Оскар, как всегда, был сама пунктуальность, и через пару минут я увидела, как его черная «ауди» припарковывается у подъезда. А еще через пару минут мои чемоданы оказались в багажнике. Его машина стала похожа на фургон для перевозки небольших грузов. Весь багажник и заднее сиденье были забиты коробками с буклетами, брошюрами и каталогами, которые нам очень пригодятся на выставке, их, как всегда, не хватит на всех желающих.


Мы выехали на шоссе и взяли курс на Бургос. Оскар врубил на полную громкость Брюса Спрингстина, нажал на газ, и мы помчались по совершенно пустынной дороге. За окнами разгорался великолепный день. Один из тех неповторимых погожих дней в начале октября, которые заставляют с ностальгией вспоминать о лете. Бабье лето. Солнечные лучи приветливо заглядывали в машину, и их ласковый свет поднимал нам настроение.

— Как думаешь, в Париже погода не подведет?

— Очень на это надеюсь, я взяла с собой только летнее, и, если пойдет дождь, я умру.

— Еклмн!

— Что случилось?!

— Кажется, я забыл электробритву! Дуралей набитый!

— Не беспокойся, я дам тебе «бик» одноразовый. Я всегда вожу с собой про запас. Если подойдет, считай, что я тебе его подарила.

— Не бывает худа без добра! Что бы я делал без вас, женщины, если бы вы не брились.

— О! И еще как, раз в десять больше, чем вы. Это я тебе говорю.

— Дело, должно быть, нешуточное! Я вот подбородок побрил, и никаких хлопот. А вам бедным как, уж и не знаю…

— Ничего, мужчина, ты что думаешь, человек ко всему привыкает. Нужно будет, и ты побреешь, где надо и где не надо. Вы сами хотите нас видеть такими. В полном боевом порядке: опрятными, нарядными и домовитыми, без шерсти, перьев и всякой природной растительности.

Оскар разулыбался, довольный, что со мной можно было пошутить даже на такие темы и так же свободно, как со своими друзьями-мужиками. Я сама не раз задавалась вопросом: почему женщины не могут спокойно говорить о таких простых и естественных вещах, к чему это дурное кокетство, к чему строить из себя таинственных жриц весьма сомнительного искусства с секретами еще более сомнительного свойства?

Как только мы перебрались через границу в Ируне, сразу стала ощущаться французская атмосфера: иной дух, иное настроение, иной порядок жизни.

— Где нам лучше перекусить? Где-нибудь по дороге, вдоль шоссе?

— Мужчина! И думать забудь! Мы же во Франции. Зачем нам травиться в какой-то придорожной забегаловке, если в пятнадцати километрах отсюда раскинулся шикарный Биарриц!


Биарриц — это маленькая сказка! Городок просто волшебный. Назойливые туристы давно испарились отсюда, и по набережной и улицам чинно прохаживались только местные матроны со своими собачонками. Без проблем припарковав машину у самого пляжа, мы зашли в маленький ресторанчик, расположенный настолько близко к морю, что порой казалось, будто он на гребне волны. Мы сели на террасе, и перед нами открылся такой вид, что перехватило дыхание. Кантабрия. Море серое, почти белое. Волны словно вот-вот поглотят берег вместе с городом. Тихо падают листья с деревьев. Не знаю, как чувствовал себя в это время Оскар, но я была в настоящей сказке, не хватало только принца, такого же прекрасного и романтичного, как окружающий пейзаж. Но грезы тем и отличаются, что рано или поздно с ними пора расставаться. Я стряхнула с себя свой очарованный сон и заказала официанту рыбное филе, как всегда, и бутылку Бурдеос. Мы допили бутылку под сырные закуски и болтовню о работе. На десерт официант принес нам кофе со сливками, такой, какой умеют готовить только во Франции. Оскар завел канитель про свою жену и близнецов. Я отключилась от него, как от назойливого радио, и снова погрузилась в волшебную атмосферу Биаррица. Я чувствовала себя бесконечно усталой, охваченной непонятной тоской и очень одинокой…

Когда мы заселялись в Париже в гостиницу, был уже час ночи. Я быстро раскидала вещи из чемодана, приняла душ, набросала, сидя в постели, план завтрашнего дня и уснула.

2

Кто хотя бы раз участвовал в международных ярмарках, хорошо знает, какая неразбериха, шум, крики, кутерьма, интриги творятся там в последние часы перед открытием. Целый день я только и делала, что проверяла бесконечные списки необходимых вещей, которые уже привезли или вот-вот должны были подвезти, связывалась то с транспортниками, то с организаторами, одолевая их настойчивыми просьбами, а порой и пускаясь в перебранки, раскладывала по полочкам рекламные материалы. В это время мужчины, сотрудники нашей компании, обливаясь потом, расставляли столы для переговоров, барные стойки, стулья, подключали технику, навешивали логотипы и распаковывали рекламные образцы.

