Она прижалась лбом к холодному стеклу и, успокоившись, медленно задышала. Она достанет деньги. Она получит заказы на Ярмарке. Игра появится в магазинах к осени. А благодаря ее усилиям эта игра наверняка будет затем снова продаваться в магазинах.

Харриет подняла глаза и увидела двух кошек, которые лазали по изгороди и жалобно мяукали. Она забыла впустить их и накормить. Чувствуя себя виноватой, она подошла к двери и открыла ее. Кошки запрыгали вниз по ступенькам и пронеслись мимо ее ног в кухню. Харриет последовала за ними, вынула ложкой мясо из консервной банки и разложила в две миски. Тотчас же мяуканье стихло и сменилось удовлетворенным жеванием, которое прерывалось мурлыканьем. Харриет рассеянно отрезала себе кусок хлеба и съела его, прислонясь к кухонному столу и наблюдая, как кошки поглощают свою пищу. Она подумала, что если бы только она смогла уделить такое же внимание налаживанию всех дел в своей компании, то, вероятно, исчезли бы все препятствия.

Чай в чайнике остыл, но она все же налила себе еще чашку и снова взялась за свои цифры.

Наевшиеся кошки вернулись к ней. Одна устроилась у ее ног, как теплая подушечка, а другая забралась к ней на колени. Харриет гладила мягкий мех. Она радовалась обществу кошек. Они не отвлекали ее, как это было бы с Чарли Тимбеллом.

Кроме практических деталей, касающихся изготовления и продажи, банк хотел бы иметь сведения о структуре компании, в которую их попросят вложить капитал. Тщательно взвесив свои потребности, Харриет пришла к заключению, что было бы лучше всего, если бы штат был минимальным. Она решила, что сначала она сама смогла бы вести дела, как единственный хозяин. Ей понадобятся секретарь и счетовод, занятый неполный рабочий день, и очень хороший бухгалтер. Но в мире карточного домика ей необходимо достать деньги до того, как она сможет назначить кого-либо.

Она ясно осознавала, что на самом деле она просит капиталовложение в себя. Были ее собственная энергия, ее собственное умение торговать, которые заставили бы ее предприятие работать. В результате тщательного анализа рынка, проведенного совсем не научным способом, а просто полагаясь на интуицию, она решила, что даже плохую игру можно сделать такой, которая будет хорошо продаваться. Если она будет интересно упакована и будет удачно найден рынок сбыта, и если о ней будут много говорить и писать так, что люди это заметят, то она будет продаваться. Возможно, в нее поиграют только один-два раза, но за нее все равно уже будет заплачено.

Харриет была убеждена, что она может упаковывать, продавать и содействовать распространению не только так же хорошо, как кто-либо другой, а даже лучше, потому что именно она сконцентрировала на этом все свое внимание. У нее больше не было никаких других потребностей и ничем другим она не хотела заниматься. Она предложит себя банку Мортона.

Это принесло ей удовлетворение и придало уверенности в том, что ее игра — игра Саймона — хороша. Она была наилучшей из всего того, что она видела или могла вспомнить.

Дождь прекратился накануне вечером. Харриет подошла к новому зданию банка из черного стекла при слабом свете солнца за семь минут до открытия. Она стояла, глядя на здания Сити, возвышающиеся вокруг нее, на камень, бетон и стекло, покрытые копотью, и чувствуя свою ненужность в их величественной тени.

«Конечно, — сказала она себе, — а что другое ты могла бы почувствовать».

Точно за две минуты до назначенного времени она представилась ведущему прием посетителей секретарю за конторкой в мраморном вестибюле. За спиной Харриет среди зеленых пальм расточительно журчал фонтан. Пока секретарь говорил по телефону, чтобы доложить о ее прибытии, Харриет подумала о том, что деньги говорят на различных языках. Вот этот тихий и спокойный голос, гармонично сочетающийся с вежливой водой и гладким холодным камнем, становится знакомым для нее. Она знала, что если бы она проникла поглубже, ей бы пришлось услышать другие, более грубые языки.

По указанию секретаря она вошла в отполированную кабину лифта и поднялась на верхний этаж. Здесь, наверху, открывалась перспектива пространства, покрытого ковром и заканчивающегося зеркальным стеклом, которое, в свою очередь, открывало новую перспективу — башни и слепые стеклянные глазницы окон. Было тихо, как в нефе церкви, глядя через который видишь какой-то огромный запрестольный образ. Харриет послышалось негромкое жужжание на некотором расстоянии от нее. Она знала, что это голос банковского оборудования, электронного сердца банка, который так напоминал ей шепот молитвы.

Из одной двери, которая открывалась, как вход в отгороженное место в нефе, вышел какой-то мужчина. В своей темной одежде на фоне яркого стекла он казался бесцветным, как церковный псаломщик.

— Миссис Гоулд? Пройдите сюда, пожалуйста.

