Обхватив руками Викторию за бедра, Габриэль притянул её ближе и захватил ртом её грудь, сося её так, как если бы он питался её плотью вместо её желания.

Виктории потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что его пальцы расстегивают застежки на корсете, в то время как его рот, язык и зубы занимаются её грудью.

Едва успели соскользнуть чулки с бедер, как Габриэль схватил корсет, пальцы потянули, рот потянул. Знакомое давление потянуло её лоно.

Корсет Виктории соскользнул с плеч.

Габриэль сосал её сосок с едва чавкающим звуком. Его щеки раскраснелись, рот увлажнился. Серебряный взгляд, устремленный в её глаза, был полон нужды.

— Расскажи мне об ангелах, Виктория.

«Когда он страдает — подарите ему надежду».

Но она не знала об ангелах, она знала только о Габриэле. Она не знала слов, которые дали бы ему надежду.

История, которую читала мать маленькой Виктории, зазвучала у нее в ушах. Внезапно она поняла, какие слова подарят Габриэлю надежду.

«Я знаю это, потому что… Я хорошо знаю свой собственный цветок».

— «Всякий раз, когда хороший ребенок умирает, — Виктория-женщина сделала шаг назад и освободила руки из корсета, ее чулки сборились на щиколотках, — ангел спускается с небес и берет ребенка на руки».

Габриэль коснулся верхней пуговицы на запачканной рубашке, — мужчина, не ребенок. Его серебряный взгляд внимал каждому её слову.

Желая получить надежду. Желая быть любимым.

— «Ангел расправляет большие белые крылья, — Виктория сняла корсет, с мягким шелестом атлас упал на шерстяной ковер, — и несет ребенка по всем тем местам, где он любил бывать в течение своей жизни».

Рывком, скрипнув матрасом, Габриэль снял рубашку через голову. Темно-русые волосы вились вокруг темного соска.

Соски Габриэля были такими же твердыми, как и у самой Виктории.

Она легонько прикоснулась к ним.

Габриэль вздрогнул, но не отпрянул.

Виктория выпрямилась, дыхание участилось. Она собралась со всеми силами, которые обычно требовались, чтоб обучить чужих детей, надеясь, что их будет достаточно, чтобы выдержать предстоящие минуты, часы, жизнь…

— «Ангел объясняет ребенку, пока летит с ним, что он собирает цветы, чтобы взять их на небеса, где они будут цвести ярче, чем на земле».

Габриэль встал и расстегнул пуговицу на брюках.

На нем не было панталон.

Виктория облизнула губы, которые внезапно показались ей более толстыми, более полными…

— «Всемогущий Господь, говорит он, — продолжала Виктория, — прижимает цветы к своему сердцу, но целует только тот, который ему понравился больше всех, и тогда этот цветок получает голос и возможность присоединиться к песне хора блаженства…»

Темно-русые волосы заполнили раскрывающийся вырез.

Виктория резко подняла голову. Только чтобы увидеть макушку склоненной головы Габриэля, когда он сдернул свои брюки вниз.

— «Эти слова говорил ангел ребенку, пока нес его на небеса…»

Выпрямившись, Габриэль отбросил брюки.

Он был обнажен без чулок, цепляющихся к коленкам и без носок, скрывающих его ступни.

У него были прекрасные ступни.

Между двумя ударами сердца он опустился на колени перед Викторией, влажное дыхание опалило ей живот. Он приподнял её левую ступню.

Виктория покачнулась, падая, в попытках обрести равновесие схватилась руками за его голову, за мягкие шелковые волосы, но не смогла за них зацепиться, руки скользнули вниз, схватившись за плечи, чувствуя, как напряглись мускулы под гладкой кожей.

Кончиками пальцев Виктория чувствовала, как пульсирует обнаженная кожа Габриэля. Он поднял голову. Его дыхание целовало ей губы.

— Рассказывай дальше, Виктория.

Расскажи ему, как детская волшебная история может помочь мужчине, который в детстве никогда не слышал волшебных сказок.

Виктория пристально посмотрела Габриэлю в глаза и вкусила его дыхание. Склонившись над ним. Пойманная его потребностью и положением своего тела.

Она расскажет ему дальше.

— «Ангел и ребенок посетили хорошо известные уголки. — Габриэль снял ее левую туфельку, левый чулок, чувственно прикасаясь самыми кончиками пальцев, мягко проводя по колену, щиколотке… Виктория глотнула воздух. — Они пролетали над местами, где ребенок часто играл, и садами, полными прекрасных цветов».

Габриэль выпустил левую ступню Виктории и взялся за правую, на мгновение заставив её потерять равновесие.

Пальцы Виктории впились в жесткие мышцы его плеч.

— «Ангел спросил ребенка, — Виктория безуспешно пыталась восстановить дыхание, — какой цветок мы возьмем на небеса, чтобы посадить его там?»

Габриэль выпрямился, увлекая за собой и Викторию.

Комната наклонилась, одним движением он подхватил её на руки и поставил её на колени в центр кровати, матрас прогнулся, скрипнув пружинами.

Габриэль потянулся к серебряной баночке с презервативами, стоящей на дубовом ночном столике. Его ресницы отбрасывали темные тени на скулы.

— Какой же цветок выбрал ребенок?

