Доктор Нонна - Женщина-кошка

Рон всегда подробно и с видимым удовольствием выкладывал ей все новости. У Тома режутся зубки, он трудно перенес очередную прививку, капризничает…

Фира слушала его, затаив дыхание, и ей казалось – будь она рядом, ни одна слезинка не упала бы из глаз ее сыночка.

В один далеко не прекрасный день Рон вернулся домой озабоченным.

– У Пита большая беда, – сказал он. – Ревекка подсела на иглу.

– С чего бы это? – удивилась и встревожилась Фира. И, надо признать, не за Ревекку, а за Пита и Тома.

– В молодости у нее уже были такие проблемы. Тогда Пит ее вытащил. А сейчас… видимо, устала, решила немного расслабиться. А Пит проглядел. Дело, как оказалось, зашло довольно далеко. Но ты не беспокойся – Пит делает все, чтобы ей помочь.

– Господи, а как же Том?

– Ему взяли няню. Она постоянно при нем.

Теперь новости из дома Кригов становились все тревожнее и тревожнее, словно сводки с поля боя.

– Передозировка… Больше суток без сознания… Пришлось госпитализировать… Пит извелся, совсем не работает… У нас проблемы в банке…

Рон не знал, к счастью, что проблемы в банке возникли из-за того, что Пит был вынужден тратить деньги на лечение Ревекки и на наркотики. Он не в силах был отказать жене, когда видел ее мучения во время ломки. Он все понимал, но сделать ничего не мог. Он сам был на грани срыва…

А вскоре случилось страшное и не до конца понятное. Ревекка взяла Тома, сказав няне, что идет с ним гулять, и вернулась одна. Объяснить она ничего не смогла: бессмысленная улыбка, стеклянные глаза, невнятная речь.

В почтовом ящике Пит обнаружил записку: «Твой сын у нас. Жди звонка. Не вздумай обратиться в полицию, иначе никогда больше не увидишь своего ублюдка».

Сильный и мужественный человек, Пит впервые в жизни не знал, что делать, и во всем винил только себя. Словно, давая клятву, он мысленно повторял: «Если Том останется жив, я верну его Фире».

В полицию он, конечно, не обратился, слишком хорошо знал, чем кончаются такие обращения. Сел в кресло возле телефона со стаканом виски и принялся ждать… Звонок заставил его вздрогнуть. Голос, резкий, хрипловатый, с чуть заметным акцентом, рубленые фразы:

– Перепишешь свой банк на нас. Адвокат. Необходимые бумаги. Тайм-сквер, десять вечера. Все понял?

– Что с мальчиком? – Это сейчас волновало Пита куда больше, чем передача банка в чужие руки.

– Пока жив. У него два часа времени. Действуй.

Криг связался с адвокатом компании, дал короткие указания и назначил встречу на Манхэттене.

В назначенном месте в десять вечера проходящий мимо молодой человек бросил через плечо:

– Идите за мной.

Прошли Тайм-сквер. На углу – черный «Линкольн», кто-то изнутри открыл дверцу.

– В машину! Быстро!

Едва они сели, автомобиль рванул с места. В нем находились три человека. Тома с ними не было.

– Я ничего не подпишу, пока не увижу ребенка.

– Ты не увидишь его, пока не подпишешь все бумаги.

Машина покрутилась по городу, остановилась возле подозрительной пиццерии. Вошли внутрь, в какую-то подсобку. В углу на кушетке Пит увидел спящего Тома, укрытого мятой курткой.

«Неужели они усыпили его?» – со страхом подумал он.

– Готовьте бумаги, я все подпишу!

Здесь же находился нотариус, и вдвоем с адвокатом они оформили все необходимые документы. Малыш все это время спал.

После завершения сделки (а точнее, грабежа) Пит взял сына на руки, и они вышли на улицу.

– Такси! – Криг остановил машину и назвал адрес Фиры.

Адвокат протянул ему руку, прощаясь:

– Держитесь, мистер Криг.

– Извините меня, – сказал Пит, когда Фира открыла дверь. – Мне некуда больше пойти.

– А что случилось? – Из спальни вышел, позевывая, Рон.

– Случилось?.. Я даже не знаю, как объяснить… словом, похоже, что Ревекка продала Тома. И с меня взяли выкуп за него. Я отдал за своего малыша пятьдесят процентов акций банка. Прости, Рон. Я не считаю это слишком большой ценой за жизнь моего сына.

– Мы обсудим это завтра, – спокойно ответил Рон.

Фира бережно взяла Тома из рук Пита и прижала к груди. Она никак не могла понять, что произошло с Ревеккой. Отдать крохотного сына за дозу героина… Впрочем, как врач, Фира хорошо знала дьявольскую силу этого зелья. Она наслаждалась близостью к своему ребенку.

– Он странно дышит, – забеспокоилась Фира. – Давно он спит?

– Не знаю. – Пит устало присел в кресло. Рон притащил ему стакан виски. – Мне вернули его уже спящим. Боюсь, ему дали снотворное.

– Немедленно в центр, – скомандовала Фира. – Нужно сделать анализ крови.

Результат анализа успокоил Фиру – снотворное, которое дали малышу, оказалось довольно простым и безобидным. Фира отправила мужчин по домам, а сама осталась на ночь в центре и просидела, счастливая, до утра возле кроватки Тома. «Вернулся мой сынок, – умиротворенно думала она, совершенно забывая о последствиях этого страшного события. – Прав был мой милый Яков в своей уверенности. Это он оттуда помог мне, как и обещал, вернуть моего сына. Я никому теперь не отдам Тома».