Она послушно пошла с ним. За дверью была комната для совещаний. Она была такая обыкновенная, с пустым овальным столом, стеклянными пепельницами и незапоминающимися картинами, что Харриет сразу почувствовала себя сбитой с толку. Псаломщик превратился в мужчину средних лет в скромном костюме. В комнате было еще двое ожидающих ее мужчин, на удивление молодых и точно так же одетых. У всех троих были румяные, гладкие, приятные лица; их так же трудно было отличить друг от друга, как картины на стенах.

Харриет сделала усилие, чтобы сосредоточиться. Машинально она пригладила кромку своего простенького темного жакета. Костюмная юбка была до колен и узкая, однако не слишком. На ней были простые темные туфли на низких каблуках. Она была правильно одета — точная копия банковских служащих.

— Садитесь, пожалуйста.

Самый молодой из трех подал ей стул. Харриет села. Она улыбнулась каждому из них, но отказалась от кофе, предложенного для проформы.

— Ну, миссис Гоулд, не расскажите ли вы нам о вашем проекте?

Предложение исходило от самого старшего. Он положил сжатые кулаки на стол, он весь выражал внимание. Двое остальных, сидевших по обе стороны от него, приняли почти такое же положение. Харриет посмотрела по очереди на каждого из них, вспоминая имена, которыми они представились, а затем начала.

Спокойно, ничего не выделяя и не подчеркивая, она сказала им:

— Игра называется «Головоломка».

Ей понадобилось много времени, чтобы выбрать название. Саймон вообще никогда никак ее не называл. Долгое время она называла ее про себя просто «Игра Саймона». После встречи с тем логиком — кондуктором автобуса — она задумалась о его пути, о его теории предопределения, о судьбе, а также о словах Саймона: «Это замечательная игра, если вы умеете правильно играть в нее. Она, как сама жизнь». Но Харриет отвергала все своеобразные, необыкновенные названия, которые соответствовали бы смыслу этой игры, так как из-за них игра выглядела бы слишком серьезной, чтобы хотелось играть в нее.

«Головоломка» — это легко выговаривалось и содержало определенную загадочность. Люди при желании могли вкладывать свой собственный смысл в блестящие дорожки. Харриет только хотела, чтобы они дарили эту игру друг другу на Рождество.

В комнате для совещаний, в отделе капиталовложений в новое производство банка Мортона, Харриет раскрыла маленький чемоданчик. Как это бывало и в каждом из предыдущих подобных случаев, она чувствовала себя коробейником, выставляющим на показ свои товары.

В чемодане находилась коробка. Пока это был только макет, однако он был достаточно похож на ту коробку, которую Харриет хотела иметь для «Головоломки» в качестве окончательного варианта. Художественное оформление и четкие надписи, выполненные шрифтом «Деко» и написанные солнечными, сверкающими красками, были сделаны после десятка отклоненных вариантов в дизайнерской мастерской, рекомендованной Дженни.

Пробный оттиск художественного оформления с использованием пяти цветов для обеспечения глубины и яркости был сделан в типографии, рекомендованной дизайнерской мастерской. Харриет сама нашла изготовителя коробок, который сделал образец в соответствии с ее требованиями. Все эксперименты были очень дороги. Харриет тратила свои деньги, понимая, что на этом не следует экономить.

Со временем художественное оформление будет печататься на коробках, а затем ламинироваться для придания блеска. Сегодня Харриет не смогла сделать ничего лучше, чем наклеить ламинированный оттиск на образец коробки.

Она была удовлетворена, что даже в таком виде коробка производила сильное впечатление.

Банкиры внимательно осмотрели коробку. Харриет открыла крышку, чтобы показать саму игру. Инструкция уже была отпечатана, однако пока еще лист с инструкцией был просто приклеен к внутренней стороне крышки. Еще не было формы для изготовления чашечек, в которых бы хранились шарики и фишки. Это произойдет только тогда, когда Харриет достанет для этого деньги.

«Ну, пожалуйста», — хотела она попросить этих троих с румяными лицами. Вместо этого она достала черную сверкающую доску и установила в их пазы белые воротца.

— Вот так это работает.

Трое мужчин внимательно следили за тем, как работает «Головоломка». Двое из них разобрались в игре, а третий — нет, хотя он и был достаточно умен, чтобы скрыть это, уступая своим коллегам игру, когда подходила его очередь и маскируя свои сомнения понимающей улыбкой. Харриет предполагала, что, вероятно, она одна заметила это.

Довольно громко крича, двое других вызвали друг друга на соревнование в получении наименьшего числа очков за три игры. Атмосфера в комнате для совещаний стала легкомысленной. Харриет подсчитала очки и объявила в конце старшего мужчину победителем. Она решила, что это, может быть, существенно. Третий мужчина незаметно вышел из комнаты и вернулся с пачкой бумаг, когда игра закончилась.

— Весьма занимательно, — вынес свой вердикт старший мужчина, и его помощники кивнули, — и очень красиво представлено.