Харриет увидела себя опускающейся на черные кожаные сиденья белого порша. Она представила себе, как удобно разрешить на целый вечер кому-нибудь другому принимать решения. Ей показалась привлекательной картина, в перспективе которой была возможность пообедать и при этом избежать визита в поздно работающий супермаркет в Белсайз-парке и не задумываться о том, что еще осталось в морозильнике. Она фыркнула и снова сложила испачканный носовой платок.

— Спасибо, я поеду.

— Хорошо.

Как только Робин получил желаемое, он снова стал оживленным.

— Тогда пошли.

И он увлек Харриет из невзрачного офиса вниз в бывшие конюшни.

Машина приняла ее в свои кожаные объятия именно так, как она себе и представляла. Было приятно прокатиться по Парк-лейн мимо клумб холодных нарциссов в Гайд-парке. Они пролетали между автобусами и такси. Робин был несколько рискованным водителем, как и сама Харриет. Настроение Харриет стало улучшаться. Лондон выглядел пестрым и оживленным, заполненным спешащими куда-то людьми. Ей хотелось забыть о том моменте слабости.

— В последнее время было много тяжелой работы.

Почти объяснение. Она не хотела, чтобы он понял, что она чувствительна к его доброте.

— Не следует перерабатывать, — ответил Робин.

«Счастливчик, что тебе не приходится делать этого», — подумала Харриет.

— Не хотите ли сначала заехать домой выпить, а позже мы сможем поехать поесть.

— Это звучит приятно.

«Решения, по крайней мере административные, сегодня вечером будет принимать он», — подумала Харриет, откинувшись на спинку сидения и восхищаясь работой порша.

Если бы она представила себе, где он живет, то нарисовала бы картину душной квартиры, набитой коврами, вероятно, в большом особняке на одной из угрюмых улиц за Слоун-сквер. Однако Робин направлялся через реку, туда, куда вела вереница огней от темных деревьев Баттерси-парка.

Он остановил машину на уютной улице с рядами цветущих вишневых деревьев.

— Так это ваш дом?

— А какой вы ожидали?

Харриет засмеялась:

— Я не знаю. Какой-нибудь другой, не такой.

Две нижние комнаты были соединены вместе, как у Джейн. Но на этом сходство заканчивалось. Остальное здесь было значительно лучше и гораздо разумнее. Здесь были большие светло-серые диваны, мраморные каминные полки, красивая блестящая каминная решетка, блестящий паркет и один крупный предмет мебели рядом с французским окном в конце комнаты. Это был бидермейеровский письменный стол с двумя дюжинами крошечных выдвижных ящиков с ручками из слоновой кости.

Харриет непроизвольно направилась к нему и погладила ладонью теплую и гладкую березовую поверхность. Она заметила, что здесь не было даже тончайшего слоя пыли. Все в комнате было очень аккуратным и чистым. Без сомнения, все это поддерживалось в порядке какой-нибудь преданной служанкой. Она представила ее преданность к работе: «Мой молодой мистер Лендуит — очаровательный мальчик», — и чуть не рассмеялась.

— Превосходный, — сказала она о столе, чтобы скрыть свое веселье.

Робину это было приятно.

— Я увидел его в каталоге, поехал и сделал надбавку от себя, для того чтобы не упустить шанс и не потерять его. Остальное сделали специалисты по интерьеру.

Он махнул рукой, и Харриет увидела, что этот дом для Робина был просто тем местом, где он жил, обязательно таким же внешне превосходным, как и покрой его костюма, и требующим примерно таких же эмоциональных затрат. Робин просто выбрал хорошего специалиста по интерьеру. Он, вероятно, полагал, что чем больше энергии он затратит на устройство дома, тем меньше ее останется на то, чтобы делать деньги.

Она почувствовала, что обладает большим, чем он, опытом. Она уже построила свой собственный дом, а потом разобрала его в ящики, в которых слоями лежали ножи, керамическая посуда, кофейники и свадебный фарфор. «Что лучше, — подумала она, — сделать много или не делать ничего?»

А сейчас в Белсайз-парке не хватало времени для устройства домашних дел. В коробках, оставшихся нераспакованными, находятся парадные украшения ее замужества. Но она не старается сделать деньги ради денег, определила для себя Харриет. Она добивается успеха для «Головоломки» и, следовательно, успеха для себя и Саймона.

Дневные заботы опять нахлынули на нее, но она отмахнулась от них. Она опустилась на один из серых диванов. Она увидела, что здесь были даже свежие цветы, которые стояли в вазе возле негорящего очага. Конечно, от огня грязь, и за ним надо следить.

— Я провожу здесь не слишком много времени, — сказал Робин, очевидно следуя за ее мыслями.

— Я тоже сейчас уделяю мало внимания своему дому, — улыбнулась ему Харриет.

— А возможно ли работать без перегрузки?

— Не на том месте, где я нахожусь сейчас. Возможно, в будущем году будет по-другому.

Он вложил стакан с выпивкой ей в руку, и они без слов умиротворенно подняли стаканы друг за друга.

Они выпили один раз, а потом еще. А когда закончили, Робин сказал, что он хочет принять душ перед тем, как ехать обедать, и вежливо спросил, не хочет ли Харриет тоже.