Вечером первого дня мы все, вымотанные донельзя, сидели за одним столом. Желающие потягивали пивко. Сообща обсуждалось, где лучше поужинать. Команда подобралась изумительная. Я оказалась в компании пяти мужиков. Все они инженеры, все целыми месяцами работают, не заходя в контору. Они знают в Европе каждый уголок, гостиница им как дом родной, а ресторан — как собственная кухня. Для полного счета нам не хватало только двоих: французской переводчицы, которая, по-видимому, вообще никогда не спешила на работу, и последнего члена нашей рабочей дружины, Филиппа, он должен был прилететь этой ночью из Голландии. Мне было любопытно с ним увидеться — до сих пор мы общались только по телефону. Много ли поймешь о человеке, о котором знаешь лишь то, что у него приятный, мягкий голос. Вот только какого рода эта мягкость? В компании его очень ценили. Говорили, что он умен, энергичен и обладает прекрасным чувством юмора. Из его личной биографии удалось узнать тоже немного — что он женат на какой-то немке и у них пока нет детей. Его мать нидерландка, а отец испанец. Поэтому его звали Филипп, а не Фелипе.


Наш ужин подходил к концу. Мы остановились на одном из тех ресторанов эконом-класса, какие обычно предпочитают туристы и каких полно в любом городе мира. Бутылки опустошались одна за другой, и тут же появлялись новые. Ночь только начиналась, и никто даже не задумывался о том, как будет вставать завтра с утра. Наконец-то соизволила появиться переводчица, Алина. Понятное дело, только для того, чтобы поужинать. Но я все равно была ей рада — теперь я хотя бы была не одна среди этих бестий продувных. Алина оказалась девушкой симпатичной, как, впрочем, и все переводчицы, но такой же пустой и ограниченной, как большинство из них. Вдобавок она едва говорила по-испански, и английский знала не лучше касательно нашей специальности. Подозреваю, что во время ярмарки она будет служить нам в качестве украшения. Наши парни с удовольствием заигрывали с ней, пряча под приветливыми улыбками привычные для них грубые шутки. Это вызывало у меня противоречивые чувства. С одной стороны, я вместе с ними смеялась над теми двусмысленностями, которые они отпускали, а с другой — мне было откровенно неприятно, потому что я тоже женщина, и меня это унижало. В итоге я решила не обращать внимания ни на одних, ни на другую и просто наслаждаться великолепным вином, которого было заказано в избытке.

В этот самый момент к нашему столику подошел человек лет тридцати с хвостиком, седой, с бородкой, как у Карлоса, и с самыми очаровательными глазами, какие я когда-либо видела: большими, теплыми, полными юмора и жизненной энергии. Одет он был с иголочки, на все сто, в костюм от «Хуго Босс».

— А, Филипп, это ты, дружище, наконец-то! Ты нас нашел без проблем?

— Без всяких. Я просто показал таксисту записку, которую вы мне оставили в гостинице, и вот я здесь. Выпить еще осталось?

С этим вопросом он опоздал — пока он здоровался, я уже налила ему полный бокал из бутылки, оставленной специально для него. Филипп тут же сел рядом со мной и положил руку на спинку моего стула.

— За здоровье всех! Всем привет! — Потом он повернулся ко мне: — Я должен тебе сказать бонсуар или буэнас ночес[9]?

— Доброй ночи вполне хватит.

— Обожди, значит, ты и есть та самая моя напарница из Мадрида. Я чертовски рад с тобой познакомиться. Хочешь, я кое-что скажу тебе по секрету? Я даже представить себе не мог, что ты такая красавица. Не хочу показаться невежливым, но… сколько тебе лет?

— Двадцать пять, без пяти минут двадцать шесть. А ты что подумал? Зачем тебе это?

— Да так, ничего. Просто с вами и вашим возрастом надо быть очень осторожным. А я из тех, кто предпочитает приятные сюрпризы. — Он отвесил мне комплимент так легко и просто, будто мы уже тысячу лет были знакомы, и я сразу прониклась к нему доверием и симпатией. — Как переводчица на этот раз? Что-нибудь соображает или как всегда?

— Еще не знаю, мы с ней только что познакомились. Точнее, еще даже не закончили. Но если она работает так же, как владеет языками, то сразу могу сказать: считай, что ее как бы нет. Она будет пикантной приправой к тому, что мы сможем состряпать без нее.

— А разве сегодня она не помогала вам? Отчего же у нас тогда указательный пальчик дрожит?

— Понятия не имею, у нее спроси.

В этот момент, склонив голову набок и блаженно прикрыв веки, Алина внимала бесконечным комплиментам Оскара. Филипп легонько похлопал ее по плечу:

— А пальчик чего у нас дрожит? Устал носик ковырять?

Бедная девушка приветливо улыбнулась, не подозревая ничего плохого. К счастью, дружный хохот по поводу этой шутки совпал с бурным аккордом ресторанной музыки.

— Хватит, Филипп. Лучше расскажи нам какой-нибудь последний анекдот.

— Последний, совсем свежий, парни, я сам его только что услышал. Знаете, как называется сперма мужика после вазэктомии[10]?

— Как?

— Сперма-лайт.

Все рассмеялись, даже Алина не удержалась.