Ожидая очевидного: только самые лучшие цветы были достойны расти на небесах.

— «Там был… — Габриэль накатывал презерватив на свое мужское достоинство, коричневая резина постепенно скрывала пурпурную головку члена… выпуклые голубые вены. — Стройный красивый розовый куст, но кто-то поломал ствол так, что… — Конец презерватива исчез в густых светлых волосах у основания его пениса. — Полураскрывшиеся бутоны розы поникли и завяли».

«Были ли розы в Кале?» — вдруг подумала она.

Габриэль встал левым коленом на кровать, — продавив матрас, он схватил Викторию, придерживая её тело, — она тут же ухватилась за него, — затем пододвинул и правое колено, оказавшись, таким образом, перед ней на коленях.

Грудь к груди, живот к животу, бедро к бедру.

Габриэль не шевелился, борясь с потребностью прикосновений и желанием быть свободным.

Кончик презерватива уперся ей в клитор.

Она осторожно обняла его за талию. Там тоже были сильные мышцы.

Боль скрыла серебро его глаз.

Габриэль не высвободился. Он обхватил лицо Виктории твердыми руками, с решительным взглядом, его дыхание опалило ей губы.

— Введи меня внутрь, Виктория.

Ввести его внутрь… пока она..?

Она облизала губы, смакуя его дыхание.

— Может быть, я… сначала закончу историю?

— Нет, — его дыхание лизнуло ей губы, его пенис лизнул ей нижние губы. — Я хочу, чтобы ты закончила рассказывать, когда я буду внутри тебя. Мне нужно чувствовать тебя, Виктория. Мне нужно чувствовать, как ты поддерживаешь меня внутри и снаружи. Мне нужно, чтобы ты заставила меня поверить…

Что тринадцатилетний мальчик, родившийся в сточной канаве, может быть ангелом.

Габриэль заполнил её руку горячей, покрытой резиной, плотью. Он переполнил её руку горячей, покрытой резиной, плотью.

Габриэль не умещался в узкое пространство между её бедрами.

Горячее дыхание опалило легкие Виктории, твердая плоть раскачивалась между её половых губ, скользя с каждым вздохом, с каждым движением матраса.

Такие же твердые руки скользнули вниз по ее лицу, шее, плечам, рукам… он крепко схватил её за бедра.

— Подними свое левое колено и поставь ступню на кровать, согнув ногу.

— Что тогда? — она вдохнула.

Неуклюже. Неподдельно.

Это были мужчина и женщина, дарящие друг другу свою поддержку и удовольствие.

— Затем введи меня внутрь себя, — пробормотал он, как будто от боли слова были влажными и горячими, — и опусти колено так, что ты сожмешь мой член, и тогда не останется ни одного места, где бы мы не касались друг друга.

Изнутри. Снаружи.

Виктория подняла колено, согнув ногу, и поставила ступню на шелк. Кончик резиновой головки углубился в её вход.

— Прими меня, Виктория. — Чудесные волосы ореолом окружали голову Габриэля. — Прими меня в свое тело и заставь меня почувствовать себя ангелом.

Виктория приняла Габриэля в свое тело, направляя пальцами мужскую плоть, скользящую внутрь, вдавившись сосками ему в грудь, чувствуя покалывание жестких волос на своей груди. Эластичный вход внезапно открылся и поглотил его целиком, — выпуклую головку, толстый стебель…

Виктория задыхалась. Габриэль закрыл глаза, как будто тоже не мог вынести давления.

Едва попытавшись вдохнуть, она опустила ногу. Воздух оказался запертым у неё в груди. Габриэль полностью наполнил её, — влагалище, лёгкие…

Черные ресницы взметнулись вверх.

— Расскажи мне про розовый куст.

Розовый куст?

В отчаянии Виктория схватилась за его плечи, с трудом собираясь с мыслями, — на чем же она остановилась?

— «Ребенок… ребенок хотел взять поврежденный розовый куст с тем, чтобы… чтобы он цвел на небесах».

С каждым словом Виктория могла чувствовать, как Габриэль вибрирует внутри её влагалища, скользя между её половых губ.

— «Тогда ангел взял розовый куст и поцеловал ребенка в закрытые веки, чтобы разбудить его, потому что малыш уже спал. — Горячие влажные губы поцеловали левое веко Виктории. Слезы наполнили её глаза, просочившись из влагалища. — Затем ангел собрал несколько прекрасных цветков, несколько обыкновенных лютиков и анютиных глазок».

Мягкими, как лепесток, губами Габриэль поцеловал правое веко Виктории, её дрожащие ресницы. Поцелуй насквозь пронзил её влагалище.

— «Ребенок сказал, — Виктория сжала бедра вместе, дыхание Габриэля шло сквозь неё. — Ребенок сказал: „У нас достаточно цветов“, но ангел только кивнул, он не полетел на небеса». Габриэль…

Наслаждение нарушило её дыхание.

Агония в глазах Габриэля отступила.

— «В большом городе было темно и тихо. — Она впилась ногтями ему в плечи, стараясь изо всех сил сконцентрироваться на истории, а не на мучительном наслаждении, что дарил ей Габриэль. — Ангел парил над маленькой узкой улочкой. Но ребенок мог видеть только… кучи соломы… разбитые пластинки… куски штукатурки, лохмотьев, старых шляп и … другой мусор».