Она задумалась. Она чувствовала себя усталой и нечистой, и идея принять горячий душ была привлекательна. Однако она снова может стать уязвимой, снимая с себя одежду в доме Робина Лендуита, который хоть и не враг, но еще и не друг.

Харриет решила, что она ведет себя глупо. Если ей нужен душ, то надо его принять.

— Спасибо, — быстро ответила она.

Он проводил ее на второй этаж. Картины, висящие наверху, напомнили Харриет офис «Лендуит Эссоушиэйтс». Или, возможно, они были куплены для того, чтобы висеть в нескольких местах? Спальня Робина с большой ванной комнатой, двойная дверь в которую располагалась с другой стороны, была обставлена по-мужски. Здесь было много массивного красного дерева и солидные портьеры, а также фотографии в рамках, которые, в основном, представляли спортивные команды с перекрещенными крикетными битами и мячами для регби в середине.

Все было безупречного вкуса, однако Харриет испытывала раздражение от выставленного напоказ незаработанного процветания. Робин Лендуит должен был бы занимать тонущую в беспорядке квартиру с политическими плакатами или звездами рока на стенах и запахом давно не опустошаемого мусорного ведра, распространяющемся в тяжелом кухонном воздухе. Лео жил как раз в такой квартире, когда она впервые встретила его. Она начала с принятия гигиенических мер в кухне, когда они вместе переехали в свою собственную квартиру.

«И почему, — удивилась Харриет, — сегодня вечером я так часто вспоминаю Лео?»

Робин прошел за ней в ванную и дал толстые, чистые, белые полотенца. Затем он вышел, закрыв за собой двойные двери.

Харриет, рассматривая, обошла все вокруг. И здесь было много красного дерева, серо-белого мрамора и тяжелой, старомодной белой керамической арматуры. Здесь были щетки для волос с инициалами и неизвестная парфюмерия в различных флаконах. Она подошла к окну и посмотрела вниз, ее раздражение улетучивалось и приходил умиротворяющий покой. За домом было еще достаточно светло, чтобы увидеть маленький квадрат сада, вымощенного кирпичом и выглядящего летним благодаря высоким решеткам с вьющимися растениями. Она представила его при дневном свете с молодыми зелеными листьями на тонких стебельках, появляющимися на вьющихся растениях.

— Прекрасно, — снова сказала она.

Опустив белую штору, Харриет продолжила свои исследования. Ей потребовалось несколько минут, для того чтобы найти душ, но потом она обнаружила его за дверью с непрозрачными стеклянными витражами. Она разделась и в беспорядке бросила одежду на стул. Она критически осмотрела себя в удобном зеркале. Возможно, она была слишком худой. Конечно, ее ребра явно просматривались под бледной кожей и тазовые кости остро выступали с обеих сторон вогнутой части тела. Однако ее талия была достаточно стройной, у нее были хорошие ноги и грудь была аккуратной и твердой, хотя, считалось, что она маловата.

Лео часто говорил, что без одежды она выглядит значительно лучше в отличие от большинства женщин. Ну, а она полагала, что уж Лео-то понимает. Харриет включила душ на полный напор и шагнула в сверкающий поток воды. Одним из недостатков квартиры в Белсайз-парке была совершенно непредсказуемая система нагрева. Она еще не уяснила закономерностей, с помощью которых можно было бы определить, когда в полуразмерном баке достаточно горячей воды для того, чтобы она могла позволить себе получить удовольствие в полуразмерной ванной. Вода была горячей, и при таком ее явном изобилии следовало насладиться ею сполна.

Пар, напор воды и непрозрачные стекла были эффективной изоляцией от внешнего мира. Намыливаясь мылом Робина, она тихонько напевала и развлекала себя, размышляя о том, что она должна будет сделать, если, выйдя голой из душа, обнаружит Робина, сидящего на стуле в ванной и ожидающего ее.

Она решила, что будет изящной и величественной. Не спеша она возьмет одно из больших белых полотенец и обмотается им. Одним углом она смахнет серебристые капли воды с шеи и рук, а он будет виновато наблюдать за ней. Она ничего не скажет, но Робин сразу поймет, что совершил серьезную ошибку. Он встанет пораженный и выскользнет, бормоча извинения. Позже, когда она спуститься вниз, никто из них не упомянет об этом инциденте.

«Замечательно», — решила Харриет, смывая мыло.

Она повернула регулятор на холод и несколько секунд простояла, дрожа под ледяными струями. Потом она снова открыла дверь, чувствуя, что ее кожа раскалена.

Ванная была пуста, за исключением ее одежды, лежащей именно там, куда она ее и бросила, и выглядевшей, к сожалению, измятой. Харриет снова бросила взгляд на себя в зеркало, только теперь она была разгоряченной, с лицом свекольного цвета, с волосами, прилипшими к голове, и выглядела так, как будто только что закончила соревнование по плаванию. На ее лице появилось задумчивое выражение. Так много тщеславия и фантазии. Никто не собирался прятаться в ванной, для того чтобы бросить мимолетный взгляд на капитана спортивной команды с лицом кирпичного цвета. Харриет схватила полотенце и яростно растерлась.