Утром Пит привез в центр няню малыша, она сменила усталую и… счастливую Фиру.

Они вышли в холл, сели в кресла, Пит закурил. Он выглядел усталым. Глаза ввалились, но блестят, небрит, но собран, никакой вчерашней растерянности.

– Как Том? – спросил он.

– В порядке, – Фира помахала ладонью, отгоняя сигаретный дым. – Все хорошо. Что с банком?

– Мы перевели часть денег в Швейцарию… – Пит стал подробно объяснять ей все, что они решили сделать, чтобы избежать банкротства.

Фира делала умные глаза, но не понимала и не слушала, только кивала и одобрительно смотрела ему в глаза. Ее интересовало совсем другое.

– Как Ревекка?

Пит нахмурился, немного смешался.

– Она еще не совсем пришла в себя. Я не могу поверить, что она это сделала. Мне очень больно. Я был уверен – когда появится малыш, Ревекка навсегда покончит со своей слабостью. Она ведь стала принимать наркотики, когда узнала, что бесплодна, – для женщины это огромное потрясение. Не осуждай ее. Я отдам последние деньги на ее лечение. И когда она станет здорова, мы заберем у тебя Тома. А пока я доверяю его тебе…

Фира согласно кивала, едва сдерживаясь. Как глупы бывают мужчины. Неужели Пит не понимает, что отдать своего долгожданного ребенка за дозу – это последняя стадия падения. Ревекка никогда уже не выправится. Она уже не жена, не мать, не человек…

– Я должна идти, – сказала Фира. – У меня много работы.

– Тебе надо отдохнуть. – Пит встал, взял ее за руку. – Спасибо тебе. Я думаю, у меня остался в жизни только один настоящий друг – это ты. Не бросай меня. – Эти слова прозвучали как-то печально и безнадежно.

Вечером, едва добравшись до дома, Фира провалилась в тяжелый, липкий сон.

Утром Рон улетел в Швейцарию спасать бизнес, оставив записку: «Держись, любимая. Все будет хорошо!»

Фира подошла к окну, прижалась горячим лбом к холодному стеклу. Ночь кончилась, настал новый день – день нового решения. И оно пришло, трудное, жесткое и жестокое. В конце концов, она это делала не для себя, а для своего сына.

Фира привела себя в порядок, позвонила Виктору и поехала к нему.

Когда Виктор открыл ей дверь, Фира почувствовала жалость к нему: худой, в дурном костюме, в глазах – неуверенная надежда и щенячья покорность. Она ведь обрекла его на трудную судьбу, он никогда не будет счастлив.

Они сели друг напротив друга, бывшие муж и жена. Любящий и любимая.

– Том сейчас у меня, – сказала Фира.

– Напрокат дали? – сухо усмехнулся Виктор и тут же испуганно извинился: – Прости, Фира. Мне больно за тебя. Послушай. Лизонька и Валентина приезжают через неделю. Давай попробуем пожить все вместе.

Этих слов и ждала Фира. Ну что же, она его не вынуждала, он сам ей это предложил.

Фира вернулась домой, собрала вещи и перебралась с Томом в двухкомнатную квартиру, которую приготовила для Лизоньки и Валентины.

Рону она оставила сумбурную, но недвусмысленную записку. У нее не было сил объясняться с ним. Оправдываться она тоже не хотела, хотя и чувствовала себя виноватой.

До приезда «родственников» Фира успела снять и обустроить большой и удобный дом в Лонг-Айленде. Она могла это себе позволить. Да, собственно, не столько себе, сколько своей семье. Именно так – это будет ее семья. Эти люди нуждаются в ней, и пусть они не связаны кровными узами, но их сплотит и приласкает ее любовь к ним. И добрая память о Якове.

И вот через неделю все они сидели за большим столом и пили чай с малиновым вареньем, которое Валентина умудрилась провезти в Америку.

Лизонька оказалась нескладной, но обаятельной девчушкой с крупными белокурыми локонами и большими серыми глазами. Крохотный шрам от операции, которую когда-то сделала ей Фира, был почти незаметен. Фира безоговорочно стала считать ее своей дочерью, хотя и не имела на нее никаких прав, тем более что Лизонька звала Валентину мамой, а Фиру – тетей Фирой.

Но тем не менее дом с ней ожил. Лизонька щебетала повсюду, всем восторгалась, особенно ей понравилась ее комната. Попрыгала на кровати, вытащила из шкафов и перемерила с восторженным видом все обновки, которые ей приготовила Фира, «обласкала» компьютер. Но больше всего она радовалась своему названому братцу Тому, который тоже сразу потянулся к ней.

– Братик мой, – по-взрослому ворковала Лиза, лаская Тома. – Какой ты хорошенький. Американчик такой. Тетя Фира, он понимает, что я ему по-русски говорю.

– Детки любой язык понимают, – сказал Виктор. – Да, мама Фира?

– Вон моя мама, – строго поправила его Лиза и указала на дремлющую в кресле Валентину.

«Мама, – ревниво подумала Фира. – В восемьдесят лет. Прабабка».

Фира понимала: семья пока не складывается, но не отчаивалась. Время, заботы друг о друге, любовь – и все образуется. Плохое уйдет, хорошее останется.