смотрела на них через искаженные линзы Лос-Анджелеса, и они представлялись не столь значительными на фоне беспокойства за Линду и грусти по Каспару. Она хотела бы, чтобы ее голова была ясной, но она все еще была уверена в том, что в «Пикокс» не было таких проблем, которые бы она не могла решить. Она коротко описала некоторые из них Чарли, испытывая потребность в друге и забывая, что он журналист.

— Он не сможет сбить меня этим. Но он может постараться, если захочет.

— Вот так, девушка, — Чарли почувствовал прилив восхищения, хотя ничего и не получил от очевидного доверия Харриет.

— Сейчас я иду спать, Чарли. Я не спала в самолете и только два часа удалось поспать прошлой ночью.

Она услышала громкий, короткий смех Чарли.

— Тогда давай, гуляка.

Харриет вспомнила потемневшее лицо Каспара, мистера и миссис Гетц. Она слишком устала, чтобы рассеивать иллюзии Чарли.

— Спокойной ночи, — монотонно произнесла она и повесила трубку.

Дженни вернулась к пуговицам на штанишках Гарри, но она бросила короткий взгляд на Чарли, когда откусывала нитку.

— Она хорошо провела время?

— Похоже, что так.

Чарли помрачнел, когда снова устраивался в своем кресле. Он нажал кнопку и вернул к жизни программу новостей.

Харриет взглянула на часы. Было поздно звонить Кэт, которая соблюдала режим, но и не невозможно. Сама Харриет утратила ощущение времени.

Она знала, что устала, но ее тело не говорило ей о том, что сейчас — день или ночь. Казалось, что она вступила в серую зону вечного тревожного бодрствования.

На звонок ответил Кен. Казалось, прошло очень много времени, пока Кэт подходила к телефону.

Наконец Харриет услышала:

— Это ты, Харриет?

Она улыбнулась:

— Кто же еще?

— Значит, ты благополучно вернулась.

— Да, мама. Нам надо поговорить по поводу завтрашнего дня.

И тут вдруг Харриет услышала тишину. Она говорила в нее, объясняя Кэт, что ей нужна ее поддержка, учитывая акции ее, Кена и Лизы. Кэт ничего не ответила, и голос Харриет стал резче.

— Ты будешь там?

Кэт ответила:

— Да, я должна быть.

Харриет слушала, пытаясь упорядочить свои мысли и удивляясь тому, какие шутки сыграла с ней усталость. Но было невозможным, чтобы они сыграли так же с Кэт. Она почувствовала, что ее сердце бьется тяжелыми неприятными толчками, но она старалась говорить настолько мягко и спокойно, насколько ей хватало сил.